Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
– Иуда, брат мой, пощади… – прошептал Иисус.
– Ты опустошил мою душу, сын плотника, и ждешь милосердия. Иногда мне хочется выть, подобно вдове, и биться головой о землю. Будь проклят день, когда я встретил тебя и ты наполнил мое сердце надеждой. Ты вел нас за собой и проповедовал о Царстве Небесном. Мы были бедны, но свободны и счастливы. Нам хватало и маковой росинки, чтобы насытиться. Однажды у нас было с собой пять хлебов. Мы накормили ими тысячную толпу, и оставалось еще двенадцать полных корзин. А звезды… Как они сияли нам! Нет, то были не звезды, то были ангелы. Нет, не ангелы, мы сами, мы – твои ученики. И ты был в центре, как северная звезда, а мы танцевали вокруг!.. Помнишь, ты взял меня за руку и попросил: «Предай меня, я должен быть распят, чтобы воскреснуть и спасти мир!»
Иуда замолчал, чтобы перевести дыхание. Раны его открылись и начали кровоточить. Ученики слушали, склонив головы, пытаясь воскресить в памяти давние времена.
Слезы блеснули в глазах Иуды. Смахнув их сердито, он продолжил:
– «Я агнец Божий, – блеял ты, – иду на заклание, чтобы спасти мир. Иуда, брат мой, не бойся. Смерть – это врата бессмертия. Я должен войти в них. Помоги мне!» Я любил и верил в тебя столь сильно, что согласился донести на тебя. Но ты… ты… – На губах Иуды выступила пена. Он схватил Иисуса за плечо, тряхнул яростно и прижал к стене. – Почему ты здесь? Почему не распят? Трус! Изменник! Предатель! Где твой стыд?
– Не кричи, – взмолился Иисус. Пять ран на его теле, затянувшихся много лет назад, вновь открылись…
– Иуда Искариот, – вмешался Петр, – у тебя нет жалости! Или не видишь ран на его ступнях и ладонях, не видишь крови? Приложи руку к ране, которая у него под сердцем, если не веришь собственным глазам.
Иуда рассмеялся, плюнул и закричал:
– Нет, сын плотника, меня так просто не проведешь. Все это проделки твоего Ангела-хранителя.
Иисус вздрогнул:
– Моего Ангела-хранителя?
– Да. Это твой Ангел-хранитель, Сатана, оставил у тебя на ладонях, на ступнях и на боку красные пятна, чтобы обмануть всех, и тебя тоже. Что ты молчишь? Трус! Предатель!
Иисус закрыл глаза. Голова у него кружилась. Он собрал все силы, чтобы удержаться на ногах.
– Иуда, – голос его дрожал, – ты всегда был непокорным и неистовым, считал, что человеку под силу все. Ты забыл, что душа человеческая – это стрела. Она устремляется в Небеса, но все равно падает на землю. Жить на земле – значит терять свои крылья.
Иуда взорвался от ярости:
– И это говоришь ты, сын Давидов, Сын Божий, Мессия! Постыдись! Жить на земле – значит есть хлеб и обращать его в крылья; пить воду – и обращать ее в крылья. Жить на земле – значит постоянно отращивать крылья. Это не мои слова, а твои собственные, предатель! Или ты уже забыл их?
Где ты, Матфей-писец? Иди сюда. Раскрой свои свитки, ведь ты никогда не расстаешься с ними, как я с моим ножом. Время, жучки и пот порядком подпортили их, но, думаю, несколько слов еще можно прочесть. Пусть этот человек послушает и вспомнит. Однажды ночью к нему тайно пришел знатный сановник из Иерусалима по имени Никодим и спросил: «Кто ты, чем занимаешься? Откройся». Помнишь, что ты ответил ему, сын плотника? «Я тот, кто помогает обрести крылья!» И когда ты сказал это, мы все почувствовали, как у нас вырастают крылья. А теперь ты скулишь: «Жить на земле – значит терять свои крылья». Прочь с глаз моих! Трус! Если жизнь не знает грома и молний, зачем она нужна? Не приближайтесь ко мне, Петр и Андрей. Не кричите, Марфа и Мария. Я не трону его. К чему? Разве вы не видите? Это труп. Ваш учитель давно уже умер. Он стоит, разговаривает, ноет, но это лишь труп. Может, Господь и простит его, но только не я. Пусть кровь, слезы и пепел Израиля падут на его голову.
Ученики повалились на землю. Силы оставили их. Воспоминания о Царстве Небесном, престолах и величии обожгли память, и они разрыдались.
Иисус тоже не мог сдержать слез.
– Иуда, брат мой, прости меня! – Он бросился, чтобы обнять рыжебородого, но Иуда с отвращением отстранился:
– Не прикасайся ко мне. Я больше никому и ни во что не верю. Ты опустошил мою душу!
Иисус обернулся, ища поддержки. Женщины, распустив волосы, лежали на земле и рыдали. Ученики глядели на него с гневом и ненавистью. Арапчонок исчез.
– Ты прав, Иуда. Я предатель, отступник, трус. Теперь я понял это. Ничто меня не спасет. Да, я должен был взойти на крест, но испугался и бежал. Простите меня, братья. Я обманул вас. О, если бы я мог все переменить! – Он бросился на землю рыдая и стал биться головой о камни. – Друзья мои, старые верные товарищи! Я погиб, пропал! Я протягиваю вам руку. Неужели никто из вас не пожмет ее? Не скажет мне ни слова утешения? Никто? Никто? Даже ты, Иоанн, возлюбленный? Даже ты, Петр?
– Что я могу сказать? – всхлипнул Иоанн. – Какими чарами ты одурманил нас, сын Марии?
– Ты обманул нас, – сказал Петр, утирая слезы. – Иуда прав. Ты не сдержал слова. Вся наша жизнь пошла прахом.
– Трус! Отступник! Предатель! – в один голос закричали ученики.
Матфей недовольно ворчал:
– Вся моя работа впустую, впустую, впустую… С каким старанием я согласовывал твои слова и поступки с пророчествами. Это давалось нелегко. Но я говорил себе, что в будущем в синагогах верующие будут открывать толстые украшенные золотом книги и говорить: «Сегодня мы прочтем отрывок из Святого Евангелия от Матфея». Эта мысль окрыляла меня, и я трудился. Но мечты мои не сбылись. Будь проклят ты, неблагодарный, невежда, предатель! Тебя следует распять хотя бы для того, чтобы спасти эту рукопись!
Снова послышались визгливые голоса:
– Трус! Отступник! Предатель!
– Трус! Отступник! Предатель!
И тут Фома бросился к учителю:
– Я не покину тебя, равви. Пускай все отвернулись от тебя и называют предателем! Колесо оборачивается, и я дождусь, когда оно обернется снова.
Петр встал:
– Пойдемте! Веди нас, Иуда!
Иисус лежал ничком, раскинув руки. Старики, тяжело дыша, поднимались с земли и один за другим покидали двор, грозя кулаками и крича:
– Трус! Отступник! Предатель!
Иисус с усилием открыл глаза и огляделся. Он был один. Дом, двор, деревья, ворота, селение – все исчезло. Не осталось ничего, кроме забрызганных кровью камней под ногами и смутно черневшей в отдалении огромной толпы, окутанной мглой.
Иисус напряг все силы, пытаясь вспомнить: где он, почему чувствует такую боль? Хотел закричать… Но не смог разжать губы. В глазах потемнело, он начал терять сознание.
Внезапно перед его лицом закачалась пика, и влажная губка мазнула по губам и ноздрям. Иисус почувствовал терпкий запах уксуса. Он глубоко вдохнул, поднял глаза к Небесам и громко, что было сил, крикнул: «ЛАМА САВАХФАНИ!» – и тут же в изнеможении уронил голову.
Его мучила боль в ладонях, ступнях и сердце. Постепенно туман перед глазами рассеялся, и он увидел терновый венец, кровь и крест. Впереди во мгле сверкнули золотые серьги и ослепительно белый оскал зубов. Послышался язвительный смех, и все исчезло.
Иисус остался один. Он висел в воздухе, его бил озноб.
Внезапно он вспомнил все: кто он, где и почему его мучит боль. И сразу великая, безудержная радость охватила его. Нет, нет, он не трус, не изменник, не предатель! Он не отступил. Сдержал обещание. Принял страдание на кресте. Но когда Иисус крикнул: «ИЛИ, ИЛИ», силы на какой-то миг оставили его – им овладело Искушение и увело с праведного пути. Так, значит, земные радости, жены, дети и эти дряхлые старцы, проклинавшие его, – всего лишь сон, видение, соблазны Лукавого. Его ученики спаслись и теперь по всему миру разносят Благую Весть.
– Свершилось! – вырвался из груди Иисуса победный крик. И было это так, как если бы он сказал: «Началось!»
