Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
Мария заплакала. Иисус погладил ее руку:
– Пока ты держишь свой сон в себе, он будет терзать тебя изнутри. Расскажи, что тебя мучит. Освободись.
Мария тяжело вздохнула:
– Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Слишком ярко светила луна. Лишь к рассвету я уснула. Мне приснилась птица… Нет, не птица, шестикрылый серафим, из тех, что окружают престол Господа. Серафим подлетел ко мне, обхватил своими крыльями и, приблизив клюв к моему уху, заговорил… Равви, прости, я не могу продолжать.
– Успокойся, Мария. Чего ты боишься? Я здесь с тобой. Так что же сказал серафим?
– Что все это лишь…
Мария в отчаянии прижалась к коленям Иисуса.
– Продолжай, Мария.
– …сон, – выдохнула она и заплакала.
Иисус вздрогнул:
– Сон?
– Да, равви. Всего лишь сон.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты, я, Марфа, наша любовь и дети… Все это – ложь, обман, призрачные видения, посланные Искусителем, чтобы обмануть нас! Он обратил сон, смерть и воздух в… Равви, помоги мне!
Мария упала на землю без чувств. Марфа бросилась к сестре и натерла ей виски розовым уксусом. Мария пришла в себя, открыла глаза, и, когда увидела Иисуса, губы ее шевельнулись.
– Нагнись, равви, – сказала Марфа. – Она хочет тебе что-то сказать.
Иисус наклонился над Марией и поднял ей голову.
– Что ты сказала, любимая? Я не расслышал.
Мария собрала все силы:
– А еще он сказал, что тебя, равви…
– Говори!
– Распяли! – выдохнула она и снова лишилась чувств.
Марию отнесли в дом и уложили на постель. Марфа осталась с ней. Иисус вышел за ворота и направился в поля. Он задыхался. Сзади послышались шаги. Иисус обернулся и увидел арапчонка.
– Что тебе нужно? – рассердился он.
– Я боюсь оставлять тебя одного, Иисус Назорей. – Глаза арапчонка блеснули. – Ты можешь потерять разум, дать волю чувствам.
– Ну и пусть. Я хочу этого.
Арапчонок рассмеялся:
– Разве ты женщина, чтобы доверять снам. Это женшины плачут от всего, даже от счастья.
– Ты прав, а теперь помолчи.
Они поднялись на зеленый холм. Всюду в траве пестрели алые цветы ветрениц и желтые маргаритки. Воздух был напоен запахом чабреца. Внизу, среди маслин, Иисус увидел свой дом. Над крышей поднимался дымок. Иисус вздохнул с облегчением. Значит, женщины успокоились и снова хлопочут у очага.
– Пойдем обратно, – сказал он арапчонку. – И не будем им ничего говорить. Женщины слабы и нуждаются в сочувствии.
Прошло несколько дней. Как-то субботним вечером Иисус сидел на крыльце, держа на коленях самых младших сына и дочь. С утра шел дождь, но к полудню распогодилось, и теперь ветер гнал на запад легкие вишневые облака. В просветах между ними проглядывало небо, изумрудно-зеленое, как тучный луг. На крыше ворковали два голубя. Мария сидела подле Иисуса. Ее налитые груди вздымались.
На дороге показался путник. Он был навеселе и слегка покачивался. Увидев Иисуса, путник остановился и рассмеялся.
– А, мастер Лазарь! – Язык его заплетался. – На тебя любо-дорого поглядеть. Счастливчик! Годы бегут мимо твоих ворот, а ты восседаешь, точно патриарх Иаков в окружении своих жен, Лии и Рахили. Не так ли и у тебя две жены – Мария и Марфа? Одна, говорят, хлопочет по хозяйству, другая заботится о тебе. Ну а ты занят заботами о дереве, земле, женах и Боге. Может, хоть раз выглянешь за порог, посмотришь, что делается в мире… Ты слышал о Пилате? О Понтии Пилате? Чтоб ему на том свете кипеть в горящей смоле!
Иисус узнал подвыпившего путника и улыбнулся:
– Симон Кирениянин, верный Богу и вину. Ну здравствуй! Садись. Марфа, чарку вина моему старому другу.
Путник опустился на скамью и обеими руками взял кубок.
– Все меня знают, – сказал он гордо. – Никто не обходит стороной мою харчевню. Видно, и ты заходил ко мне, мастер Лазарь. Но не сбивай меня. Мы говорили о другом. Я спрашивал, не слышал ли ты о Пилате. О Понтии Пилате. Видел его когда-нибудь?
Арапчонок вышел во двор и, прислонившись к двери, прислушивался к разговору. Иисус напряг память.
– Серые ястребиные глаза, презрительный смех, золотой перстень… Больше я ничего не помню. Ах да, еще серебряный таз. Он омывал над ним руки. Вот и все. Наверное, мне это приснилось. Ты напомнил мне сон, Кирениянин, давний мучительный сон.
– Говорят, сны значат для Господа больше, чем реальность. Так вот, Господь наказал Пилата, – будь он проклят! – его распяли!
Иисус ахнул:
– Распяли?!
– Поделом ему! Вчера на рассвете Пилата нашли распятым на кресте. Видать, умом повредился.
Мария, увидев, что Иисус побледнел, прижалась к нему и погладила колени.
– Милый, ты устал. Поди приляг.
Солнце село. Потянуло прохладой. Кирениянин осовел и с трудом ворочал языком. Арапчонок подхватил его под руки, поднял и вывел за селение.
– Ступай откуда пришел, старый пропойца, – буркнул арапчонок сердито и указал на дорогу в Иерусалим.
Встревоженный, он вернулся обратно. Иисус лежал в мастерской и глядел в оконце. Марфа готовила ужин. Мария кормила грудью малыша и с беспокойством поглядывала на мужа. Арапчонок приблизился к Иисусу, глаза его горели.
– Ушел. Пустобрех. Наплел невесть что.
Иисус кусал губы. Он посмотрел на мальчика, хотел спросить что-то, но тот прижал палец к губам и улыбнулся:
– Спи.
Веки Иисуса опустились, морщины на лбу разгладились – он уснул.
На следующее утро, открыв глаза, Иисус почувствовал радость и облегчение, словно избежал какой-то опасности. Арапчонок уже встал и убирал мастерскую. На губах у него играла улыбка.
– Отчего ты смеешься? – спросил Иисус, подмигнув ему.
– Я смеюсь над вами, людьми, Иисус Назорей, – ответил арапчонок, приглушив голос, чтобы не слышали женщины. – Вся ваша жизнь – сплошной страх. Вы словно идете по канату, протянутому над пропастью.
Иисус улыбнулся:
– Вчера я споткнулся на этом канате, но спасся!
В комнату вошли Марфа и Мария, и разговор переменился. Женщины затопили очаг; день начался; со двора доносился веселый гомон – дети играли в жмурки.
– Марфа, Мария, неужели у нас столько детей? – улыбнулся Иисус. – Двор стал слишком тесен. Пора или расширять дом, или перестать рожать.
– Ну что ж, значит, расширим дом, – ответила Марфа.
– Вы только посмотрите на них! Точно белки, карабкаются на стены и деревья во дворе. Благословенно чрево женщины. Оно, как у рыбы, полно икры, и в каждой икринке – человек. Мы победили смерть.
– Смерть не страшна нам, любимый. Ты только береги себя, – сказала Мария.
Иисус улыбнулся. Этим утром Мария была особенно хороша. Она еще не отошла от сна и, стоя перед мужем, расчесывала волосы. Иисусу захотелось подзадорить ее.
– Мария, разве ты не боишься смерти? Не тревожишься о том, что ждет тебя в ином мире? Не молишь Господа?
Мария встряхнула длинными волосами и рассмеялась:
– Пусть думают о смерти мужчины. Я не молю Господа, не стучусь в Его врата, выпрашивая, как нищенка, вечного блаженства. У меня есть муж, которого я люблю. Мне хорошо в его объятиях, и не нужно другого Рая. Заботы о вечном – удел мужчин.
– Милая, но земля всего лишь маленькая лачуга. Неужели ты хочешь запереть себя в ее стенах?
– Женщине нужны границы. Она вместилище, а не источник.
Вбежала встревоженная Марфа:
– Равви, в селении появился какой-то горбун, маленький, толстый, кривоногий. Он спрашивает о тебе и будет здесь с минуты на минуту.
Влетел запыхавшийся арапчонок:
– Еще один пришел сотрясать мир. Я запер ворота от греха подальше.
Иисус недовольно посмотрел на мальчика:
– Чего ты испугался? Почему его надо бояться? Отопри ворота.
Арапчонок подмигнул ему:
– Прогони его.
– Почему? Кто он?
– Прогони, – повторил арапчонок, – и не спрашивай.
Иисус вспыхнул:
– Разве я не волен поступать как хочу? Отопри ворота.
На улице послышались шаги. В ворота постучали. Иисус вышел во двор.
– Кто там?
– Откройте посланцу Господа, – ответил высокий резкий голос.
Ворота распахнулись. На пороге стоял маленький толстый горбун, еще не старый, но совершенно лысый. Глаза его горели. Женщины, выбежавшие из дома, в ужасе отпрянули.
– Возрадуйтесь и возликуйте, братья! – закричал горбун, широко раскинув руки. – Я принес вам Благую Весть!
Иисус напряженно вглядывался в лицо незнакомца, пытаясь вспомнить, где уже видел его. Холодок пробежал у него по спине.
– Кто ты? Мне кажется, я встречал тебя прежде. Но где? Во дворце Каиафы? Или на распятии?
Арапчонок усмехнулся:
– Это Савл, кровожадный Савл.
– Савл? – в ужасе отпрянул Иисус.
– Я был им, но теперь я Павел. Я прозрел. Мне открылся свет истины – благословение Господу! Я спасся и теперь сам несу спасение миру. Не Иудее, не Палестине, а всему миру! Я разнесу Благую Весть через моря и страны. Не качай головой, мастер Лазарь. Не улыбайся. Я говорю правду. Я спасу мир.
