Дин Кунц - Эшли Белл

Или, не исключено, сейчас распадается иной занавес – между ее жизнью в том виде, в каком она сложилась, и жизнью, какой она должна была быть, если бы не… Пропасть, над которой Биби в настоящее время стояла, называлась истиной.

Тело ее болело после побоев от рук человека, позже убитого ею. Ухо жгло огнем. Тайленол остался в «хонде». Не важно. Боль ей не помеха. Она только обострит ее чувства, заставит быстрее соображать.

Густой туман оказывал отчаянное сопротивление свету. Луч фонарика был здесь бессилен. Туман не только стлался, клубился и растекался по земле, он приставал к окружающим предметам так, как не свойственно этому мареву. Среди всеобщей сумрачной расплывчатости более плотные образования мглы, подобно мху на складе инструментов, возникали на поддонах для транспортировки строительных блоков и сложенных в кучу ящиков с тротуарной плиткой. Туман закутывал в саван одноковшовые экскаваторы, вилочные погрузчики и прочее оборудование наподобие того, как хозяева закутывают мебель в доме в конце сезона.

Она заметила, или это ей только показалось, что в клубящемся тумане быстро передвигались тени. Они бежали по бокам от нее, белесо-серые, лишенные ясных очертаний, низкорослые, словно собаки или американские рыси. Нет, они не были ни собаками, ни рысями. Они были изящнее собак и больше рысей. А еще они показались ей больше койотов. Было в них что-то от волков. Биби не видела блеска их глаз, словно эти сущности являлись всего лишь тенями той беды, что заполонила ее разум. Они передвигались бесшумно, словно призраки.

В дневном свете все здесь должно казаться просто громадным, однако в сумраке окружающее принимало поистине исполинские размеры, прямо округ в округе Ориндж. Биби скорее чувствовала, чем видела вздымающиеся ввысь законченные и недостроенные здания, возведенные по проекту, макет которого разглядела в окне фургончика-трейлера. Дважды девушка натыкалась на большущие подъемные краны, уравновешенные массивными балластами. Их стрелы терялись в тумане подобно восстановленным скелетам динозавров из юрского периода.

Биби преодолевала путь черепашьим шагом, направляясь на восток, туда, где заканчивался огороженный строительный участок. Там, судя по всему, была уже достроенная часть комплекса. Строительство началось на востоке участка, а затем передвигалось на запад. Временами утоптанная земля уступала место выложенным плиткой дорожкам. Сквозь мутный, медленно перемещающийся туман проглядывались площади, мощенные известняком с узором из кварцита и гранита. Биби обошла фонтан футов пятидесяти в диаметре. Пока что в нем воды не было. Из тумана вырисовывались неясные очертания нескольких дельфинов, словно выпрыгивающих из воды спина к спине. Когда подадут воду, скорее всего, из них будут бить струи.

Биби уже боялась, что заплутала в аморфном лабиринте, который обманул ее, постоянно меняясь у нее перед глазами, когда увидела впереди огоньки. Сперва они показались ей бледными и загадочными. Два ряда больших сфер плавали в воздухе. Первая находилась на расстоянии примерно футов пятнадцать над землей, вторая – на таком же отдалении над первой. Они становились ярче по мере приближения. Биби заподозрила, что это совсем не парящие сферы, а окна-иллюминаторы диаметром в шесть-семь футов. Ее подозрения подтвердились, когда, подойдя ближе, она разглядела расходившиеся лучами из центра горбыльки оконных переплетов, на которые крепились четвертушки стекол.

Хотя первоначальное впечатление о здании сложилось у нее лишь благодаря размеру и расположению его огромных окон-иллюминаторов, на ум Биби тотчас же пришло сравнение с огромным судном. Девушка приближалась к нему с благоговейным страхом. Так, должно быть, в 1912 году чувствовал себя всякий, подходя со стороны доков к вздымающемуся ввысь «Титанику». Даже приблизившись на расстояние нескольких ярдов, когда стало понятно, что никакой это не корабль, девушка все же не могла хорошо его разглядеть. Впрочем, Биби не оставляло ощущение, что здание должно по длине быть с футбольное поле, если не больше, иметь сводчатую крышу, как в авиационном ангаре, без окон на первом этаже. Идя вдоль стены строения, она прикоснулась рукой к закругляющейся поверхности. Оказалось, здание обшито металлическими листами. На одинаковом расстоянии друг от друга Биби нащупала участки, где сваривали вместе отдельные листы стали.

Ко времени, когда она добралась до угла постройки и обнаружила гладкую стену, большое количество похожих на волков преследователей, не то реальных, не то воображаемых, обступило ее. Казалось, их специально тренировали для того, чтобы они охраняли именно это здание, в которое Биби теперь стремилась попасть. Они были тенями теней, явно бестелесными. Однако теперь до ее слуха долетели тихое дыхание и царапанье когтей о тротуарную плитку. В руке у нее был зажат пистолет, влажный от тумана и, возможно, крови Хофлайн-Воршак, но Биби очень сомневалась, что пули помогут отбиться от призрачной стаи, хотя бы от одного из фантомных существ.

Тусклый луч ее фонарика осветил матовую поверхность стальной двери восьми футов в высоту и пяти в ширину. Наверху она была закруглена и защищена небольшим навесом. Несмотря на современные материалы, от двери веяло средневековьем. Нигде не было видно ни ручки, ни замочной скважины, ни даже щели, в которую полагалось засовывать карточку-ключ. Единственным возможным местом разблокировки замка было большое овальное углубление на широкой стальной раме, обрамляющей дверь.

Биби несколько секунд стояла, признавая свое поражение, а затем вспомнила. Из кармана блейзера она извлекла электронный ключ с прикрепленным к нему брелоком, в середине люцита которого покоилась мертвая оса.

Дом на Камео-Хайлендс был обителью музыки в той же мере, как дом Тобы Рингельбаум служил храмом книг. Ганеш Пател, легенда серфинга и аудио-видео-кудесник, спроектировал, смонтировал и продал много музыкальных систем, рассчитанных на покрытие всего жилища клиента, но у себя дома он имел в каждой комнате независимую от других систему. Это обеспечивало идеальную громкость, чистоту и отражение звука. При этом Ганеш все время что-то менял и усовершенствовал.

Когда Пэкс и Пого приехали забрать отремонтированный диктофон, гостиная гремела музыкой, которую Пэкстону никогда еще не доводилось слыхивать. Это был гавайский свей под гитару и электронное пианино. Образовавшееся нагромождение звуков казалось достойным мотауна[105]. Исполнителем песни мог быть Элтон Джон, если бы, конечно, он родился в Нашвилле и вырос на записях Джонни Кэша[106]. Но в общем воспринималось это совсем не плохо. Ганеш уменьшил громкость ровно настолько, чтобы можно было общаться без крика.

– Этот маленький щенок, – заявил хозяин дома, протягивая им лежащий на ладони диктофон, – был крутым для своего времени. Ты чувствовал себя тузом и навороченным, словно суперагент. Если приходилось его прятать, диктофон записывал и то, о чем базарили в противоположной стороне комнаты. Даже если нужно было взять у кого-то интервью в открытую, такой щенок на столе придавал происходящему вид встречи на явочной квартире.

– А можно сделать тише? – попросил Пого.

Ганеш, улыбнувшись, отрицательно покачал головой.

– Не выйдет.

Мужчина был худым, черноволосым, сильным и проворным. Так, должно быть, выглядел его дед по отцовской линии, который на улицах Нью-Дели гипнотизировал кобр не только с помощью традиционной флейты, но и посредством одних лишь рук. Кобры впадали в транс и не кусали своего заклинателя. Точно не известно, был или не был его дед заклинателем змей. Быть может, он на самом деле умел щелчками и поглаживанием своих рук доводить кобр до состояния транса, а может, не мог. Кое-кто утверждал, что Ганеш родился и вырос в Бостоне. Уже три поколения его семьи владели сетью ресторанов. Единственный его контакт с Индией произошел в двадцатиместном кинотеатре, располагавшемся в семейной резиденции, где мальчик смотрел музыкальные фильмы, снятые в Болливуде. Густые черные волосы, тонкие черты лица и большие выразительные глаза пользовались успехом у женщин, но если он чувствовал, что очередная красавица, на которую запал, положительно воспримет экзотику, то начинал вещать о подлинном или мнимом экзотическом прошлом своей семьи. Никто, даже женщины, не обижались и не разочаровывались, узнав о выдумках, коими он приукрасил свою биографию. Уж слишком веселым, кипучим энергией и приветливым человеком он был.

– А тот старый чувак на пленке, он приходится Биби дядей или кем? – спросил Ганеш.

– Ее дед, – объяснил Пэкс, – отец Нэнси.

– Ух ты! Ну, он явно скорее дедуля Мюнстер, чем дедуля Уолтон[107]. Он что, был алкашом или сидел на грибочках?

– Морской пехотинец в отставке, – сказал Пэкс. – Я никогда не знал его лично. Он умер намного раньше, чем я появился на горизонте. Биби его очень любила… Музыка слишком громкая.