Юрий Трещев - Избавитель
— Мучает боль в паху, с которой я, наверное, уже не расстанусь до самой смерти… что еще?..
— Случилось еще несколько самоубийств…
— Эти бесконечные дожди всех сводят с ума…
— Кажется, кто-то стучит… ты кого-то ждешь?..
— Нет… — пробормотал Пилад. Все чувства его смешались, стало смутно и тревожно на душе, словно что-то нависло над ним, какая-то тяжесть. Без сил он откинулся на спинку кресла.
— Что с тобой?..
— Не знаю, последнее время со мной творится что-то непонятное, все раздражает… ночью приснился какой-то кошмар…
Стук повторился и в комнату вошел мальчик 13 лет.
— Ты кто?.. — Пилад уронил очки от близорукости, потер нос. Нос у него был длинный, тонкий и лоснился.
— Я Георгий… — сказал мальчик тихо и внушительно.
— И что тебе нужно?.. — Пилад поискал на столике очки, подслеповато сощурился. Засохший венок из маргариток, бабочки, как летучие камелии, они запутывались в складках кисеи и бились в стекло, чей-то профиль, силуэт. Он все еще искал очки. Силуэт сгустился в нечто зримое, осязаемое, конкретное. Это была девочка, тонконогая, в переливчатом платье и в берете. Она застыла в ожидании.
— Я же сказал тебе, жди меня за дверью… — Мальчик подтолкнул девочку к двери.
— Никуда я не пойду… — Девочка капризно дернула острым плечиком и села на кушетку, зажав руки между колен.
— Так вот ты какой… — сказал мальчик, обернувшись к старику и протирая глаза.
— Какой?.. — переспросил Пилад упавшим голосом.
— Мне сказали, что ты такой старый, что уже не стареешь…
— Это миф, однако, не все так просто… — Пилад порылся в ворохе газет, писем, нашел тарелку с черносливом и сушеными грушами. — Иногда и дети смердят, как старики, а старики умирают детьми и для них смерть — что-то вроде бессмертия…
— Можно мне ее тронуть… — спросила девочка, разглядывая заводную балерину, которая стояла на комоде. Створка окна медленно, с жутковатым скрипом открылась и захлопнулась. Девочка испуганно обернулась и увидела в простенке между окнами тонко написанный портрет девочки на фоне горного пейзажа. — Это же наша учительница… какая она здесь красивая…
— Она ангел… — Пилад опустился на кровать. На минуту он заснул и проснулся, вспоминая неправдоподобно синее небо, ангелов и свои ощущения от полета. Последнее время он часто видел этот сон.
— Это письмо нужно срочно передать по линии… — сказал Георгий, строго подняв брови.
— Так ты почтальон… а кто автор послания?..
— Твой ученик…
— Вот как…
— Ну, мы пошли… пошли-пошли… — Георгий увлек девочку за собой.
Пилад надорвал конверт с монограммой. Почерк был уже знакомый, нетвердый, «р» и «д» с крючками.
«Господин Тайный Советник!
Простите меня за эти каракули. Последнее время я плохо себя чувствую и во многих отношениях не знаю ни того, что я хочу, ни того, что должен делать.
Сравниваю себя с неким духом, говорящим поневоле, и посылаю с нарочным это письмо, относительно значимости и ценности которого возможно лишь одно мнение.
Они не нашли ни предлога, ни способа как устранить от власти Тиррана и готовят заговор, уже пишут нашу историю, отвечающую их замыслам в главных своих событиях.
. Нашлось 13 человек, одержимых властью и достаточно честных, чтобы друг друга не предавать. Пока я не могу назвать их имена и титулы.
Старика они собираются использовать в роли ширмы, а Жанну, внебрачную дочку Тиррана, как некую хитрость или обольщение.
Не знаю, на что они рассчитывают, но при некотором стечении обстоятельств и невозможное осуществляется совершенно естественным путем.
Если же это фарс, нужно лишь и далее разыгрывать его и говорить здесь больше не о чем.
Читаю мемуары Старика и сам постепенно превращаюсь в какой-то вымысел. Такое впечатление, что Старик иногда ощущал в себе чью-то чужую жизнь, которая преследовала его собственную.
И что за странная мысль требовать от истории поводов, причин и взаимосвязи событий в частностях.
Погода угнетает. Развлекает лишь вид из окна. Открывается весьма тусклый и пустынный пейзаж, однако облачное небо представляет самые разнообразные зрелища.
Я еще дам знать о себе. Будьте здоровы…»
Какое-то время Пилад сидел точно мертвый, внезапно оживился, встал и попытался сообразить, сориентироваться, где выход. Комната была какая-то странная, с размытыми углами, в ней не было ни окон, ни дверей. Голые, пустые стены, на которых темнели пятна от снятых фотографий и картин.
«Где я?.. — Гнетущая тоска и отчаяние на мгновение лишили его способности что-либо понимать. Он завыл, царапая, обрывая обои. — Нет, только не это…» — Он попытался успокоиться, лег ничком, уткнувшись лицом в ладони, как в подушку. Иногда он вздыхал и вслух бормотал что-то. Прошел час или два. Рука его безвольно свесилась…
4
В комнату заглянул слуга, скуластый, настороженный. Всего несколько дней он служил Савве вместо Прокла, которого нашли в зимнем саду под пальмовыми листьями и слоем птичьего помета. Меняя воду в птичьих клетках, он упал с лестницы. Слуга стоял и ждал. Он не осмеливался подойти ближе. Уныло, словно за упокой, башенный часы пробили полдень. Савва не пошевелился. Он лежал как мертвый. Слуга не знал, что и подумать. На полу у кровати поблескивали очки от близорукости, шелестела раскрытая книга. На столике в вазе с мутной водой увядали розы. Пересиливая невольную дрожь, как это бывает при виде покойников, слуга кашлянул, переступил с ноги на ногу и еще раз кашлянул. Вода переливчато заплескалась. Послышалось сопение, какое-то собачье повизгивание. Савва привстал, спустил босые ноги на пол.
— Кто здесь?.. вон, вон отсюда…
— Но…
— Вон, вон, нечего тебе на это смотреть…
Слуга попятился к двери. Пятясь, он наткнулся на незнакомца в полевой форме без знаков отличия. Поразило его лицо и руки, маленькие, как у ребенка, и сходство с портретом Старика, который с некоторых пор висел над его кроватью.
Савва протер глаза. Некстати вспомнился сон. Во сне он умер и как бы со стороны наблюдал за церемонией собственных похорон, даже заглядывал в яму, почему-то вырытую для него на еврейском кладбище. Как оказалось, во сне он был не Саввой, а Проклом. Вернувшись с кладбища и сдернув креп с зеркала, он не поверил своим глазам. Роза в петлице, тоскливые обезьяньи глаза Прокла, его тонкие губы, пальцы, изуродованные подагрой. Они ощупывали лицо…
Дверь приоткрылась и в комнату вошла дева из приюта. Минуту или две Савва наблюдал за ней, как она меняла цветы, потом рассматривал свои руки, они подрагивали. Он тронул грудь, живот, мягкий и податливый, как у покойника.
Неожиданно открылось окно. В комнату ворвался запах сырости и невнятный шум дождя. Савва повел плечами, пересиливая невольную дрожь. Сырость как будто проникла до самых костей.
«Странно, она совсем не обращает на меня внимания… я что, на самом деле умер?..» — подумал он, все еще пребывая в смятении, и пробормотал уже вслух:
— Скажи им, что они заблуждаются, я не Прокл, я Савва… они похоронили наваждение… — Последнюю фразу он почти прокричал не своим голосом.
— О чем это вы?.. — Дева из приюта обернулась. Она приходила по понедельникам и средам с цветами и новостями о Старике. Иногда он появлялся в коридорах Башни и сам. Это случалось в лунные ночи. Савва просыпался в страхе, обливаясь холодным потом, с жутким ощущением, что Старик разглядывал его во сне, хотя дверь была заперта на семь замков и семь задвижек. Бледный, изможденный и очень усталый, Старик был не совсем здоров, его мучила астма и подагра. Хромая на обе ноги, он бродил по коридорам Башни, неумолимо и монотонно бряцая колокольцами, пришитыми к полам персидского халата. Он выпускал птиц из клеток, рассыпал не успевшие завянуть за ночь цветы, задувал лампы, хлопал запертыми на замки и задвижки дверями, отнимая сон у спящих. Иногда он играл с двойниками Саввы в домино, поглядывая на дверь спальни, где когда-то он сам спал и плакал по ночам от страха, не стыдясь своих слез. Он был рад, как милостыни, если кто-нибудь из двойников Саввы наливал ему стакан вина…
Кто-то осторожно кашлянул за гардинами, прикрывающими дверь.
— Кто там еще?.. — Савва недовольно сдвинул брови.
— Это я… — Пилад вышел из тени. Савва близоруко сощурился. Он давно не видел Пилада и с трудом узнал его. Пилад изменился. Он высох, стал еще ниже ростом, лицо бледное с прозеленью, под глазами черные круги.
«Его точно сглазили… — подумал Савва и, скосив глаза, невольно глянул на портрет Старика. — Просто поразительное сходство, вылитый Старик, как две капли воды… правду говорят, что собаки и слуги похожи на своих хозяев… странно, мне холодно, а ему жарко… и зачем он напялил на себя эту форму… похоже, дурные новости… и день дурной… ну, конечно же, сегодня среда…» — Савва глянул в окно. Небо было темное и низкое. Накрапывал дождь.
