Юрий Трещев - Избавитель
Видение, возникшее перед ним, было настолько реально, что перехватило дыхание. На мгновение Афелия заполнила собой все. Она была такой, какой он не осмеливался ее себе даже вообразить. Каким-то суетливым жестом рук он потер лоб и выбежал за ней на террасу. На террасе ее не было. В тишине над акациями витали какие-то птицы. Он стоял, вслушиваясь в мерное дыхание спящего города, улавливая, то ее смех, то пение.
Над городом в дымке висела луна, точно лампа под абажуром.
Помедлив, Пилад спустился с террасы и пошел, поглядывая на мертво обвисшие флаги, на лужи, на шевелящиеся в лужах бумажные гирлянды, цветы, сор праздника. Он шел и шел, сам не понимая, куда идет…
Он нашел эту девочку в Нескучном саду. Ощупью, с закрытыми глазами он подмял ее под себя и, поспешно проделал с ней «это» в темноте. С тех пор один в раз в неделю, по субботам, он проделывал «это». Иногда он даже не снимал шляпы и очки от близорукости. Чаще всего «это» происходило на террасе, огромная постель с целой горой подушек оставалась нетронутой. Слепой и замороченный слуга, похожий на Пилада, как отражение в зеркале, приводил их одну за другой…
Однажды ночью Афелия сама пришла к Пиладу. Он не заметил своего отражения в зеркале, когда она заплыла туда, чтобы распустить волосы. Подмяв ее под себя, он судорожно заметался, как животное, отыскивая ее влажные губы. Когда он кончил, она сняла парик и стала обычной девочкой с улицы.
Поправляя очки, Пилад вскользь глянул в зеркало. Он снова появился там, такой же отвратительный, как и всегда, но девочки рядом с ним уже не было.
Девочка ушла, а он все еще стоял у зеркала, как оглушенный, как-то странно озираясь. В доме царила тишина, правда, иногда потрескивали стены, что-то осыпалось, и как будто кто-то вздыхал.
Послышались легкие, перебегающие шаги. Пилад пугливо и близоруко глянул по сторонам. Никого. Лишь подрагивали тени на стене и шелестели ее фотографии. Он был один в этом огромном и полупустом доме, заросшем пылью и паутиной. И все же он чувствовал чье-то присутствие. Ему казалось, что она смотрит на него из темноты зеркала. Странное ощущение. С лампой в руках он обошел все комнаты, заглянул в чулан, на чердак, проверил дверь, она была заперта на семь замков и семь задвижек. Закутавшись в плюшевый плед, он прилег на кушетку…
Через неделю Афелия снова пришла, как только часы пробили полночь.
Еще не видя ее, он уже знал, что она здесь. Она разгуливала по комнатам с одним только бантом в волосах, оставляя следы босых ног на полу, как заводная балерина. Волосы золотистыми змейками падали на ее плечи. На шее поблескивала нитка бус из серого янтаря. Что-то напевая, она подмела полы, заменила цветы в вазе с узким горлом. Минуту или две она стояла у зеркала. В отражении она выглядела старше своих лет, смуглая кожей, изящная и невероятно обольстительная.
Пилад окликнул ее. Она беспокойно глянула в его сторону и улыбнулась. Улыбка не соответствовала выражению ее глаз. Улыбаясь, она отступила к террасе. Он встал и повлекся за ней, ощущая легкость во всем теле, будто его тело освобождалось от чего-то чуждого…
Открылось неправдоподобно синее небо. Даже во сне он не мечтал о таком счастье. Он уже летел над сумеречными улицами какого-то городка, очень низко. Было тихо, безлюдно. Как будто все обитатели городка умерли. Вот и главная площадь, статуя Старика, магазин, пруд, похожий на слепое зеркало. Пилад был убежден, что уже был здесь когда-то. Может быть в детстве, или в других снах. Опустив плечи, не останавливаясь и не уставая, он летел и летел в размытом сумраке ночи, в окружении птиц и ангелов, совершенно потеряв представление о времени…
Очнулся он от ощущения тяжести, как будто кто-то давил ему на плечи. Он лежал в кустах терновника в плаще и в рыжем парике. Глянув на небо, он почувствовал дурноту. Ему вдруг стало страшно. Бросив парик в кусты, он встал и пошел…
Слуга так и не узнал, где Пилад провел эту дождливую и душную августовскую ночь. Выглядел он ужасно, весь мокрый и по колени в грязи.
— Затяни террасу проволочной сеткой… — сказал он слуге, сотрясаемый непрерывной дрожью. Слуга хихикнул, не поверил, переспросил. — Отнесись к этому серьезно… — Оставив сломанный зонтик на террасе, Пилад ушел в комнату. В тот же день он уехал из города, в надежде, что никогда сюда не вернется, однако уже осенью вернулся постаревший на десять лет и больной.
Он поселился в доме отца, где сходил с ума от тоскливых нескончаемых дождей и от одиночества. По ночам он не спал. Он лежал и ждал Афелию, объятый страхом ожидания. Днем его можно было увидеть на улице с целой связкой рамок всех размеров и форм и кипой журналов, какие только можно было найти в торговых рядах. Дома он вырезал из журналов фотографии женщин и вставлял их в рамки. Ни на кого не похожая, она вмещала в себя всех этих женщин, которых он не знал…
В тот день он сидел на террасе. В комнате было душно, трудно было дышать. Увидев Афелию, он побледнел. Сердце сжалось. В глазах потемнело. Она была не такой, какой он хотел ее видеть: рыжая, лицо и руки напудрены, губы накрашены карминной помадой. Ее окружала целая свора собак и кошек. Порыв ветра поднял в воздух пыль, листья, птиц, ангелов, вырвал зонтик из ее рук. Собаки с лаем устремились вслед за зонтиком. Он окликнул ее. Она испуганно оглянулась и скрылась за дверью давно пустующего дома. С террасы было хорошо видно, как она поднималась по лестнице. Хлопнула дверь, потом открылось окно над аркой…
От слуги Пилад узнал, что эта женщина поселилась в доме всего несколько дней назад и что ее зовут Афелия.
— Как, ты говоришь, ее зовут?.. — переспросил он.
— Афелия… — сказал слуга.
Сердце заколотилось, но у Пилада хватило осторожности не выдать себя. Весь остаток дня он занимался обычными домашними делами и то и дело поглядывал на открытое окно над аркой. Оттуда одна за другой вылетали птицы.
Вечером Афелия вывела собак на моцион. В шляпке, с траурным зонтиком она была просто очаровательна, и вечер был чудесный. Пыльный солнечный луч тронул ее лицо, волосы. Они загорелись.
— Ты перестала быть призраком, моя девочка… — прошептал Пилад и, вздрогнув от боя часов, очнулся, ловя ртом воздух, не зная, где он, наяву или во сне…
Пилад поспал, но мало и плохо. Сон не принес ему облегчения. Как-то нелепо озираясь, он потер лоб, шею. На рубашке у него не хватало пуговицы. Неожиданно для себя он рассмеялся тихо, странно, закурил, еще раз перечитал письмо, с трудом понимая чужой почерк…
Сигарета, дымящаяся в его дрожащих пальцах, прожгла страницу письма. От имени «Тирран» осталось только «ран». Едкий дым наполнил комнату…
Афелия вышла из дыма и из обугленной, мерцающей, вспыхивающей по краям черной дыры в странице, как будто это была дверь. Лицо бледное. Волосы разделены ровной ниточкой пробора. Она плохо видела в полумраке и хромала. Медленно-медленно, как во сне, она заглянула под лестницу, вышла в коридор, уходящий в глубь дома, вернулась с керосиновой лампой, покрытой пылью и паутиной. Она казалась чужой, незнакомой в старомодном платье с глухим воротом. Она ничем не напоминала ту девочку, которая много лет назад вошла в эту заставленную какими-то ненужными вещами комнату. Чиркнув спичкой, она зажгла лампу и лишь тогда поменяла цветы в вазе с узким горлом, желтые фиалки, с неприятным, почти невыносимым запахом.
— Уже столько лет я приношу тебе эти цветы, а ты все никак не можешь привыкнуть к их запаху…
— Что нового?.. — Пилад неловко встал. Пытаясь стряхнуть наваждение, исказившее комнату, он задел зеркало. Отражения и тени всколыхнулись на миг.
— Ничего, Тирран не изменил своих привычек, как обычно ночью он совершал обход города, скрываясь под мирской одеждой… и вернулся отнюдь не по-царски… он столкнулся с неким обманщиком, который выдавал себя за Избавителя… родились два сросшихся животами мальчика… рухнул карниз со статуями, украшающими фасад библиотеки… покончил с собой Историк…
— Конец для него оказался не лучше начала… что еще?..
— Видела Старика, он задавал вопросы о тебе…
— Ну и?..
— Удачно смогла выпутаться из его вопросов…
— А что Савва?..
— Савва исчез, вместе с немым слугой, потерявшим дар речи, когда ему отсекли детородный член… говорят, он засел на Фаросе… ходит босиком среди скал и круч, стреляет в небо и плюет в землю, иногда думает, как лучше устроить все дела и пишет историю как свою собственную… кроме того он принимает посольства… при нем слуга и еще некий исследователь тайного, человек с темным лицом и не менее темным прошлым…
— Странно все это… — пробормотал Пилад.
— Говорят, что он готовит заговор, уже нашлось 13 человек, одержимых властью и достаточно честных, чтобы друг друга не предавать… а ты не важно выглядишь…
— Мучает боль в паху, с которой я, наверное, уже не расстанусь до самой смерти… что еще?..
