Кэролайн Левитт - Твои фотографии
— Вот моя школа, — смеялась Эйприл, показывая на Сэма. Когда ее подруга Кейт открыла новую кондитерскую «Блу Капкейк», Эйприл стала там работать по несколько часов в день. Заведение было маленьким и уютным, с деревянными столиками и удобными стульями. И каждый раз, когда приходил Чарли, воздух казался ему пропитанным сахаром. Эйприл привозила Сэма в коляске, и он спал или занимался игрушками. Сама она сидела за столом и ела булочки с чаем и болтала с местными жителями.
Сначала Сэм рос как перекати-поле. В три года он уже читал. В четыре — был лучшим в детском саду, маленький, крепкий мальчишка в футболке с Микки-Маусом, свернувшийся в кресле и пытающийся написать рассказ на листке бумаги синим фломастером, толщиной с его большой палец. Он любил мюзиклы, особенно «Бриолин», и часами пел под игрушечный плеер, купленный ему родителями.
Никто и представить не мог, что эта семья несчастлива. Никто и представить не мог, что Сэм так тяжело болен…
4
Глаза Изабел широко распахнулись. Она глотнула воздуха и закашлялась. Во рту был мерзкий металлический вкус. В глазах все расплывалось: стены, занавески и потолок, крахмальная простыня и вафельное покрывало, наброшенное на нее, голубое пятно на подоле… все кружилось и вертелось. Она долго пыталась всмотреться в два оранжевых блика, прежде чем сумела понять, что это.
— Кувшин, — сказала она. Голос был тонким и слабым, словно проходил через ватный кляп.
Больница. Она в больничной палате.
Изабел попыталась шевельнуться, и боль прострелила ногу. Она едва сдержала рвотный позыв.
Катастрофа. Она едва не погибла в автокатастрофе.
Изабел вновь попыталась сесть и поморщилась. Потянулась к кувшину, но рука схватила воздух. Кто-то переодел ее в больничную рубашку, и ногу грызла боль, но, прежде чем она успела окончательно опомниться, в комнату вошел доктор в ярко-красной футболке под халатом. За ним следовала молодая сестра. При виде Изабел он так ослепительно заулыбался, словно они были старыми друзьями.
— Какой сегодня день? — спросил он.
— Суббота, — предположила она.
— Леди заслужила приз. Вы попали сюда в пятницу.
Его улыбка стала еще шире.
— Вам повезло. Машина всмятку, а вы смогли выбраться и отойти подальше, — жизнерадостно сообщил он.
Она нервно смяла простыню.
— Я отошла от машины?
— О, не смотрите на меня так! Вы скоро поправитесь, Изабел!
Он знал ее имя, а она не имела ни малейшего представления, кто перед ней. Она честно попыталась вспомнить его, вспомнить хоть что-то, но не могла понять, как попала сюда.
— Мои глаза! — выпалила она, панически озираясь. — Все двоится.
Он кивнул так небрежно, словно она сообщила, что пообедала жареным цыпленком. Вынул из кармана фонарик и посветил ей в глаза, а когда она испуганно отпрянула, медсестра положила руку ей на спину и удержала на месте. Доктор выключил свет и сунул фонарик в карман.
— Вы ударились головой. Мы сделаем анализы. Завтра, если зрение восстановится, можете ехать домой.
— Что случилось с людьми в другой машине? — спросила она.
Изабел видела их, женщину в красном и бегущего мальчика.
— Какие люди? — спросил он, осматривая ее ногу. — Синяки через неделю пройдут.
— Люди в другой машине. Что с ними случилось?
Он что-то записал на планшетке.
— Вам придется спросить их доктора.
— Кто их доктор? — допытывалась она, но он резко повернулся и вышел из комнаты.
— Подождите!
Изабел схватила медсестру за рукав:
— Не могли бы вы принести мне газету?
— Вам нельзя напрягать глаза. Лучше попытайтесь отдохнуть, — покачала головой сестра и погладила Изабел по плечу.
— Кто-нибудь прочитает… — начала Изабел и, увидев лицо сестры, выпалила: — А телевизор? Пусть принесут телевизор!
— Я кого-нибудь пришлю, — пообещала сестра и мгновенно исчезла.
Ночью Изабел спала урывками, качаясь на волнах болеутоляющего. Снилось, что она замерзает в Сибири. Какие-то люди закапывали ее в снег, и она не могла шевельнуться.
Она снова проснулась. Сестры обкладывали ее льдом.
— Нужно снизить температуру, — пояснила одна.
— Где они? — прохрипела Изабел.
— Уверена, что родные придут к вам утром, — ответила сестра. Изабел почувствовала укол в руку. Она сопротивлялась, стараясь не заснуть, но мир снова стал белым и холодным. А когда проснулась, жара не было и лоб оставался сухим. Кто-то ее переодел и сменил простыни. Но в глазах по-прежнему двоилось, и в висках пульсировала боль.
Пришедший офтальмолог вела себя столь равнодушно, что Изабел оскорбилась.
— Следите за пальцем, — велела врач, так быстро вертя рукой, что у Изабел закружилась голова. — Сложите указательные пальцы.
Она посветила фонариком в глаза Изабел и отступила.
— Завтра все будет в порядке. Побольше отдыхайте.
Отдыхать. И как именно она должна отдыхать? Читать нельзя, телевизор так и не принесли, и ей даже не оставили телефон!
Люк. Кто-то ему позвонил? И смогли ли они вообще его найти? Или он слишком занят, трахая свою подружку? Возможно, даже не знает, что она уходила от него, разве что побывал дома и нашел ее записку. Но и тогда он вряд ли поверит, что она от него ушла. Посчитает, что легко уговорит Изабел простить его.
Он жестоко ошибался.
Она выпросила у сестры несколько четвертаков и поковыляла в вестибюль, где взяла газету, но оказалось, что сестра права, и буквы сливались в черную линию.
Первым делом она позвонила подруге Мишель, и та, услышав ее голос, ахнула.
— О Господи, Иззи! Люк только что мне сказал! Я просто вне себя! Как ты?
— Люк сказал тебе? — удивилась Изабел. — Откуда Люк знает?
Перед ней закружились два стола.
— Я в порядке. По крайней мере мне так кажется.
Но вместо слов из горла вырвался жалобный писк.
Она попыталась повторить сказанное, потому что Мишель не отвечала.
— Я могу немного пожить у тебя?
— Конечно. Господи, когда я услышала…
— Что ты слышала? И что сказал Люк? Я ничего не знаю. Люди в другой машине выжили?
Последовало долгое странное молчание. Изабел намотала на руку телефонный шнур.
— Мишель?
— Главное, что ты жива, — выговорила наконец Мишель. — Я немедленно к тебе еду.
— Нет-нет, меня скоро выпишут. Не стоит.
За спиной какой-то человек назойливо кашлял и чихал.
— Расскажи, что знаешь, — попросила Изабел.
— Понятия не имею, что случилось с теми людьми. Авария была жуткой. И мы все счастливы, что ты жива.
Изабел повернулась. Мужчина постучал по часам.
— В газетах что-то есть?
— Я не покупала газет и не слушала новости.
Изабел вскинула брови. Мишель была помешана на новостях. Покупка двух газет каждое утро являлась для нее такой же привычной процедурой, как чистка зубов.
— Не могла бы ты включить новости сейчас? — спросила она и услышала короткие гудки. Мишель повесила трубку.
Она обзвонила остальных подруг — Линди, Джейн, Элен — с расспросами, что они знают об аварии. И хотя все знали, что Изабел в больнице, подробности трагедии были весьма смутными.
— Так в газетах ничего нет? — допытывалась Изабел. — Никто ничего вам не сказал?
— Я не видела газет, — пробормотала Джейн, и Изабел ощутила, как что-то холодное поползло по спине.
— Не можешь включить новостной канал? — спросила она.
И снова это непонятное молчание.
— В дверь звонят. Мне нужно идти! — выпалила Джейн.
— Погоди! — крикнула Изабел, но Джейн уже отключилась.
Изабел прижала трубку к щеке. Ей удалось без проблем вернуться в комнату и лечь. Она ощущала только неимоверную усталость.
Повернулась на бок и закрыла глаза. Может, она проснется, и, как в плохих телефильмах, которые иногда смотрела, все окажется дурным сном.
— Привет.
Она легла на спину и открыла глаза. Люк. Расплывающийся Люк. Она с трудом различила плюшевого медведя с бабочкой в горошек, которого он держал в руках.
— Мне так жаль, — выдавил он, и она отвернулась. Непонятно, говорит он об аварии или о них двоих, но какая разница? Она подумала о том, как он был добр к ней, когда она находила в доме серьги или ощущала запах чужих духов. Как часто водил ее в ресторан, держал на удочке так осторожно, что она не замечала остроты крючка. Изабел ненавидела себя за резкий укол желания. Даже сейчас она хочет его близости.
«Убирайся».
— Мне позвонили копы.
Он посадил медведя на кровать.
— Детектив хотел поговорить с тобой. Но доктор запретил и правильно сделал. Еще будет для этого время.
— Детектив? — повторила Изабел и попыталась сесть.
— Обычная процедура. Ложись, бэби.