Вся синева неба - да Коста Мелисса
Он спрашивает себя, существует ли справедливость на этой проклятой земле. Ее отец, ее сын, а теперь вот он. Неужели Жоанна обречена провожать в последний путь всех мужчин, о которых она заботится?
Родные расступились, пропуская толпу, двигающуюся к гробу нескончаемой колонной. Каждый подходит проститься с Миртиль у могилы и положить цветы или памятную табличку. Эмиль и Жоанна последние в очереди, которая медленно движется в смертной тишине.
— Жоанна…
Эмиль издал звук, не более слышный, чем выдох. Она оборачивается к нему, молча вопросительно смотрит.
— Тебе будет не так тяжело, если меня кремируют?
Она не отводит взгляда. Смотрит ему прямо в глаза, стараясь оставаться невозмутимой.
— Да… Думаю, да.
Она умолкает, потому что одна из дочерей Миртиль идет назад по аллее, чтобы приветствовать каких-то знакомых прямо перед ними. Через несколько секунд она уходит, и Жоанна снова шепчет:
— Но вопрос не в этом.
— Почему? — выдыхает он.
— Это твое решение. Оно принадлежит тебе.
Она тихонько качает головой и снова смотрит прямо перед собой.
— Если ты не можешь принять решение для себя, тогда подумай о своей семье… О том, чего бы они хотели. Не обо мне.
— Пусть меня кремируют.
Она остается совершенно невозмутимой, глаза по-прежнему устремлены вдаль.
— Ты уверен?
— Я уверен.
Только чуть дрогнувшее горло выдает внезапное волнение Жоанны, и Эмиль понимает, что принял правильное решение.
Они последними положили свою табличку у семейной могилы Миртиль и Эжена. Снова пошел снег, когда они подошли принести соболезнования членам семьи.
— Вы кто? — спрашивает их женщина, должно быть, одна из дочерей Миртиль.
За них отвечает Анни:
— Это мамины юные протеже.
Они не ожидали такого ответа. Как и радостного возгласа женщины:
— О! Так это вас она поженила!
Веселый шепоток пробегает по рядам семьи. С юмором вмешивается Анни:
— Она не поженила их, Мари. Это сделал мэр.
— Я знаю, — отвечает та, которую зовут Мари. — Но так она об этом рассказывала. Не правда ли?
Ей отвечают взволнованными кивками. Улыбками. Эмиль и Жоанна тоже улыбаются, немного робко.
— Да… Это мы.
— Мама очень вас любила, — говорит Мари.
Она кладет руки им на плечи.
— Спасибо, что пришли.
Они удаляются рядышком по центральной аллее кладбища. За их спиной родные Миртиль собрались вокруг могилы, и некоторые читают молитвы.
— Пройдемся, прежде чем уезжать? — спрашивает Эмиль.
Жоанна кивает. Они хотят сказать последнее прости Эусу. Больше они сюда не вернутся. Эмиль старается не думать об обещании Миртиль… О том, что Жоанне некуда больше возвращаться.
Маленькая спальня в пристройке полнится сдавленными вздохами в эту ночь. Словно стоны боли смешиваются с их дыханием. На этот раз им не надо было ничего говорить. Им было холодно. Они чувствовали себя опустошенными. Это было как властное желание жить. Потребность наполниться друг другом.
Вздохи звучат до поздней ночи и тихонько угасают, оставив два их тела плыть по воле волн в хрупком покое.
— Мадемуазель Жоанна? Мадемуазель Жоанна?
Жоанна, вздрогнув, приходит в себя. Она задремала, ожидая вечером Эмиля со стройки. Он пропадает на ней часами с тех пор, как им позвонила Анни… Альбен и Жоанна заканчивают в три или в четыре и идут греться. Жоанна остаток дня рисует или играет с Поком. Но Эмиль остается допоздна. Обычно почти до восьми. Благодаря ему строительство значительно продвинулось и Ипполит доволен, но Жоанна не знает, как к этому относиться. Он проводит дни в полном молчании, работая быстрее всех, да и вечером разговаривает не больше. Вчера он только извинился, сказал, что впервые теряет близкого человека и ему нужно время.
— Мадемуазель Жоанна?
Это голос Ипполита ее разбудил. Она встает и идет к двери. Ипполит стоит в коридоре, вид у него встревоженный.
— Что случилось?
— Кажется, Эмиль упал на стройке. Он не хочет, чтобы я звал врача.
До нее не сразу доходит, что говорит ей старый пастух. Она еще не совсем проснулась.
— Упал? — повторяет она.
— Я не знаю, что он делал на стройке в этот час… Он, наверно, ударился головой. Несет какой-то бред и не хочет показаться врачу…
Быстрыми шагами она пересекает комнату и хватает с кровати черную шаль.
— Я иду.
Ипполит остается поодаль, а она идет прямо к Эмилю, стоящему среди обломков. У него потерянный вид. Вряд ли это от падения. Она думает, что это, должно быть, новый блэкаут. По ее животу словно проехался паровой каток, когда она подходит ближе, но она все же силится сохранить невозмутимый вид.
— Эмиль?
Жоанна панически боится прочесть в его глазах то же самое, что в Баже, когда он не помнил, кто она. Но нет, тут другое. Эмиль, кажется, узнает ее, он просто какой-то дерганый и сильно нервничает. Он озирается по сторонам, как будто впервые видит это место и не понимает, что здесь делает.
— Жоанна… Когда мы сюда приехали? — спрашивает он, когда она подходит к нему.
Она не решается взглянуть на Ипполита за спиной. Старается говорить как можно тише:
— Три недели назад.
Но Эмиль нетерпеливо мотает головой.
— Прекрати. Это неправда.
Она отвечает на выдохе:
— Правда. Мы приехали сюда три недели назад.
Он снова мотает головой, уже с раздражением.
— Мы были в Эусе. Я прекрасно помню. Листья падали с деревьев на улочках.
Она заставляет себя кивнуть, скрывая свою тревогу.
— Да, это правда.
— Это было пару дней назад. Может быть, мы были там еще сегодня утром. Мы жили у Миртиль, и ты работала в кафе-мороженом.
Она делает над собой усилие, чтобы выдержать его взгляд и отчетливо произнести:
— Нет.
— Что — нет?
Ее все больше смущает присутствие Ипполита за спиной. Тем более что старый пастух, откашлявшись, вмешивается:
— Вот видите, мадемуазель Жоанна. Я думаю, он нехорошо упал. Нельзя оставлять его в таком состоянии. Я позову врача.
Она изо всех сил старается оставаться спокойной и владеть ситуацией.
— Я не думаю, что он упал…
Ипполит смотрит на нее с недоверием. Эмиль молчит, лицо его подергивается от нервного тика.
— Он… У него ранний Альцгеймер.
Эмиль никак не реагирует на эти слова и на ее неуверенный голос. Ипполит хмурится.
— Что?
— Болезнь, которая влияет на его память. Это… Такие вещи случаются с ним время от времени…
Ипполит всматривается в нее, все еще с недоверием. Жоанна настаивает, стараясь сохранять уверенный вид:
— Ничего страшного. Память вернется. Ему не нужен врач. Просто немного времени.
Ипполит переводит взгляд с него на нее. Он явно не знает, что делать.
— Вы уверены?
— Да. Все хорошо. Я отведу его в пристройку. Он отдохнет, и завтра ему будет лучше.
Еще немного поколебавшись, Ипполит кивает.
— Все-таки… Присмотрите за ним… Если будет головокружение или тошнота…
— Тогда позовем врача, — заверяет его Жоанна.
Старый пастух медленно удаляется. Вдали его пес Мистик бежит к нему по свежему снегу. Жоанна медленно выдыхает. Когда она оборачивается, Эмиль смотрит на нее как на сумасшедшую, будто боится ее.
— Зачем ты меня сюда привезла?
Она сглатывает. Она не знает, как с этим справиться, с чего начать.
— Эмиль…
— Что?
— Это ты привез нас сюда…
Почти агрессивным тоном он отвечает:
— Ты врешь!
— Нет…
— Ты сказала, мы были в Эусе! Так почему теперь мы здесь? Миртиль собиралась устроить праздник с друзьями.
Она медленно закрывает глаза, изо всех сил надеясь, что, когда откроет их, память к нему вернется.
— Нет.
— Что — нет?
Тон Эмиля настойчив.
— Мы покинули дом Миртиль два месяца назад.
