Фатерлянд - Мураками Рю
Мори склонялся к мысли, что идея атаковать лагерь «корёйцев» неосуществима. Прямое противостояние с ними было попросту невозможным. Как сказал по телевизору военный аналитик, автобусы, в которых находились люди Штурмовой группы, разнесли в щепки тридцатимиллиметровыми снарядами, выпущенными из автоматических пушек, то есть, по сути, огромных пулеметов. Мори видел, как корчились внутри разрываемые на части спецназовцы. Это походило на сцену со спецэффектами из голливудского фильма. Когда в автобусы попали первые снаряды, тяжелые машины покачнулись и подпрыгнули. А через минуту от них остались лишь обгорелые остовы.
Такеи, полгода проживший в террористическом лагере в Йемене, предложил несколько стратегий. Одна состояла в том, чтобы обстрелять лагерь «корёйцев» из минометов, хотя в арсенале Такеи не было никаких минометов. Другая заключалась в использовании противотанковых ракет, которыми можно было бы жахнуть по бронетранспортерам, но и ракет в наличии тоже не было. Канесиро осторожно заметил, что хорошая стратегия может считаться таковой, если предусматривает оружие, которое есть в наличии. Но Такеи возразил, что партизаны всегда захватывают оружие у противника и используют против него же. Однако никто такого не видел, и подтвердить свою правоту Такеи не удалось. Оставалось немногое: взрывчатка, что приготовили Фукуда и Такегучи, и то оружие, которое имелось в чемоданах самого Такеи.
— Такеи-сан, — сказал Канесиро, — просто раздайте свой чертов арсенал, ладно?
Канесиро сидел на большом диване и нетерпеливо хмурился. Казалось, Такеи хочет сделать из раздачи какое-то театральное представление. В нем были задействованы Тоёхара, Андо и пятеро сатанистов, которые поднялись на третий этаж и приготовились. Мори уселся на ковер рядом с Ямадой и другими. Остальные разместились на диване и в креслах.
— Да скажите им кто-нибудь, чтобы пошевелились! — не вытерпел Канесиро.
— Из трусов не выпрыгни от нетерпения! — цыкнул на него Исихара, на секунду оторвавшись от своей книжки.
Казалось, его совершенно не интересует предстоящее шоу. Но это было обманчивое впечатление: Исихара мог выглядеть смертельно скучающим, но в следующее мгновение полностью преображался. Для Мори он был сплошной загадкой.
Канесиро, нетерпеливо посматривавший на лестницу, был того же роста, что и Мори, но гораздо стройнее его — наверное, вдвое меньше по весу. У него было узкое лицо с маленькими глазками, маленьким носом и ртом. Мори дорого бы дал, будь у него самого такие же черты. Канесиро трудно было назвать красивым, но он отличался гармоничным сложением. От него исходила какая-то самодостаточность, позволявшая всегда оставаться в центре внимания. Он мало ел — лишь изредка можно было заметить, как нехотя что-то жует. Мори же постоянно дико комплексовал из-за своего совоподобного тела и рыхлой физиономии. Его отец был немного пухловат, но мать и старший брат оба были худыми. Даже после короткой пробежки Мори приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Он сипел и хрипел так громко, что учитель физкультуры дал ему прозвище Паровой Свисток.
— Я хотел бы уже получить свое оружие, — пробубнил себе под нос Хино.
— Интересно, что мне достанется? — отозвался Мацуяма.
— Хотелось бы что-то полегче, — заметил Феликс.
Вокруг Фукуды и Такегучи собралась небольшая группа, которой они рассказывали о своих «печеньках», поясняя по ходу, что оружие — оружием, но у них штучки более зрелищные. Бомбы были разных форм — круглые, овальные, треугольные и звездообразные, довольно маленькие по размеру — умещались на ладони. И они действительно выглядели, как печенье. Такегучи говорил, что бомбочки сделаны из гексогена, смешанного с пшеничной мукой, разрыхлителем, солью, жиром и водой. Они не взорвутся на открытом огне, так что их можно было даже положить в духовку.
— Что, еще и есть можно? — усмехнулся Татено.
— Нив коем случае, — важно ответил Такегучи. — Они чрезвычайно токсичны и могут вызвать приступ, наподобие эпилептического припадка.
Гексоген некогда принадлежал иракским военным. Затем он попал на черный рынок, люди Такеи упаковали его и под видом оливкового мыла отправили в Японию. Лаборатория Фукуды и Такегучи располагалась в подвале корпуса «Е» и по вполне понятным причинам была недоступна для остальных — да никто и не хотел приближаться к этому месту.
Даже обычно невозмутимый Ямада на этот раз выглядел возбужденным.
— Я никогда не стрелял даже из водяного пистолета! — кричал он, обнажая передние зубы и хохоча вместе с остальными. В своем возбуждении он напоминал кролика, который неожиданно обнаружил морковку и самку с течкой.
Хино и Татено тоже смеялись. Мори до этого не слышал, чтобы неразговорчивый Хино с его пустой, ничего не выражавшей физиономией, как у каменного бодхисаттвы, когда-либо смеялся.
Сам Мори испытал знакомое ощущение, о котором почти забыл со времени своего появления в Фукуоке, — он вдруг почувствовал себя в полном одиночестве. Все остальные хлопали друг друга по спинам, смеялись, говорили об оружии, но он, как ни старался, не мог заставить себя присоединиться к всеобщему веселью.
У него в памяти все еще оставались яркие воспоминания о парке Охори. Он видел отблески огня на окнах автобусов, слышал выстрелы автоматической пушки, от которых вздрагивала земля… Металлический осколок, упав в пруд, издал громкое шипение; пули, попадая в грунт, вздымали его вверх, и земля опадала, как дождь; в воздух взлетела оторванная детская рука… Все эти картины вспыхивали в его мозгу одна за другой. Одному корейцу пуля попала в правое плечо, но он тут же перебросил пистолет в левую и застрелил спецназовца, подбежавшего, чтобы добить его. Корейцы не кричали, не скрежетали зубами — они просто сражались со спокойным и бесстрастным видом рабочих на фабрике или людей, упаковывающих ящики. Да, нужно было побывать там, думал Мори, чтобы увидеть, как четко и слаженно действуют эти самые «корейцы»: как быстро меняют магазины своих пистолетов, как умело выбирают укрытия и прячутся в них. Простой просмотр по телевизору не дал бы такого полного впечатления.
Он смотрел на веселящуюся компанию, и ощущение дискомфорта только усиливалось. Мори пугали люди, объединенные общими эмоциями, но раньше он никогда не чувствовал так сильно своей отчужденности. Но, с другой стороны, раньше в их группе и не было такого единения. Обычно, если кто-то смотрел военный фильм или ужастик, прочие оставались равнодушными или же откровенно скучали. Оружие — настоящее оружие — имело притягательную силу для всех.
Винтовки, которые Мори таскал со склада, были куда как тяжелее, чем спелые арбузы, что ему пришлось разгружать на очередной временной работе пару недель назад. Когда Такеи распаковал пистолет и дал ему подержать, небольшой вроде бы предмет показался Мори тяжелее ноутбука, и он не смог удержать его на вытянутой руке более двух секунд.
Пистолет был не только тяжелым, но и незнакомым для Мори предметом. Он понимал, что не сможет справиться с ним, не говоря о том, чтобы стрелять из него. Вот солдаты Корё владели оружием безупречно, словно оно было естественное продолжение их рук. Едва закончилась стрельба в парке, Мори подобрал с земли сплющенную в комок пулю. Он несколько раз прижал ее к своему плечу, но все, что ему удалось, — это оставить на коже красноватый отпечаток. Мори не мог представить, как такой маленький кусочек металла пробивает плоть, рвет мышцы и кости и создает ударную волну, разрывающую внутренние органы. В парке Охори он понял, что пули только в фильмах заставляют людей вылетать через окна и все такое. Пули не подбрасывают людей в воздух — они прошивают тело с невероятной скоростью. Один из четырех офицеров Специальной полиции, бежавший к зданию ресторана на подмогу, был убит наповал, когда пуля пробила ему грудь и вышла через спину. Другой же, которому пуля угодила в плечо, нырнул в канаву, прицелился с левой руки и дважды с близкого расстояния выстрелил в голову японскому спецназовцу, который подбежал, намереваясь добить его. Все это произошло буквально в нескольких метрах от Мори, прятавшегося за корейским БТРом. Выстрелы прозвучали почти одновременно: ба-бах! Первая пуля срезала верхнюю часть черепа спецназовца, а вторая проделала отверстие в середине лица. Мгновение спецназовец оставался на ногах, слегка запрокинув голову, по которой лились кровь и ошметки мозгов. Он двинул нижней челюстью, как бы пытаясь что-то сказать, а потом рухнул на землю, сотрясаясь в смертельных конвульсиях.
