Фатерлянд - Мураками Рю
Засыпая или просто прикрывая глаза, чтобы отстраниться от окружающего мира, Мори видел одно из двух: либо общий зал в приюте, либо детскую площадку там же. В зале он видел других детей, играющих с видеоприставкой или конструктором, в то время как он сам сидел один, глядя в окно. На площадке Мори оставался под росшим на ней тополем, а остальные играли в тарелочки, пинали мяч или прыгали через веревочку. Мори всегда что-то отделяло от предметов для развлечения, будь то фрисби, конструктор или видеоигры. Это «что-то» было больше, нежели просто расстояние или преграда. А просить у кого-то что-нибудь взаймы или играть во что-то вместе было за гранью понимания Мори.
Тоёхара оторвал бинокль от лица. То ли из-за нервного напряжения, то ли из-за того, что он никогда не умел рассчитать свою силу, Тоёхара вечно хватался за предметы так, что его пальцы становились белыми как мел. Он заметил, что Мори смотрит на его бинокль, и сказал:
— Он сделан в Германии.
— Я знаю, — кивнул Мори.
Тоёхара сообщал Мори эту информацию уже в четвертый раз.
Мори полагал, что с этим старым биноклем связана какая-то история. Его всегда интересовали старинные вещи, и он любил читать об истории и древних культурах. Ему хотелось расспросить Тоёхару про бинокль, но он не знал, как подступиться к этому делу. Что нужно сделать? Спросить: «Какая классная вещь. Тебе кто-то подарил?» Или: «Выглядит довольно старым. Когда его сделали? Сильно ли увеличивает? Можно ли отсюда увидеть отель «Морской ястреб 41?» Подобные вопросы возникали в его голове один за другим, но сразу же смешивались в какую-то кашу. Он чувствовал, что стоит ему открыть рот, как весь энтузиазм сразу же испарится, от неуверенности в себе он спутается и не сможет даже закончить фразу. И Мори ни о чем не стал спрашивать…
Вообще он никогда толком не разговаривал с товарищем. В течение последних двух дней они вместе ездили за конвоями Специальной полиции, но, несмотря на все то, что им случилось увидеть, они почти не говорили друг с другом. А произошло многое, особенно накануне. Погибло множество народу, один из офицеров Корпуса подорвал себя, автоматическая пушка бронетранспортера огнем уничтожила четыре автобуса прямо у них на глазах. И тем не менее они едва обменялись парой слов за целый день. Разумеется, на месте было не до этого: вокруг свистели пули, было много суеты и криков, но они не стали обсуждать увиденное даже после того, как вернулись домой.
Тоёхара посмотрел на свой бинокль, затем на Мори и опять на бинокль. Когда он снова перевел взгляд на Мори, Мори подумал, что парень хочет дать ему посмотреть, но никак не решался задать вопрос. Тоёхара был на полголовы ниже Мори, который и сам-то не превышал метра шестидесяти пяти сантиметров, однако мышцы на широких плечах и груди парня буквально выпирали наружу, а руки и ноги были короткими и крепкими, словно бревна. Исихара называл Тоёхару Халком. Бритый наголо, он отличался повышенной волосатостью по всему остальному телу. Длинный черный ворс прорастал с затылка, из плеч, шеи, рос даже на фалангах пальцев рук и ног. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что у него совсем детское лицо, однако первым и единственным, что оставалось в памяти, были его телосложение и волосатость.
В детстве Тоёхара был хиленьким ребенком — он страдал от туберкулеза. Его родители жили в Токио, но воспитывался он в доме дедушки по отцовской линии в префектуре Сага, к юго-западу от Фукуоки. Дед Тоёхары происходил из высокопоставленного рода, проживавшего в вотчине Набэсимы[23], и служил почтмейстером. Он был весьма гордым человеком с мировоззрением эпохи феодализма. Тоёхара получил хорошее, хотя и строгое воспитание. Мальчика обучали кендо — искусству боя на мечах, — и однажды ему проломили голову деревянным мечом. В шестом классе он посмотрел сериал «Куоре: три тысячи лиг в поисках матери». Он решил, что для ребенка совершенно нормально, если он захочет разыскать свою маму. Приобрел билет и сел на поезд до Токио. Его поймали и отправили домой. На следующий день он снова сел на скоростной поезд, на этот раз прихватив с собой один из старинных самурайских мечей своего деда, что, по сути, было кражей. Первый же кондуктор, который попытался насильно высадить Тоёхару, был рассечен мечом. Тоёхара с некоторым трудом вытащил меч из тела и попытался обезглавить труп. Убив своего врага, человек должен отрубить ему голову и высоко поднять ее для всеобщего обозрения, чтобы провозгласить победу, — так, по крайней мере, следовало из самурайского кодекса, каковой Тоёхара благодаря своему деду знал назубок. Он одновременно уважал и ненавидел деда, которого называл Хлоп-Хлоп! И он полагал, что старик похвалит его, скажет, что он поступил правильно, убив своего оскорбителя, но судьба распорядилась иначе: ему никогда больше не пришлось разговаривать с дедом.
Ни разу Тоёхара не задавался вопросом, насколько актуальны дедушкины истории о воюющих государствах сегодня. До сих пор он никак не мог понять, почему то, что пятьсот лет назад было хорошо, вдруг превратилось во что-то плохое; почему один и тот же поступок, делающий человека героем на войне, в гражданской жизни делает его преступником. Впрочем, Мори тоже этого не понимал. Когда Тоёхара присоединился к группе Исихары, с ним был тот самый украденный из дедовской коллекции старинный меч.
Над проспектом Йокатопия набежали тучи, небо посерело. Прогноз погоды предсказывал необычно холодный ветер для начала апреля, но на Тоёхаре были лишь гавайка, хлопчатобумажные шорты и шлепанцы. Рубашка, расписанная красными, желтыми и зелеными черепами, была ему не по размеру: плечам было тесно, зато ее подол опускался ниже шорт, отчего костюм напоминал гавайскую одежду «муу-муу». Точно так же Тоёхара одевался даже зимой, но, несмотря на это, его руки и ноги оставались всегда теплыми. Мори носил синюю рубашку размера XL, джинсы с талией в сорок дюймов и черный нейлоновый пиджак, который тоже был ему не по размеру. Он купил его в магазине «Касии» за три тысячи иен, включая налог. Самый большой размер едва налез на него — Мори даже не смог застегнуться. Но он все же купил этот пиджак — потому что продавец сказал, что вещь прекрасно на нем сидит. При этом он отметил про себя, что проходящие по торговому залу покупатели при виде их с Тоёхарой шарахались в сторону.
Рокот в небе нарастал, и вскоре над крышей отеля «Морской ястреб» появился вертолет. На его бортах крупно значилось: «Эн-эйч-кей Фукуока». «Корёйцы» объявили, что будут сбивать любой вертолет над отелем, кроме машин «Эн-эйч-кей» и «Ниси симбун» — главной фукуокской газеты.
— Вот и они, — произнес Тоёхара, пряча бинокль в футляр.
Двигавшиеся по проспекту Йокатопия автомобили сразу же прижались к тротуару, чтобы уступить дорогу. Минуту назад заполненная машинами всех цветов и размеров трасса сделалась пустынной в обоих направлениях. Как только появлялись машины «корёйцев», в воздухе, казалось, повисало какое-то напряжение, подобное электрическому. Мори понравился тот момент, когда вооруженный спаренной пулеметной установкой бронетранспортер появился в том месте, где проспект делал небольшую извилину. За БТРом двигался микроавтобус, а за ним можно было различить второй транспортер. На почтительном расстоянии от конвоя в небе летел вертолет государственной телекомпании.
Тоёхара бросился к оставленному на автопарковке велосипеду и прыгнул в седло. Это был популярный у домохозяек тип с корзиной впереди и без верхней перекладины. Седло было слишком высоко для коротких ног Тоёхары, поэтому ему пришлось ехать стоя. Набрав скорость, велосипед начал раскачиваться — верхняя его часть качалась влево-вправо, нижняя, соответственно, в обратном направлении. Мори также вскочил на свою машину и направился следом за Тоёхарой. Ему очень хотелось поближе рассмотреть бронетранспортеры, но было бы лучше вернуться на складской комплекс до того, как «корёйцы» достигнут данчи, или типовой застройки. Данчи Одо находилось неподалеку от складов, занятых группой Исихары, и привлекать к себе лишнее внимание было глупо. Сегодня Такеи собирался раздать членам группы огнестрельное оружие. Кроме того, они должны были сообщить новости сразу после полудня. Мори все время думал о том, как возьмет в руки оружие, и гадал, что же ему достанется.
