Пэт Конрой - Пляжная музыка
В тот вечер в номере отеля мы занимались любовью, а потом, лежа в объятиях друг друга, долго не могли оправиться от смущенного удивления: как же высоко взметнулось нежное пламя взаимной потребности наших тел. В некоторые моменты жизни наши тела, казалось, искрились от желания и в постели мы творили настоящие чудеса. В чужих городах, вдвоем, мы шептали друг другу такие вещи, которые не посмели бы сказать ни одной живой душе на земле. Мы устраивали друг другу праздники и обращались с нашей любовью как с языками огня. Наши тела были для нас волшебными полями.
В тот вечер нас обслуживал Фернандо, которого все звали просто Фредди. Это был тучный мужчина с низким голосом, прекрасно управляющий своим участком ресторана. Фредди подвел нас к маленькому столику у окна с видом на Пантеон и порекомендовал бутылку «Бароло»[20], ризотто и, конечно, пасту. Когда он принес ризотто, он достал какой-то элегантный, острый как бритва инструмент и тонкими ломтиками настругал белый трюфель на дымящееся блюдо. Брачный союз риса и трюфеля, заключенный в молчаливом согласии, оказался похожим на взрыв, и я никогда не забуду, как, поднеся к носу тарелку, возблагодарил Бога за то, что Он в тот вечер внес в нашу жизнь и Фредди, и трюфели.
Ужин продолжался очень долго, но мы не спешили. Говорили о прошлом и обсуждали возникшие между нами недопонимания, но очень скоро переключились на будущее, начали говорить о детях, о том, как мы их назовем, где будем жить и как будем растить прекрасное потомство Макколл, которое, не успев родить, мы уже страстно полюбили.
Всякий раз, когда Фредди подходил к нашему столику, Шайла флиртовала с ним, и он отвечал ей с некоторой сдержанностью, но со средиземноморским шармом. Он порекомендовал свежие скампи[21], слегка обжаренные на гриле и обрызганные оливковым маслом и лимонным соком. Оливковое масло было темно-зеленого цвета. Казалось, оно поступило из виноградника, на котором выращивали изумруды. На вкус скампи были сладкими, словно откормленный медом омар, и прекрасно сочетались с трюфелями. Шайла капнула себе на пальцы оливкового масла и медленно слизала его. Затем она налила масла на мои пальцы и облизала один за другим каждый палец под одобрительным и слегка ревнивым взглядом Фредди. В награду за ее представление он принес салат из руколы и, вынув перочинный нож, словно священнодействуя, начал чистить кроваво-красный апельсин из Сицилии. Апельсиновая кожура снималась с плода длинной круглой лентой. Я ждал, когда Фредди промахнется, но он продолжал очищать апельсин под аплодисменты посетителей. Когда кожура, длинная, как змея, упала на пол, Фредди поднял ее и поднес Шайле, которая вдохнула ее острый запах, а Фредди тем временем разделил апельсин на дольки и, сотворив из них нечто похожее на прекрасную розу, поставил его перед ней. Затем он принес стаканы с изображением Пантеона и налил в них граппу.
Над городом повисла полная луна. В ресторане молоденькая цыганка ходила между столиками, предлагая посетителям купить цветы на длинных стеблях. Трио из Абруцци спели неаполитанские любовные песни, а затем пустили шляпу по кругу. Пожиратель огня проглотил пылающий меч, а певец, подыгрывая себе на гавайской гитаре, спел «I Want to Hold Your Hand» и «Love Me Tender»[22].
— Джек, это словно из фильмов Феллини, — сказала Шайла. — Давай останемся здесь навсегда.
К пьяцце делла Ротонда двигался бесконечный поток беззаботных итальянских подростков. Цыганки в ярких пестрых нарядах, с пронзительными, как у попугаев, голосами приставали к посетителям, несмотря на протесты официантов. Экипажи, запряженные вышедшими в тираж скаковыми лошадьми, везли сквозь толпу немецких и японских туристов, которые снимали все подряд, но при этом не видели ничего.
В конце вечера Фредди принес нам две чашки эспрессо и попросил не забывать «Да Фортунато» и старшего официанта Фредди, которому выпала честь обслуживать нас римской ночью, которую он назвал fantastica. Шайла поцеловала Фредди, и ее искренний порыв был воспринят как надо.
Я сидел, изучая счет, и тут Шайла сжала мне руку, чтобы привлечь мое внимание.
Я поднял голову и увидел, что Фредди подводит к соседнему столику Федерико Феллини и двух потрясающих женщин, которых я когда-либо видел в жизни. Фредди подмигнул и сказал:
— Всегда в «Да Фортунато».
Затем Фредди, прекрасно разбиравшийся в языке жестов, купил у молодой цыганки розу и поднес ее Шайле вместе с фирменным бокалом «Да Фортунато».
После смерти Шайлы я нашел и этот бокал, и увядшую розу, и апельсиновую шкурку, бережно завернутые и спрятанные в шкатулку. Это напомнило мне, что на земле бывают такие ночи, когда для пар все складывается чудесным образом, ночи, когда на небе светит полная луна, и появляются цыганки с цветами, и трюфели заманивают прохожих, и Феллини садится за соседний столик, и Фредди чистит кроваво-красный апельсин в знак восхищения, и именно в ту ночь в Риме, когда мы любили друг друга так, что даже представить себе невозможно, мы зачали наше дитя Ли в союзе непередаваемой израненной любви и страстного крика «да!», обращенного в наше будущее.
Два с половиной года спустя Шайла поднялась на мост.
В этот вечер, много лет спустя, Фредди обнял меня и расцеловал в обе щеки, совсем по-европейски.
— Dovʼ è Ли? — спросил он.
— Осталась дома с Марией.
— Вас ожидает красивая синьорина.
Увидев меня, Марта встала. Она протянула руку, и я нехотя ее пожал. Марта не пыталась поцеловать меня, да я бы и не позволил.
— Как мило, что ты пришел, Джек, — сказала Марта Фокс.
— Да уж действительно.
— Я уже и не надеялась, что ты покажешься.
— Ну, тогда ты в один прекрасный день устроила бы засаду Ли, когда та шла бы по пьяцце.
— Ты прав. Именно так я и поступила бы. Какой же она стала красавицей!
— Я тебе не друг, Марта, — заявил я. — Какого хрена ты здесь делаешь и почему пытаешься снова войти в мою жизнь? Я ведь ясно дал вам понять, что больше не хочу видеть никого из вашего семейства.
— Ты собираешься когда-нибудь вернуться на Юг? Ты собираешься показать Ли родные места?
— Не твое дело, — ответил я.
— Я все же когда-то была твоей свояченицей. Признаюсь, я плохо тебя знала, но ты мне нравился, Джек. И почти всем остальным — тоже.
— Марта, если мне не изменяет память, последний раз мы встречались, когда ты доказывала суду, что я не способен воспитать Ли.
Марта опустила глаза и стала изучать меню. Я махнул Фредди, чтобы он принес вина, и через мгновение он вернулся и открыл охлажденную бутылку «Гави деи Гави»[23].
— Это была ужасная ошибка! — прочувствованно сказала она. — Мои родители были потрясены тем, что Шайла наложила на себя руки. Ты ведь можешь это понять и посочувствовать. Ли — единственная их связь с Шайлой и с прошлым.
— Я бы им посочувствовал, если бы они хоть немного посочувствовали мне.
— Джек, я думаю, что смерть Шайлы вызвала нервный срыв у всей семьи, — сказала Марта. — Все в один голос обвиняли тебя, в том числе и я. Мы считали, что если бы ты был хорошим мужем, моя сестра никогда не бросилась бы с моста. Сейчас тебя уже никто не обвиняет… за исключением, конечно, отца.
— Сообщи мне что-нибудь хорошее, — съязвил я. — Скажи, что этот сукин сын сдох.
— Я люблю своего отца, и мне очень не нравится, когда ты так о нем говоришь.
— Старый говнюк.
— Мой отец — очень несчастный человек, — возразила Марта, перегнувшись ко мне через стол. — И у него есть на то причины. Ты знаешь об этом не хуже других.
— Просто для сведения. Терпеть не могу эту тупую дочернюю преданность. Ты не представитель фирмы по связям с общественностью для своих родителей. А теперь давай-ка сделаем заказ.
Подошедший Фредди пристально посмотрел на Марту.
— Sorella di Шайла? — спросил он меня.
— Марта, познакомься с Фредди. Он без ума от твоей сестры.
— А-а, Марта… Ваша сестра была такой красавицей. Такой солнечной. Вы очень на нее похожи, — низко поклонился Фредди.
— Приятно с вами познакомиться, Фредди. В Южной Каролине вас многие знают.
— Джек, у нас отличные жирные мидии. Свежие анчоусы, тоже очень хороши. Calamari fritti[24]. Что пожелает Марта? Может быть, pasta allʼamatriciana?[25]
— Фредди, я бы начала с пасты, — сказала Марта.
— Все, что угодно, — для сестры Шайлы. Добро пожаловать в тратторию. Приходите к нам снова и снова. Синьор Джек, а для вас — мидии. Положитесь на Фредди.
Фредди направился к кухне, по пути проверяя каждый столик, и я улыбнулся его сноровке. Он напоминал мне сержанта в армии: возможно, другие занимают и более высокие посты, но без сержанта застопорится любая военная операция.
Я повернулся и посмотрел на Марту, на эти мягкие, светящиеся черты, точно такие же, как у ее сестры. У нее были такие же глаза лани, та же застенчивая красота, которая у Шайлы была более резкой, взрывоопасной. У Марты же эта красота была более сдержанной, вкрадчивой, но иногда она могла застать вас врасплох, когда Марта внезапно ослабляла туго закрученную пружину своей нерешительности. И даже макияж, жемчуг и черное платье не могли скрыть испуганную девушку, прячущуюся под маской светской женщины.
