Пэт Конрой - Пляжная музыка
— Этот человек не из Красных бригад. Он слишком хорошо одет.
— Тебе тоже не мешает одеваться получше. Как итальянец, — пожала плечами Ли.
— Извиняюсь, маленькая говнюшка, за то, что меня нельзя назвать bella figura[17], — нежно ответил я.
— С тебя еще тысяча лир! — воскликнула Ли. — Нехорошо называть собственную дочь маленькой говнюшкой.
— Да я же в хорошем смысле. Это еще один способ сказать, что я тебя люблю. Все папы в Штатах так говорят.
— Это грубо. Ни один итальянский отец так своей дочери не скажет, а они любят своих дочерей еще больше.
— Это Мария так говорит?
— И сестра Розария.
— Ты абсолютно права. С этого момента я буду за собой следить и постараюсь стать похожим на bella figura.
Мы осторожно перебрались через дорогу, так как я знал, что римляне всегда ездят так, словно за кем-то гонятся, потому я всегда предельно внимателен по дороге в школу. Однажды я видел, как английский турист на понте Маццини шутливо вскинул вверх руки в знак того, что сдается, и просто остановил свою машину прямо на середине моста. Когда я подошел узнать, не могу ли чем-нибудь помочь, англичанин произнес: «Это не езда. Я бы сказал: это регби».
— Сегодня будет чудесный день, папочка, — сказала Ли. — Нет дымки.
В некоторые дни дымка над городом такая плотная, что не видно «Хилтона», и меня даже радовало, что смог иногда стоял на страже интересов общества.
— Голова Святого Петра, — произнесла она, завидев над платанами у реки купол собора.
Когда мы только приехали в Рим, Ли путала слова «купол» и «голова», и с тех пор это стало нашей излюбленной шуткой. Я посмотрел вниз, на излучину Тибра. Ни одна река, какой бы грязной и загаженной она ни была, не может выглядеть безобразной. Мало что привлекает меня так, как красота движущейся воды.
Незнакомец держался на расстоянии и даже не поднялся на мост, пока не увидел, что мы спускаемся по ступеням рядом с тюрьмой «Реджина Коели». Теперь, когда он знал, что мы в курсе того, что он ходит за нами по пятам, он вел себя осторожнее, а может, люди на пьяцце успели ему сообщить, как я швырнул Миммо на автомат для игры в пинбол.
Мы вошли во двор «Сакра Куоре»[18] в конце длинной виа ди Сан-Франческо ди Салис.
Нас заметила сестра Розария, хрупкая, но очень красивая монахиня, слывшая одним из лучших педагогов начальных классов в Риме. Уже три года, как она учила Ли, и между ними сразу же возникло полное взаимопонимание. Те монахини, которых я знал по Южной Каролине, были злобными созданиями, и они помогли отравить мое нелегкое католическое детство. Хотя я знал, что невозможно быть экс-католиком, так же как и экс-мусульманином, я поклялся не делать из Ли католички. Но чего я не учел, так это того, что, живя в католической стране, она не сможет избежать цепких рук церкви.
Сестра Розария выскочила из дверей школы и помчалась к Ли, и они бросились друг к другу в объятия, совсем как школьницы. Я был потрясен этой неподдельной, открытой любовью монахини к Ли. Сестра Розария подняла на меня яркие, смеющиеся глаза и сказала, что она рада, что мы снова привели с собой в школу гостя. И она одними глазами показала в сторону мужчины, который уже четвертый день подряд ходил за нами по пятам.
— Chi è? — спросила сестра Розария.
— Он сам скажет, — ответил я по-итальянски. — Он явно хочет, чтобы мы знали, что нас преследуют. Возможно, сегодня он скажет мне почему.
— Вам известно, синьор Макколл, — сказала сестра Розария, — что у вас самая умная и красивая маленькая девочка во всем Риме?
— Sì, Suora[19], — ответил я. — Я самый счастливый человек в мире.
— Ты самый лучший папочка в мире, — заявила Ли, крепко ко мне прижавшись.
— Вот таким способом ты можешь заработать себе денег, тигренок, тогда я уж точно не буду говорить бранных слов.
— Берегись этого человека, — сказала Ли. — Если ты умрешь, папочка, я останусь совсем одна.
— Ничего со мной не случится, обещаю. — Я попрощался и вышел из монастырского двора, быстро оглядевшись по сторонам.
Юные балерины танцующей походкой шли в студию на виа ди Сан-Франческо ди Салис, а студенты художественной школы стояли, покуривая, на ступеньках здания, но никаких признаков моего преследователя не было. Я подождал целую минуту и затем увидел, как голова мужчины показалась в дверях бара напротив балетной школы и так же быстро исчезла.
В то утро я надел спортивные туфли, поэтому легкой трусцой пустился по прямой римской улице с высокими стенами, где негде было укрыться, и подошел к кафе.
Когда я вошел, мужчина помахал мне рукой, приглашая присоединиться к нему.
— Я уже заказал вам капучино, синьор Макколл, — сказал он любезно.
— Вы пугаете мою дочь, Шерлок. Хочу, чтобы вы прекратили это делать.
— Вы кладете в капучино один кусок сахара, — как ни в чем не бывало продолжал мужчина. — Мне кажется, что я уже знаю ваши привычки.
— Может, знаете и то, что, когда я нервничаю, могу дать любому пинок под зад?
— О вашей склонности к насилию мне уже говорили. Но я специалист по самообороне. Таэквондо, джиу-джитсу, карате. У меня несколько черных поясов. Учителя обучили меня избегать опасностей, — заявил он. — Давайте-ка сначала выпьем кофе, а потом перейдем к делу.
— Я и не знал, что в Италии есть частные детективы, — заметил я, когда бармен придвинул ко мне чашку с капучино, а детектив, сделав небольшой глоток кофе, одобрительно кивнул.
— Мы вроде священников. Люди приходят к нам только тогда, когда попадают в беду. Меня зовут Перикл Старрачи. У меня есть офис в Милане. Но я люблю путешествовать по Италии: интересуюсь искусством этрусков.
— Зачем вы за мной ходите, Перикл?
— Потому что мне за это заплатили.
— Давайте напрямик. Кто вас послал?
— Она хотела бы с вами встретиться.
— Кто она?
— Она хочет подписать мирный договор.
— А-а, моя мать. Моя чертова, лживая, готовая нанести удар в спину мамаша, которая для меня как гвоздь в заднице.
— Это не ваша мать, — возразил Перикл.
— Значит, это тесть.
— Нет, — сказал Перикл. — Его дочь.
— Марта? — удивился я. — Какого черта Марте вас нанимать?
— Потому что никто не захотел дать ей ваш адрес. Ваша семья не желает с ней общаться.
— Прекрасно! — воскликнул я. — Это первая хорошая вещь, которую я узнал о своей семье за долгие годы.
— Ей необходимо поговорить с вами.
— Передайте ей, что я не желаю видеть ни ее, ни любого члена ее семьи, даже если сам Господь Бог отправит мне записку со своего персонального компьютера, но она, конечно, вам об этом уже сказала.
— Она сказала, что произошло ужасное недоразумение, которое, как она думает, необходимо прояснить.
— Нет никакого недоразумения, — заявил я, поднимаясь, чтобы уйти. — Я обещал себе никогда больше не видеть этих людей. И мне никогда еще не было так легко сдержать обещание. Второе обещание, сдержать которое было так же легко, — это никогда не встречаться ни с кем из членов моей семьи. Я очень демократичен. Не хочу видеть ни одной сволочи, которая когда-либо говорила со мной по-английски во время первых моих тридцати лет на земле.
— Синьора Фокс теперь понимает, что вы не были виноваты в смерти ее сестры.
— Передайте ей мою благодарность и скажите, что я не обвиняю ее ни в повреждении озонового слоя, ни в таянии полярных льдов, ни в повышении цен на пепперони. Приятно было поговорить с вами, Перикл. — И я вышел из кафе на улицу.
— У нее есть для вас информация, — сказал Перикл, нагнав меня. — Что-то, что, как она говорит, вы хотели бы знать. Это о женщине. О хранительнице монет. Похоже, так она ее назвала.
При этих словах я остановился, словно меня пробила шрапнель.
— Передайте Марте, что я приглашаю ее сегодня на ужин. Я буду в «Да Фортунато», неподалеку от Пантеона.
— Уже передал, синьор Макколл, — улыбнулся Перикл. — Вот видите, я же вам говорил, что знаю все ваши привычки.
Глава вторая
Когда в начале лета ко мне в Рим приезжают друзья, я обязательно во время грозы веду их в Пантеон и предлагаю встать под воздушным, удивительно пропорциональным куполом, прямо под струи воды, льющейся из отверстия на мраморный пол, и смотреть, как молнии вспарывают дикое, яростное небо. Император Адриан перестроил храм, чтобы почтить богов, которым нынче уже не молятся, но грубая страсть величественного и гармоничного облика Пантеона чувствуется во всем. Вряд ли где-нибудь еще так усердно молились богам.
В первую свою поездку в Рим я целый день провел здесь, изучая архитектуру Пантеона как внутри, так и снаружи специально для статьи, которую мне заказал журнал «Саутерн ливинг». Когда охранник выгнал меня за час до захода солнца, я стал высматривать поблизости хороший ресторан, где можно было бы в тот вечер поужинать. Шайла, которая весь день провела в походах по магазинам на виа Кондотти, с удовольствием ко мне присоединилась, придя прямо из отеля. Она купила себе шарф и туфли от Феррагамо, прекрасно сидящие на ее маленьких хорошеньких ножках, бывших предметом ее особой гордости. Вдруг воздух на виа дель Пантеон наполнился странным мускусным ароматом, который никто из нас не узнал. Шел он как будто из-под земли. Как две охотничьи собаки, мы пошли на запах и обнаружили его источник возле входа в «Да Фортунато». Корзина с белыми трюфелями источала острый экзотический запах, и этот свежий лесной аромат, казалось, вытеснял пропитанные чесноком и вином потоки воздуха, выплывающие из двери траттории.
