Вся синева неба - да Коста Мелисса
Леон появился в школе однажды 1 сентября. Ему было тогда двадцать четыре года. Это было его первое место учителя, он только что закончил учебу. Он родился в Сен-Сюльяке, но после выпускных экзаменов уехал учиться в Нант.
— Вы тоже здесь учились? — спросил он однажды Жоанну, когда она закрывала тяжелые школьные ворота.
— Да.
— Я тоже. Мы с вами, должно быть, ровесники… Мне двадцать четыре года.
— Мне двадцать три.
— Значит, мы наверняка пересекались тогда на школьном дворе.
Они разговаривали впервые. До сих пор, встречаясь, они только вежливо здоровались.
— Меня зовут Леон. Леон Андре. Мои родители — Андре, которые держат табачную лавку. Вы, может быть, их знаете.
Она с трудом сдержала мину отвращения, которое внушали ей Андре. Они чрезвычайно высоко задирали нос и никогда не относились уважительно к отцу Жоанны. Она много раз слышала их шепот: «Вот старый холостяк», когда они с отцом приходили покупать марки. А она была «маленьким пащенком». Андре любили разносить сплетни, они ими кормились. Жоанна была уверена, что они первыми пустили слух о ее рождении, возбужденно нашептывая всем, что она родилась от шлюхи и деревенского дурачка.
— А вы? Кто вы? Ваши родители — из деревни?
Она выдержала взгляд Леона с гордостью и даже с вызовом.
— Я дочь сторожа.
Она увидела в его глазах только детское удивление, никакой недоброжелательности.
— А, это вы.
— Да, это я.
Теперь она вспомнила, что Андре только и говорили о своем таком способном сыне, уехавшем учиться в большой город, чтобы стать учителем. Вот он, у нее перед глазами. И выглядит вовсе не таким надменным и самодовольным, как его родители. Она бы и не догадалась, кто он. Просто молодой человек, свежеиспеченный выпускник университета. Светлые, с каштановым отливом волосы, пряди падают на глаза. Он расчесывал их на прямой пробор, наверно, чтобы казаться взрослым, каковым еще не был. Ореховые глаза. Чуть великоватая рубашка. Хорошо начищенные ботинки.
— Вы заступили на его место?
— Да.
— И живете с ним там?
Он показывал на каменный домик в глубине двора, окруженный сиренью и анютиными глазками.
— Да.
— Выглядит очаровательно.
Она кивнула.
— У папы умелые руки.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, не зная, что еще сказать. Жоанна покачивала на пальцах тяжелые ключи от ворот, Леон подкидывал камешек носком начищенного ботинка.
— Что ж, ладно… До завтра, — сказал наконец Леон.
Они расстались с робкой улыбкой, сами не зная, что думать друг о друге.
Жоанна чувствует, что кто-то есть рядом. Кто-то снимает со лба полотенце. Гладит ее по волосам.
— Все хорошо?
Она кивает. Она уже унеслась далеко.
Она у ворот со своими тяжелыми ключами, и Леон переминается с ноги на ногу.
— Ну что, выходные…
— Да, — говорит она.
— Что вы делаете в воскресенье?
Ни он, ни она еще не предложили перейти на «ты».
— Папа хочет сходить со мной к часовне Гренфолле.
— А, — вырывается у Леона, как будто ему досадно.
— А вы?
— Я думал, что мог бы вас пригласить на пикник на пляже. Но вы заняты.
Она пожимает плечами и пару минут раздумывает.
— Хотите пойти с нами в часовню Гренфолле?
— С вашим отцом?
Он удивлен.
— Да. Не думаю, что ему будет неприятно.
Леон снова переминается с ноги на ногу.
— Вы уверены?
Она кивает.
— Ладно… тогда… Хорошо.
Искренность его улыбки ее трогает. Она проверяла его. Но он явно не такой, как его родители. Он будет рад познакомиться с ее отцом в воскресенье.
—Часовня уже видна в нескольких метрах впереди. Отец Жоанны возглавляет шествие. У него странная походка — кажется, будто он не знает, куда идет, отдавшись на волю случая. Жоанна и Леон идут позади. Они вышли из бухты Сен-Сюльяк и пошли дорогой, которая ведет через пляж. На его скалах можно увидеть окаменевшие потеки лавы. Отец Жоанны остановился, чтобы показать им это. Леон никогда не обращал на них внимания. Потом они поднялись по тропе, которая ведет на самый верх утеса, возвышающегося над Сен-Сюльяком. Там, наверху, и кроется часовня.
Они останавливаются перед каменным монументом. Вид великолепен. Часовня из старых гранитных и кварцевых глыб окружает белоснежную Богородицу. Ползучие растения оплетают старые камни вокруг цоколя. За часовней открываются море и бухта Сен-Сюльяк, притулившаяся в лощине деревушка.
— Сюда надо приходить вечером, — говорит отец Жоанны, положив руку на камни.
Леон таращит удивленные глаза.
— Вот как? Почему?
— Потому что, когда солнце стоит низко, деревня окрашивается в теплые цвета.
Леон восторгается всем, что рассказывает и показывает отец Жоанны.
— Расскажи ему историю часовни, — просит Жоанна. — Вряд ли он ее знает.
Она могла бы сделать это сама, но ей больше нравится, когда рассказывает отец. Он способен заворожить своим дивным низким голосом. И он рассказывает Леону историю часовни, историю моряков, которые каждый год уходили на большую путину, на восемь или девять месяцев, и дали обет: если они все вернутся живыми и невредимыми, то построят часовню в честь Богородицы в том месте, где их жены ждали прихода кораблей.
— Они вернулись и сдержали обещание! Несколько лет ослы и люди таскали сюда каменные глыбы.
Леон погрустнел, прощаясь вечером. Они спустились на пляж и бросают камешки в море.
— Ну, до завтра, — говорит Леон Жоанне. — До свидания, месье, — добавляет он, обращаясь к ее отцу.
На обратном пути отец спрашивает ее:
— Тебе нравится этот парень?
Она качает головой.
— Нет. Я его мало знаю.
Потом все-таки добавляет:
— Он пригласил меня на пикник в следующее воскресенье.
Отец молчит некоторое время, потом роняет:
— Ты становишься взрослой.
Она пожимает плечами. Она в этом не уверена. Оттого что ее пригласил парень, она не превратится в одночасье во взрослую. Был же у нее парень прошлым летом. Ей не кажется, что та идиллия очень ее изменила. Они были знакомы, правда, недолго, но все-таки…
— Однажды ты влюбишься.
— Не знаю.
— Лучше мне подарить тебе эту цитату сейчас же.
Она поднимает на него восторженный взгляд. Ей всегда нравилось, что он считает слова подарками и дарит их ей.
— Какую цитату?
Он останавливается в каменном переулке. Они на одной из типичных улочек Сен-Сюльяка, где цветы растут между гранитными камнями домов. Деревня полностью сохранна, это особенно нравится Жоанне. В ней есть старые солеварни, приливные мельницы и даже древний менгир, который называют Зубом Гаргантюа.
— Ты готова слушать?
Она кивает. У отца травинки запутались в усах и даже в бровях. Она не знает, как они у него всегда попадают в такие невероятные места.
— Она о материнстве.
— Папа!
— Что?
— Я не готова родить ребенка!
— Но однажды ты будешь готова.
Она дуется. Чувствует себя маленькой девочкой.
— Цитата гласит: Прежде чем дать жизнь, надо полюбить ее и заставить ее полюбить тебя.
У него такой серьезный вид. У него всегда такой серьезный вид, даже когда травинки в бровях.
— Я постарался сделать это с тобой.
Она кивает.
— Я знаю.
— Запомни это хорошенько, ладно?
— Ладно.
— И если ты полюбишь однажды этого Леона, постарайся заставить его полюбить жизнь так же, как я заставил тебя ее полюбить.
Они идут дальше по переулку.
— Он, кажется, любопытный малый, это хорошо… Но с виду еще ничему не научился.
— Он же учитель!
— Настоящее знание не измеряется дипломами, Жоанна. Ни даже количеством проглоченных книг. Покажи ему звезды, растения, что рождаются и умирают, красоту заката солнца. Дай ему вдохнуть запах сирени и послушать шум моря.
