Эрвин Штриттматтер - Чудодей
Маршнеру пришлось в свое обеденное время отправиться в каптерку и подобрать новые брюки для Роллинга. Маршнер про себя решил, что в следующей посылке у него уже не найдется окорока для Дуфте.
Прошла весна, и наступило лето. Но вот уже и летние дни стали короче, напоминая, что предстоит другое время года. Месяцы текли по стране неторопливо, как большие величавые реки. Но они обходили стороной казармы, словно мели и острова. На щебне казарменных дворов ничего не росло и не цвело. На винтовочных ложах не распускались почки. И даже в самые жаркие дни нельзя было выйти на занятия без мундира или в соломенной шляпе.
Станислаус начинялся премудростями Фридриха Ницше. Этот Ницше возвещал приход сверхчеловека. Он утверждал, что все приметы свидетельствуют о скором рождении сверхчеловека, а только в нем и есть единственный смысл всей жалкой возни людей на этой земле.
Станислаус, перебирая всех солдат своего эскадрона, старался отыскать в них черты грядущего сверхчеловека. Нет, в вахмистре Дуфте нет ничего похожего на сверхчеловеческие качества, ведь его так заботила украденная ветчина! В поисках Станислаус добрался до командира эскадрона ротмистра фон Клеефельда. О нем уже скорее можно было сказать: вот кто ближе всех к богам. Ротмистр фон Клеефельд восседал на своем жеребце, как на троне. Говорил он редко и мало. Улыбался высокомерно и загадочно. Достаточно было одного его взгляда, и все мелкие бесы — вахмистры, унтер-офицеры и ефрейторы — начинали выплясывать так, что пыль столбом поднималась. Они беспощадно муштровали новобранцев. А господин ротмистр невозмутимо взирал на это с недосягаемой высоты. Может, он и впрямь был владельцем этой огромной мельницы, которая перемалывала сорное новобранческое зерно в тончайшую, отборную сверхчеловеческую муку? Господин ротмистр никогда не останавливал в казарменном дворе новобранца, если тот небрежно отдал честь или от избытка почтения споткнулся при этом. Господина ротмистра нисколько не беспокоил тот факт, что Али отдубасил ножками от табуретки призраков, которые собирались его проучить, и даже вышвырнул в окно новобранца Маршнера. Ротмистр проезжал верхом или шагал на негнущихся ногах через казарменный двор, оставаясь божественным и недосягаемым для всех мелочей казарменных будней.
Станислаус чувствовал, что он достигает философской зрелости, наполняется мудростью, которая бродит в нем, как пиво в бочке. Пожалуй, чего доброго, он сам еще в один прекрасный день превратится в сверхчеловека.
7
На Станислауса нежданно обрушивается война, его судьбу определяют без него, и он познает чудо зачатия на расстоянии.
Еще два жарких дня проползли через казарму, и внезапно началась война.
— Ты что, спятил?
— Так точно, война уже началась. — Вонниг ходил за кофе и по дороге услышал радиопередачу — приемник был в эскадронной канцелярии.
Вайсблат стоял в кальсонах у печки. Он глядел в окно неподвижными глазами.
— Началась великая эпоха уничтожения.
Ефрейтор Маршнер ходил по казарме из комнаты в комнату, рассказывая новость.
— Они навязали нам войну.
— Кто они? — спросил Роллинг.
— Полячишки, прошу иметь в виду.
— Что ж они, залезли в твою каптерку? Или, может, задерживали твои посылки с окороками?
Господин ефрейтор Маршнер счел ниже своего достоинства отвечать рядовому Роллингу.
В канцелярии эскадрона сидел скромный, дрожащий человек. И это был вахмистр Дуфте. Он задумчиво разорвал лист бумаги — донос ефрейтора Маршнера на солдата Роллинга: «распространение ложных слухов о приближении войны».
Куда только делись остроты и шуточки вахмистра Дуфте! Он раздавал письма на дневной поверке без всяких околичностей, как любой почтальон в деревне или в городе.
Солдат Бюднер снова получил письмо от столяра Пауля Пешеля. Вахмистр Дуфте на этот раз вовсе не обратил внимания на адрес отправителя, и это письмо Станислаусу уже не пришлось добывать, переползая по щебню и выжимаясь на руках. Дуфте был бледен, и у него дрожали щеки.
Станислаус узнал, что ему предстоит быть отцом. Неужели родится тот самый сверхчеловек, которого он создавал мысленно по рецептам Фридриха Ницше? Пешель требовал, чтобы Станислаус взял отпуск. Необходимо обвенчаться — так сообщил его поэтический собрат Пауль Пондерабилус. Сам Пондерабилус был счастлив, оказавшись кандидатом в дедушки. Он даже воспел это обстоятельство в стихах, но Станислаусу было не до лирических излияний будущего деда Пауля Пондерабилуса.
У Фридриха Ницше не нашлось для Станислауса никаких указаний, подходящих для подобных случаев. Видимо, у самого Фридриха не было детей. Станислаусу пришлось обратиться к Вайсблату. Ницше был мертв, а Вайсблат жив. Хотя, может быть, Вайсблат являлся живым мертвецом? Он замкнулся в мудрое молчание и тихо улыбался, избегая вопросов и прикосновений внешнего мира.
— Теперь война. Человечество движется, насколько я могу судить, гигантскими шагами навстречу своей судьбе — уничтожению. Стоит ли тут беспокоиться о нерожденных детях? Разумеется, нет!
Казалось, война вызывает в людях не только страх, но и дружелюбие. Когда Станислаус проходил по казарменному двору или шел в лавку за почтовыми марками, унтер-офицеры улыбались ему очень дружелюбно и кивали. Роллинг шагал по двору. Он размышлял о войне и, засунув руки в карманы, стискивал кулаки. Из каптерки вышли ефрейтор Маршнер и какой-то унтер-офицер. Но Роллинг не вынул рук из карманов. Его никто не окликнул, ему так и не помешали шествовать, спрятав кулаки.
Наступил вечер, а эскадрон все еще оставался в казармах. На войну пока не отправляли. Во всех комнатах казармы кипела похлебка слухов.
— Мы в резерве, неприкосновенные кадры. Там управятся одними танками. Кавалерия нужна для парадов.
По всей казарме скрипели перья. Казалось, все солдаты пишут завещания. Крафтчек передавал приветы своим постоянным покупателям. Когда мы опять получим колонии, станет куда больше колониальных товаров. Какао всегда шло хорошо, да и на кофе с помощью матеры божьей можно неплохо заработать.
Роллинг швырял на листок почтовой бумаги скачущие буквы: «Будьте тверды. Делайте, что сможете. Мир еще не доделан до конца».
Вонниг писал одному из собратьев по секте, прося позаботиться об огороде. Нужно высеять зимний салат. Сражающемуся народу необходимы витамины. Все к лучшему.
Вайсблат написал длинное письмо матери: «Передо мной огромная дыра. Скачу в нее. Это великая пустота. Холод и мрак. Нужно как-то привыкнуть к этим мыслям. В них — величие человека».
Станислаус писал Паулю Пондерабилусу. Это уже слишком. Он даже ни разу не поцеловал Лилиан. Они виделись, разделенные забором из проволочной сетки. Откуда же ребенок? Об этом пусть Пауль Пондерабилус запросит некоего весьма могучего вахмистра Дуфте. Со своей стороны Станислаус не хотел бы ничего утверждать слишком решительно, но именно в этом направлении следует вести розыски отца для новорожденного внука Пауля Пондерабилуса.
После отбоя Станислаус отнес письмо в почтовый ящик, висевший у канцелярии. Ночь была теплая. Осенний воздух дышал весной. Из канцелярии доносилось пение пьяных храбрецов: «Скачут синие драгуны!..»
Дни уходили, ожидание оставалось. Когда же прозвучит в казарме великий зов войны? Ожидание угнетало даже коней. Они ощущали его в небрежности рук своих всадников.
Маршнер получил из дому большой деревянный ящик. Он притащил его в каптерку. Запах копченого мяса смешался с прелыми запахами солдатской одежды. Маршнер набивал большие и малые пакеты и в сумерках сновал с ними в разные стороны. Не был забыт и ротмистр фон Клеефельд. Ему достался самый большой из пакетов — на один круг колбасы и на окорок больше, чем получил вахмистр Дуфте. Так Маршнер трудился над своею судьбой.
Станислаус обо всем советовался с Фридрихом Ницше. Он хотел стать достойным последователем этого усача. А его собственную судьбу определяли без него.
Его вызвали в канцелярию к вахмистру Дуфте. Пришлось подождать. В соседней комнате ротмистр фон Клеефельд отчитывал унтер-офицеров. Этот человек, который в представлении Станислауса был собеседником богов, говорил скрипучим голосом звукоподражателя, имитирующего дрозда.
— На смотре показали себя очень плохо! Рохли! Недостаточно муштровали! Бабы, сортирные уборщицы! Имею достоверные сведения. Сообщил капитан фон Хацфельд: потери — две трети роты. Бои куда ожесточенней, чем пишут в газетах. Он уже получил железный крест первой степени. Хацфельд. А вы что же, так и хотите оставаться здесь караульными при бабах? Разойдись!
Станислаус прислушивался так внимательно, что даже принял на свой счет эту команду. Он зашагал к двери. Ефрейтор окликнул его и вернул. Дверь соседней комнаты распахнулась.
