Ион Агырбичану - «Архангелы»
— Так не пойдет: раз имеешь, то и мне скажи. Не страдать же тебе из-за служанки. На мой взгляд, она делает все как следует.
Докица помолчала. Опустив глаза в землю, она старалась изо всех сил покраснеть. Почувствовав, что кровь прилила к щекам, она вскинула на Корняна блестящие глаза:
— Видеть ее не могу. Быть в одном доме с ней не могу.
— Господи помилуй, да что же случилось! Что она тебе сделала?
— Либо она, либо я! — выкрикнула яростно Докица. — Тогда я буду знать, кто тебе дороже!
— Мне? — Корнян был и удивлен, и польщен одновременно.
— Да, тебе! Больше не будешь водить меня за нос. Все сегодня и решится. Либо — либо.
Все это чрезвычайно льстило Корняну, и он, веселый и влюбленный, клялся всеми богами, что ни в чем не виноват, что о служанке и не помышлял даже.
Тогда Докица разрыдалась. Сначала казалось — плачет она притворно, но потом всхлипывания становились все жалобнее, пока не превратились наконец в настоящие рыдания. Примарю сделалось не по себе; согласно своему разумению, которое определялось привольной жизнью и выпивкой, Докицу он любил, любил как молодую женщину, весьма соблазнительную, которую всегда хотел бы видеть красивой. Он обнял Докицу и горячо ее поцеловал.
— Значит, ты меня крепко любишь, Докица? — Корнян посмотрел ей прямо в глаза.
Вместо ответа жена прикрыла ему рот ладошкой.
Тут же примарь рассчитал служанку и перестал следить за Докицей. И как нельзя вовремя, потому как еще два-три дня — и все три ухажера решили бы, что Докица отдала предпочтение кому-то еще.
Так что Докица сама теперь ходила за выпивкой, и ходила с удовольствием, заранее предвкушая ароматный вкус коньяка. Она давно уже пристрастилась к спиртному, но с тех пор, как стала примарясой, выбирала всегда самые дорогие напитки и пожаловаться, что отстает в этом деле от мужа, особенно не могла.
Когда Докица вошла в трактир Спиридона, человек десять рудокопов стояли вокруг круглого стола, на котором по краю расположились стопки с ракией. Она удивилась, что никто из мужчин не улыбнулся ей, привыкнув за много лет, что все мужские лица расплываются ей навстречу, а тут только двое или трое довольно безразлично буркнули ей в ответ «доброе утро» и тут же снова все погрузились в таинственный разговор.
Докица окинула их подозрительным взглядом, потом подошла к Спиридону и протянула ему фляжку.
— Коньячку желаете? — безучастно спросил трактирщик, будто Докица отродясь у него ничего не покупала.
— А то чего же? — хмыкнула Докица и еще раз испытующе посмотрела через плечо на рудокопов.
Спиридон наполнил фляжку и молча вернул ее Докице.
— Не заболел ли ты, Спиридон? — осведомилась женщина.
— Разве мы на болезни жалуемся? — недовольно пробурчал трактирщик.
— Плохо ночью спал? — продолжала расспрашивать женщина, вовсе не собираясь уходить. Ей казалось, что вокруг нее витает какая-то тайна, переменившая Спиридона, да и рудокопов тоже.
— Не слишком-то хорошо, примаряса!
— А что у тебя болит? Дай посмотрю, может, присоветую какое лекарство, — предложила Докица. Повернувшись на каблуках, она заметила, что все рудокопы с удивлением уставились на нее.
— Что это с вами? Не узнаете меня, что ли?
Докица весело улыбалась и по своему обыкновению посматривала на мужчин весьма двусмысленно.
— Видать, ты ничего не знаешь, — вполголоса отозвался один из рудокопов.
— А что мне нужно знать?
— То, что случилось у «Архангелов».
— Откуда мне знать, когда я только встала и в корчму тотчас попала, как поется в песенке, — усмехнулась Докица. — А что с «Архангелами»? Самородное золото нашли?
— Кабы так! — вздохнули рудокопы.
— А что еще могло случиться?
— Неужто домнула примаря и вправду не оповестили? — спросил Спиридон.
— А должны были оповестить, что… — Тут Докица изогнулась в сторону Спиридона, словно ожидая особо веселой шуточки.
— Что штольня у «Архангелов» выработалась и золота больше нет! — продолжил Спиридон, недовольно глядя на Докицу.
— Нету больше золота? — переспросила Докица и, на мгновение побледнев, повернулась к рудокопам.
— Нету, — подтвердил кто-то из них. — Да еще четверо лишились жизни в забое.
— Горе-то какое! — искренне опечалилась Докица. — Кто ж они будут?
Ей назвали имена погибших. Докица вытерла глаза рукавом кофточки.
— Жалко и такого богатого золота, — проговорил рудокоп.
— Золото, коли мужчины есть, отыскать можно. А мертвому человеку больше не встать.
— И «Архангелы», сдается мне, не восстанут из мертвых, — заметил другой рудокоп.
— Улетят на небо, а то слишком долго в Вэлень задержались, — ухмыльнулась Докица. — Видно, и им земля опротивела. Нет «Архангелов» — есть другие прииски и еще будут.
С этими словами она ушла.
— Черт — не баба! — грустно произнес Спиридон.
— Пусть хоть одна такая будет. Нюнить все на селе умеют, — откликнулся кто-то из рудокопов.
Докица по дороге домой быстренько составила план борьбы за свое будущее. Шла она так же стремительно, легко, весело: ей-то чего терять — молодость ее в полном расцвете, а она только на молодость и рассчитывает. На перекрестке Докица заметила кучку рудокопов, которые старались удержать Ионуца Унгуряна. Остановившись, Докица прислушалась.
Красный от злости, Унгурян с мутными глазами еле держался на ногах.
— Пустите меня! Я до него доберусь! — орал он, размахивая руками.
Хотя было утро, Унгурян успел уже изрядно набраться.
— Пустое это дело. Не ходи ты к нему, — уговаривал Унгуряна рудокоп, крепко держа его за рукав.
— Быть того не может. Мало ли что вы говорите, а я не верю! Как это! Где? — спрашивал, ни к кому не обращаясь, старик.
— Правду мы тебе говорим, правду. Успокойся. Врезались мы в старую выработку — своими глазами видели, сами там побывали. А ты успокойся и иди домой, не стоит сегодня с управляющим встречаться.
— А я вам говорю, что стоит! — упорствовал Унгурян. — Мне деньги нужны. Много денег. Адвокат мой телеграмму отбил, что застрелится! Понимаете? Застрелится. А вы все врете! Пустите, я пойду к управляющему!
Унгурян вырвался из рук рудокопов и, покачиваясь, побрел к дому Иосифа Родяна.
Докица ухмыльнулась и пошла своей дорогой.
Примарь Корнян поджидал ее, сидя за столом.
— Принесла, зазнобушка?
Докица выставила на стол фляжку, взяла стопочку, налила, выпила, а потом сказала:
— Жена не зазнобушка, мил дружок, лучше уж бабой меня кликай.
— Больно быстро ты постарела! Это по дороге к Спиридону и обратно? — Примарь протянул руку, чтобы ущипнуть ее за щеку.
Докица уклонилась.
— И на более коротком пути, чем этот, можно поседеть, коли…
— Коли колдун повстречается, — подхватил Корнян.
— Коли услышишь такую страшную весть: ведь у «Архангелов» золото кончилось!
Выпалив свою новость, Докица повернулась на каблуках и полезла в буфет за сахаром. Потом, не удостаивая Корняна взглядом, принялась варить кофе с молоком.
В это утро Корнян еще ничего не пил и был трезв как стеклышко. Но от новости Докицы голова у него пошла кругом, будто от крепкой ночной попойки.
Когда жена окликнула его, приглашая выпить кофе, он будто протрезвел и с улыбкой переспросил ее:
— Так что ты сказала? Вроде говорила ты что-то?
— У «Архангелов» штольня врезалась в старую выработку, — спокойно сказала Докица. — Сам знаешь, рудокопы давно говорили: гуд идет от удара молотом.
— Шутки шутить изволишь? — осклабился примарь, глядя на нее бараньими глазами.
— Хорошо, если б шутка, а то ведь горькая правда. Мне сказал Спиридон, а десять рудокопов подтвердили. Видела я, как старый Унгурян шел к управляющему, тоже не верит, как и ты. А теперь давай кофе пить, а то остынет. — Докица указала на дымящиеся чашки, взяла фляжку и в четвертый раз наполнила себе стопку.
Но примарь и не поглядел на стол. Исподтишка он все следил за женой, думая, что она только предлог ищет, чтобы выставить его из дома и повстречаться с кем-то другим. Так он думал еще и потому, что Докица не злилась и не приходила в отчаяние — наоборот, пьет себе четвертую стопку коньяку, а ему даже не наливает.
— Сейчас я узнаю всю правду, — змеиным голосом прошипел примарь, — Но если обманешь, с чертом будешь иметь дело, не со мной. — Примарь надел шляпу и вышел.
Докица только плечами повела, села за стол и с удовольствием принялась за кофе.
Василе Корнян сломя голову летел по дороге, не видя ни луж, по которым шлепал, разбрызгивая грязь во все стороны, ни камней, о которые спотыкался, — торопился к управляющему.
Иосиф Родян в это время уже ускакал на прииск.
Ионуца Унгуряна примарь застал во дворе. Старик с непокрытой головой сидел среди рабочих возле толчеи, слушал страшные рассказы и растерянно поглядывал по сторонам. Увидев примаря, он отчаянно замахал рукой, растерянно повторяя:
