Ион Агырбичану - «Архангелы»
Управляющий поднес свечу к стене старой галереи и пощупал ее. Казалось, ему приятно видеть такую ровную стену.
— Умели работать, чертовы предки! — с улыбкой заметил он.
Штейгер не отозвался: от улыбки управляющего у него в жилах заледенела кровь. Он пошел потихоньку к выходу. Ему казалось, что Родян идет следом, но слышал он эхо своих собственных шагов. Управляющий, задумавшись, сидел на камне. В руке у него горела свеча, а взор неподвижно застыл на красном отблеске света на стене.
Перед ним тянулась галерея, пробитая в самом сердце горы Корэбьоары несколько сотен лет назад, возможно, даже римлянами. В земле немало осталось следов, говорящих, что предки долгое время пользовались приисками в Вэлень и в горах по соседству. Кто знает, какие события могли заставить древних золотоискателей прекратить работы в галереях, где еще было золото. Могущественный приказ или повальное бегство заставили далеких предков бросить золотоносную жилу, которую с таким успехом разрабатывали до сегодняшнего дня «Архангелы». Возможно, прозвучали трубы, возвещающие уход римских легионов из Дакии, и искусные руки предков больше уже не поднимали здесь тяжелый молот. С тех пор ничьи глаза не видели, как блестят эти стены, ничьи шаги не будили раскатистого эха. И все же галерея эта казалась новой, словно рудокопы только что покинули ее.
Но не об этом думал Иосиф Родян.
Он присел на обломок скалы, ощутив, что в его огромном теле что-то оборвалось, и сидел, обмякнув, сгорбившись, забыв о времени, без единой мысли, долго-долго сидел он совершенно неподвижно и очнулся только тогда, когда огарок свечи обжег ему пальцы.
Он встал, отбросил огарок и стал пробираться к выходу. На каждом шагу его шатало, он ударялся о стены, и счастье еще, что не доставал головой потолка. Когда он вышел из галереи, рудокопы в ужасе отступили назад: Иосиф Родян постарел настолько, что его едва можно было узнать. Он тяжело опустился на скамью возле погреба у входа в штольню и с трудом перевел дух.
Поглядев на искаженное страданием лицо управляющего, первый штейгер Флоря Лупу осмелел и, подойдя к нему, заговорил:
— Судьбу не изменишь, судьбы наши извечно в руках всевышнего. А мы, значит, черви, которых в любое время можно раздавить. Несчастье наше, что врезались мы в старинную выработку, а может, и не вправе мы называть это несчастьем, ведь столько лет подряд мы добывали золото, а другие в то же самое время трудились понапрасну, вот как мы в новой галерее. Долг наш, хозяин, рассказать все как было, потому что ничто не случается, не оповестив о себе заранее.
Флоря Лупу замолчал, задумавшись. Иосиф Родян смотрел вдаль, ничего не видя и не слыша. Вокруг них сгрудились рудокопы.
— Вот уж несколько недель, как появились разные знаки, — продолжал штейгер, — только ты не хотел нас слушать. Теперь дождались — уткнулись в старинную выработку. А до этого несколько недель подряд от удара молотов шел гуд.
Флоря Лупу взглянул на рудокопов, и те хором подтвердили:
— Шел от молотов гуд.
От хора голосов управляющий вздрогнул, обвел взглядом рудокопов и вновь уставился в пустоту.
— Вот уж сколько времени на каждый удар молотом с нашей стороны отзывалось три-четыре удара с изнутри. Мы били породу, и они тоже, и звук далеко катился. Тени древних рудокопов давали нам знать, чтобы смотрели мы в оба и со страхом божиим скалу долбили.
— А от молотов шел гуд, — снова хором подтвердили рудокопы.
— Мы никак не могли решить, кому первому прокладывать штольню. Договорились потом, что будем испытывать судьбу. Те, кто первыми были, чуя смерть в душе, приближались к скале. И тут появился старец с белой бородой, в белой одежде, прошел он мимо нас и сделал знак рукой, чтобы за ним шли.
— Да, мы видели этого старца, — хором подтвердили рудокопы.
— На следующую ночь испытывали судьбу Виса, Гиуц, Пэрэу, Петришор, и всем им выпало на долю погибнуть. Они шли первыми. И я был в штольне — слыхал, как вдалеке грохотали сотни молотов, как пели голоса то тонко, то густо, как раздавалось завыванье, словно из-под земли.
— Да, от молотов шел гуд, — опять дружно повторили рудокопы.
Управляющий вскочил со скамьи и навис над штейгером:
— Четверо, говоришь, померли?
— Не было им времени помереть. Разорвало на сотни кусков.
Иосиф Родян уперся взглядом в людей, толпившихся вокруг, и вдруг в ярости заорал:
— Почему вы все не погибли, собаки? Почему все там не оказались, чтобы перемолола вас адская сила! Чего вам надо? Для чего живете? Вам еще мила эта жизнь? Показал бы я вам, что такое жизнь! — Родян перевел дух и скорчил страшную рожу: — Видали черта? Вот он, черт! — прохрипел он и высунул длинный красный язык.
Многие из рудокопов перекрестились и отвернулись.
Но Иосиф Родян опамятовался. В следующее мгновение голос его звучал властно, резко, звонко — так, как привыкли рудокопы:
— Мертвых отвезли в село?
— Еще ночью, — ответил Флоря Лупу.
— А вы с полуночи так и не работали?
Рудокопы, только было успокоившиеся, затрепетали от страха.
— Так за что же я плачу вам, мошенники? А ну, принимайтесь за взорванную породу! Все измельчить и вынести наружу! А в новой галерее приступайте к взрывным работам.
Люди стали покорно разбредаться. Один Флоря Лупу не тронулся с места.
— Домнул управляющий… — робко начал он.
— Чего тебе, Флоря? — откликнулся почти весело Родян, радуясь привычной картине.
— Хотел бы я слово вам молвить, — медленно проговорил Флоря.
— Говори, братец! Кто тебе мешает?
— В этом камне, — Флоря махнул рукой на кучи, — хватит золота. Да и дома у вас возле каждой толчеи достаточно породы. Хорошо бы и новую галерею забросить.
— Новую галерею? — Управляющий ничего не понимал.
— Да. Поработаем там еще несколько месяцев, и от золота в этих кучах ничего не останется. — Голос у Флори совсем упал.
Вместо ответа Иосиф Родян махнул рукой, приглашая Лупу следовать за собой. Придерживаясь направления новой галереи, они на четвереньках полезли вверх по крутому склону горы, то и дело оскальзываясь и хватаясь за кустарник. Остановились они примерно над тем местом, где галерея упиралась в скалу, которую велено было пробивать рудокопам. Иосиф Родян что-то искал, раздвигая кусты и сдирая каблуком толстый слой мха.
— Вот, гляди! — окликнул он Флорю.
Рудокоп нагнулся и увидел, как скальную породу рассекает беловатая жила, испещренная серыми пятнами.
— Эта жила спускается вниз, рассекая гору пополам. И мы в новой галерее непременно на нее наткнемся — вот тогда-то и потечет золото.
— Нет, хозяин, не потечет. Жила эта, вот она — здесь, да еще чуть-чуть ниже. А до галереи она не доходит. Галерея давно уже прошла под ней.
Управляющий весь напрягся, потом схватил штейгера и, приподняв, подержал с секунду над пропастью, затем поставил рудокопа на землю и, тяжело дыша, прохрипел:
— Лупу! Ты со мной не шути!
Штейгер, побелевший как мел, не мог унять дрожь.
— Твое дело служить, понимаешь? — рявкнул Родян. — Я тебе плачу, а ты меня слушайся, как собака! Понял?
— Да, домнул управляющий.
Не сказав больше ни слова, оба спустились вниз. Иосиф Родян взгромоздился на коня и ускакал.
Добравшись до села, он то тут, то там стал замечать группки людей, размахивающих руками и что-то обсуждавших.
— Что такое? Праздник, что ли, какой? — с пренебрежением спрашивал Иосиф Родян.
Люди испуганно кланялись ему, но не отвечали.
Доамна Марина почувствовала, что к ней возвращается жизнь, увидев мужа, спокойно входящего в дом. За несколько минут до этого и рабочие, дробившие камень во дворе, принялись усерднее за работу, заметив, как спокойно хозяин слезает с лошади.
Марина ожидала, что муж заговорит, расскажет ей что-нибудь, но Иосиф молча уселся на стул, стянул сапоги и переобулся в домашние туфли. Только тут он заметил, что весь в грязи.
— Чертовы дороги! — выругался он. — Принеси мне переодеться.
Пока он переодевался, жена с замиранием сердца ждала, что же он все-таки скажет, но муж упорно молчал.
— Ты был там? — в конце концов не выдержала Марина.
— Ничего там нет! — недовольно буркнул управляющий.
— Как? Правда ничего?
— Четырех человек там убило — вот это правда, — отвечал Иосиф, пытаясь расстегнуть пуговицу на воротнике. Не расстегнув, злобно оторвал и бросил.
— «Архангелы» не погибли. Из этой штольни мы достаточно добыли золота, не грех и оставить ее.
— Так, значит, все-таки правда? — заикаясь, спросила жена.
— Дура! — рявкнул управляющий, — Правда, что штольня уперлась в старинную выработку…
Марина разрыдалась и едва могла выговорить:
— Значит, конец «Архангелам»…
