Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа
— Послушай, — продолжает он, — если тебе нужна помощь, я всегда здесь.
Его окликает хозяйка. Он кладет лапу Андреа на плечо и исчезает.
Андреа сидела на кладбище и оплакивала того, кого не хочет забывать. Того, кто навсегда останется с ней, сколько бы она ни написала.
Андреа идет на вечеринку к Бородачу, там будет и Хельга. Приятно встречаться с теми, кому наплевать, шатается ли она, бессвязно болтая, или идет прямо, закрывшись на все засовы. Андреа достает записную книжку: «Жизнь может быть прекрасна, стоит только время от времени позволять себе плакать или смеяться, быть трезвым или пьяным СОВЕРШЕННО НЕ К МЕСТУ». Вырывает страницу, складывает пополам и кладет на стол под стекло.
* * *Try to see the tragic
Turning into magic[45]
Эти строчки вертятся в голове у Андреа, когда она выходит из La Couronne. Идет, пошатываясь, по безымянной улице, не представляя, как добраться до дома. Попытка увидеть, как трагическое превращается в магическое. Припев песни, звучавшей над маленьким танцполом. Андреа не танцевала. Она сидела с Бородачом и, как всегда, пила за будущие успехи. Когда он начал обниматься со своей невестой, словно только что сошедшей с подиума конкурса «Мисс Швеция», Андреа попыталась завести разговор с двумя молодыми людьми за тем же столиком. Они вежливо отвечали на ее вопросы о любви и изменах, а потом ушли.
Андреа перебралась к мужчинам за соседним столиком. Нашла одного, готового по крайней мере говорить о фильмах и жизни, но вскоре его подружка вернулась из туалета, и они удалились, хихикая и хватая друг друга за задницы.
В баре не нашлось никого одинокого и похожего на Каспера. Даже просто одинокого и скучающего не оказалось, хотя бы слегка похожего на Каспера. Бородач и Хельга куда-то исчезли. Не будь Андреа такой пьяной, она почувствовала бы, что ее бросили, но вместо этого она прокричала: «Удачной ночи вам всем!» — и, не дождавшись ответа, даже ничтожного «и тебе того же», ушла.
Внезапно — голос Каспера в телефонной трубке.
Совсем не сердитый. Даже не особо удивленный. Правда, немного сонный.
Андреа становится страшно при мысли о том, что время стояло на месте. Что год, прожитый в Сконе, ей приснился. Что она приехала сюда всего неделю назад и еще не знает ни Юнатана, ни Хельги, ни Господина в Белом. Может быть, Испанец ей привиделся, а Лейтенант был лишь деструктивным желанием. Может быть, в последний раз она звонила Касперу на прошлой неделе, отчаянно воя. Может быть, она вообще не звонила ему раньше. И теперь у нее есть единственный шанс расставить все на свои места.
Луна взошла, но Андреа не плачет. Она говорит «прости». «Прости, Каспер», — говорит она. Вот и все, что она успевает сказать. Он отвечает: «Ничего…» — и на этом разговор обрывается. Закончились деньги на карточке.
Каспер воскрес из мертвых. Его голос звучит в ушах у Андреа.
Может быть, в аптеке все же продают без рецепта средство для смывания людей. Если пойти туда в понедельник и сказать, что она перенаселена, что она полна незваных гостей, может быть, ей смогут помочь?
Андреа не в силах пошевелиться. Сидит на тротуаре, повторяя: «Прости, прости, прости». Перебирает четки. Вывеска «Макдоналдс» напротив превращается в пульсирующее распятие. На нем висит Иисус и машет Андреа рукой. Он окружен мерцающими рождественскими украшениями и гроздьями винограда. Неоновый свет слепит глаза, и Андреа приходится прикрывать их рукой, чтобы как следует разглядеть его. У нее на шее экзема, она горит, освещенная неоном, Андреа чешет пятна на шее и повторяет: «Прости, прости грехи мои», и Иисус спускается с распятия, вынимая гвозди из рук и ног, и подлетает к ней, заразительно смеясь. Андреа трет глаза. Ни распятия, ни «Макдоналдса». Вместо этого — полицейский патруль.
— Фрекен, — произносит симпатичный полицейский, не подозревая, что «фрекен» Андреа в разводе, — не стоит сидеть в короткой юбке на тротуаре поздно ночью. Мало ли что может произойти.
Но я и хочу, чтобы что-нибудь произошло! Что-нибудь, после чего я проснусь счастливой или по крайней мере потрясенной, ведь скоро мне возвращаться домой. «Только не домой», — думает Андреа. Город Детства — это не дом. Это кладбище воспоминаний. Полиция предлагает отправиться с ними.
— А что я сделала?
— Ничего, насколько я знаю, — смеется он (может быть, он — прекрасный принц?). — Просто сегодня у нас довольно мало работы, можем подвезти вас домой!
Он помогает ей подняться, и вот она уже сидит на заднем сиденье автомобиля, прильнув к красавцу-полицейскому. Ничего не говорит ни о Иисусе, ни о Каспере. А иначе вдруг им вздумается включить мигалку?
— Любовь — это трудно, правда? — произносит она.
— Нет, с чего вы взяли? — Полицейский качает головой.
Затем он встает, протягивает ей руку. Через мгновение они танцуют медленный фокстрот в автомобиле, хотя Андреа вовсе не умеет танцевать фокстрот. И вот они уже у старого нового дома.
— Приятно было познакомиться, — произносит он, поглаживая ее по руке, словно утешая, и Андреа хочется остаться с ним. Полицейского у нее еще ни разу не было. Но дверца машины закрывается, и Андреа слишком пьяна, чтобы расстраиваться.
Привидения
Андреа сидит в поезде, проезжая мимо Университетского городка, города Каспера, на пути к Городу Детства. «Квартира, — думает она, — несколько комнат в доме, какое это имеет значение? Теперь там живут другие, другой жизнью. Но разве в этой квартире не осталось наших воспоминаний: в стенах, в потолке?» Разве они не окружают тех, кто теперь живет там, ничего не зная о свадебной кружке в руке Андреа, о скрипках Каспера, о его теле, которое приближалось к ней, о картинах на стенах — должны же были остаться следы краски, пятна кофе. Что-то должно быть заметно.
«После живых остаются привидения», — думает Андреа. Следят за новыми судьбами. Любовь Каспера и Андреа осталась на стенах в комнате, в квартире, в доме навсегда. Их любовь въелась в обои.
Через полтора часа поезд прибудет на место. Андреа надо в туалет по-большому Будет понос, не иначе. Все не так: живот, дыхание, жизнь. Может быть, все можно наладить. Но дело не в этом. Дело в доме у озера, который вцепился руками в дом на Бьеркгатан, 64. В тесном туалете воняет. Заглушить бы этот запах жжеными спичками, духами. Можно сделать вид, что виноват тот, кто был в туалете перед тобой. Андреа выходит и быстро закрывает за собой дверь. Открывает клетку и гладит Марлона. Кажется, что его шерсть потемнела. А вдруг Марлон меняет цвет, когда она меняет мужчин? Андреа гладит его и думает, что не обязана любить Марлона, но у Марлона выбора нет. Она может кормить его, гладить его и дарить ему игрушки, ничуть не любя. Его же любовь к ней — основа всей его жизни. Без этого доверия он, возможно… убил бы ее. Расцарапал бы ей ночью лицо. Морган в больнице рассказывал, что его кот так и сделал: напал на него, вырвав из руки кусок мяса до самой кости. Кота, разумеется, пришлось усыпить. Того, кому нельзя доверять, нужно умерщвлять.
* * *В доме у озера праздник по поводу Возвращения. Жирные пиццы, за которые трудно благодарить с Улыбкой. Андреа смотрит на Карла и Лувису, не понимая, счастливы ли они вместе: если счастливы, то почему не говорят об этом? А Андреа — рассказывает ли она о том, что счастлива? Как будто семью можно удержать вместе цепкой хваткой больных рук, хранящих темные и глубокие тайны.
* * *Дом на Бьеркгатан, 64. Каких только нет здесь воспоминаний: на стенах, в облупившейся штукатурке на потолке, в обоях, медленно отстающих от стен (клей стареет и приходит в негодность). Занавески дрожат, звуки кажутся громче; муха, которую ты, казалось, уже убил, воскресает, и ты ловишь, ловишь ее всю ночь, и звук все пронзительнее, и в голове лишь одна мысль: избавиться от этого жужжания, и все будет хорошо.
Некоторые звуки исчезают, если к ним прислушаться, но к другим привыкнуть невозможно.
Покашливание Карла.
Скрипка Каспера.
Удаляющиеся шаги.
Слова Арвида:
— Плевать мне на все, черт побери, я не вынесу такой жизни!
— Остановись, нам нужно поговорить об этом. — Голос Лувисы, каким Андреа его ни разу не слышала, и Арвид замирает на ступеньках. Скрип умолкает.
— Вы все равно не поймете.
— Но ты ничего не объясняешь. Ты просто уходишь…
Не уходи от нас, и скрип становится ближе. Андреа на верхнем этаже зажала уши руками. Она произносит слова, но ничего не слышно. Скоро Арвид пройдет мимо ее двери, не обращая внимания на оклики снизу. Скоро София сварит кофе, откроет коробки с печеньем и набьет всем полные рты.
Андреа знает, что ей следовало бы спуститься вниз и поговорить. Открыть дверь и позвать Арвида, но ведь она не может говорить, так зачем же притворяться: зачем открывать дверь и пытаться поймать взгляд, который прячется ото всех, а потом не находить нужных слов?
