Тауфик аль-Хаким - Избранное
В зале послышался шум, тяжелые шаги и звон железа. В дверь постучали, она открылась, и перед нами предстал шейх Усфур, один, в наручниках. Вслед за ним вошел полицейский сержант. В руке он держал длинную палку шейха. В тревожном предчувствии сжалось мое сердце, и я почувствовал, что такая же тревога закралась и в душу мамура. Не дав сержанту открыть рот, он закричал:
— А девушка?
— Мы нашли только мужчину и арестовали его, бек.
— Одного его?!
Эти слова мы произнесли одновременно. Наши сердца были полны разочарования, удивления и гнева. Мамур вскочил и вне себя закричал в лицо шейху Усфуру:
— Где девушка?
Шейх даже не шевельнулся, тихо и спокойно он ответил:
— Какая девушка?
Мамур искоса посмотрел на него и сказал:
— О ты, человек, курящий гашиш! Я прекрасно знаю, что значит курить гашиш!..
Он замахнулся на шейха своим здоровенным кулаком, но я удержал его руку. Приказав шейху подойти поближе, я мягко спросил:
— Рим была с тобой?
Он не колеблясь ответил:
— Со мной никого не было.
Зоркий глаз шейха, наверно, заметил меня, когда я проходил мимо больницы. Поняв, что будет дальше, он быстро куда-то упрятал девушку. А может быть, все было совсем не так, и глаза обманули меня? Может быть, рядом с шейхом сидела совсем не Рим? Может быть, я был настолько поглощен мыслями об этой девушке, что невольно передо мной возник ее образ, и я принял за нее одну из тех крестьянок, что ожидают у дверей больницы? Возможно…
Но где же она? И почему я обвиняю свое зрение, а не этого обманщика — шейха? Да кто же такой этот человек. И я прикрикнул на него:
— Эй, ты, подойди сюда!
— Ваш покорный слуга!
— Кто ты?
Он посмотрел на меня, словно не понял вопроса. Я снова громко и резко повторил свой вопрос. Шейх сказал:
— Я… я воробей! Клюю зернышки на земле и поклоняюсь Аллаху!
— Отвечай серьезно. Как тебя зовут?
— Усфур.
Он протянул мне руки, закованные в цепи, и воскликнул:
— Освободи меня! Почитающий пророка должен освободить меня…
Я приказал солдату снять с него наручники и строго спросил его:
— Твоя профессия?
Шейх молчал. Вдруг из глубины его души вырвался возглас «ах!». Он откинул голову, глаза его остановились, словно он увидел что-то за пределами осязаемого мира, и громко запел:
Я был искусным рыбаком,Ловить мне рыбу нравится.Пошел за рыбой в море я,Но в сеть поймал красавицу.
Я восхищался красотойИ формой рыб морских,Одни сверкали серебром,Как воды Нила — цвет других…
Прервав его, мамур воскликнул:
— Понятно, понятно! Та рыба, что два года назад попала в воду главного канала, была серебристая или цвета вод Нила?
Не ответив и даже не взглянув на него, шейх продолжал:
Одна сверкала серебром,Как воды Нила — цвет другой,А эта — взор приворожилаГребцов на лодке расписной…
Последнюю строфу шейх пропел с такой страстью, с таким вдохновением, полным какого-то особого значения, что я вздрогнул. Украдкой взглянув на мамура, я увидел, что веки его дрожат. Через мгновение он взял себя в руки и спросил шейха:
— А кто такие эти гребцы?
Но шейх погрузился в глубокое молчание.
Может быть, это было всего лишь моей фантазией, но мне показалось, что шейх знал и понимал все наши мысли с самого начала…
16 октября…
Нам так ничего и не удалось узнать от шейха Усфура. Не могли мы и арестовать его — ведь он не совершил ничего противозаконного. Пришлось его отпустить. Хотели было поручить агенту следить за ним, в надежде раскрыть убежище девушки… Но где найти агента, которого бы не заметил шейх Усфур? Ведь он прекрасно знал всех. Именно он, сопровождая их сотни раз, коротая с ними вечера, вместе ел, пил, пел и наводил их на след преступника или помогал отыскивать спрятанное оружие. В общем, он сам был первым помощником у агентов и стал уже чем-то вроде полицейского…
Шейху дали возможность уйти с миром. Разгневанный мамур ограничился тем, что проводил его до дверей и стукнул по затылку, давая выход своему бешенству.
Мы разошлись каждый по своим делам: мамур отправился в клуб, а я — домой. Раздевшись и оставшись наконец наедине с самим собой, я мог открыть дневник. В этом захолустье не было ни одного человека, с которым я мог бы поделиться всем, что творится у меня на душе. Перо — счастье для тех, кто, как я, обречен на одиночество. Но перо подобно свободной птице или норовистому коню: то летит, а то упрямится, не двигаясь с места, словно путь преградила змея, готовая ужалить. Вот и сейчас перо не слушается меня, дрожит в руке, как будто его что-то пугает или удерживает…
Я рассеянно поглядел на платяной шкаф и вдруг увидел на нем черную мышь, деловито грызущую дерево, Я стал пристально смотреть на нее, надеясь спугнуть, но она не уходила. Прошел час, а она все еще сидела на своем месте, как и я — на своем. Каждый из нас был занят своим делом. Мышь не обращала на меня никакого внимания, но развлекала меня, и я с удовольствием наблюдал, как она моет мордочку своими крошечными лапками.
Наконец я оторвал взгляд от маленького плотника, который своей тонкой пилочкой портил мой шкаф, взял книгу и перебрался на кровать. Я опустил полог от москитов и крепко связал его концы, чтобы обезопасить себя от назойливого посещения этого непрошеного гостя, если ему вдруг вздумается порезвиться на моих голых ногах. В мышеловках я уже не видел никакого прока. Ведь их надо заряжать и следить за результатами. Наверно, самое неприятное и бесполезное — это терять время, пока жертва обманывает и хитрит, не попадаясь в ловушку, выводя нас лишь из терпения. Кроме того, сколько ни лови мышей, их визиты все равно не прекращаются. Так оставим же их в покое, пусть себе бегают и радуются, а мы уж сами побережемся! У меня, слава Аллаху, нет никаких вещей, кроме дешевой мебели, уже давно поломанной из-за постоянных переездов с места на место. Вряд ли эти маленькие зубки смогут нанести ей еще какой-нибудь вред…
На следующий день заседал судья, который всегда торопился и быстро решал дела. Я предложил своему помощнику присутствовать на этом заседании вместе со мной. Пора было приучать его к заседаниям и ко всем судебным процедурам. Утром я отправился в суд. Мой помощник уже ждал меня в зале заседаний, держа под мышкой свернутую судейскую перевязь.
Вскоре с вокзала прибыл и судья. Следом за ним шел привратник Шаабан. Вытащив на ходу деньги из кармана, судья передал их привратнику и сказал:
— Мясо возьми грудинку, чтобы было от местных коров. Раздобудь яйца, масло и сыр. Всю провизию сложишь, как всегда, в мою корзинку и подождешь на станции. Я поеду, как обычно, с одиннадцатичасовым. Сейчас же иди на базар, работой пока займется пристав.
Привратник быстро ушел. Судья поздоровался с нами и сказал:
— Полагаю, можно начать заседание?
Он хлопнул в ладоши:
— Пристав! Готовь заседание! Заседание!
Бросив белое дорожное пальто на стул, судья вытащил из портфеля красную перевязь и надел ее. Слуга принес ему кофе, и он выпил его стоя, в два глотка. Пристав провозгласил:
— Суд идет!
Судья заглянул в папку с бумагами.
— Дела о правонарушениях. Мухаммед Абд ар-Рахим ад-Данаф не очищал хлопок от червей. Заочно приговаривается к штрафу в пятьдесят пиастров. Шахами ас-Сайид Унейба не сделал сыну прививку. Заочно — пятьдесят пиастров. Махмуд Мухаммед Кандиль без разрешения приобрел винтовку. Заочно приговаривается к штрафу в пятьдесят. Винтовку конфисковать… Заочно — к пятидесяти… Приговаривается к пятидесяти…
Судья метал приговоры, как стрелы, полет которых уже ничто не могло остановить. Чтобы поспеть за ним, пристав вызывал обвиняемого только один раз. Тот, кто не слышал вызова, считался отсутствующим и приговаривался заочно. Тому, кто случайно слышал свое имя и бегом являлся в зал, судья немедленно задавал только один вопрос:
— Ты оставил своих овец пастись на поле соседа?
— Бек, дело было вот как…
— У нас нет времени слушать, как было дело… пятьдесят… Следующий!
Дела о правонарушениях закончились в мгновение ока. Наступила очередь дел о проступках. По ним допускалась защита и допрашивались свидетели. На это уже требовалось некоторое время и даже терпение. Судья вытащил часы, положил их перед собой и сказал приставу:
— Первое дело, живо!..
Пристав объявил:
— Салим Абд аль-Маджид Шакраф.
Заглянув в бумаги и бегло ознакомившись с обвинительным актом, судья повернулся к входящему в зал обвиняемому и воскликнул:
— Побил женщину? В чем дело, говори кратко… Живо!
— Бек, разве найдется мужчина, который посмел бы ударить женщину!
