Михаил Веллер - Самовар. Б. Вавилонская
Комиссар. Вот которые чай пили – они-то державу и пропили в результате. Это ж надо – чтоб от Японии до Англии зияла родина моя!
Врач-вредитель (делает ему укол). Это вы спрашивали, кто еще хочет Комиссарского тела? Нет? Ничего, все равно успокойтесь.
11.
Сталин щеточкой чистит сапоги. Заботливо отряхивает мундир. Держится рукой за сердце. Достает пузырек, капает в стакан, выпивает, ждет.
Ленин, приволакивая ногу, тяжело садится. Вытряхивает из трубочки таблетку и кладет под язык. Прикрывает глаза, тяжело дышит. Потом начинает поправлять старенький галстук, аккуратно поддергивает брюки на коленях.
Троцкий макает тряпочку в миску с холодной водой и прикладывает к голове. Пенсне падает с носа в мисочку, он вынимает, смотрит, не разбились ли, вытирает и кладет на стол рядом. Опять макает тряпочку и прикладывает.
Брежнев с трудом падает в кресло, тяжело дышит, утирает слезы. Щупает себе лоб, считает пульс. Машет рукой и закуривает сигарету.
Хрущев хлопает рюмку и, накинув на плечи плед, садится сгорбившись и пригорюнившись. Покачивает головой и вздыхает, шепча что-то.
Женщины хлопочут у стола, убирая грязную посуду, наливая чай и водку.
Поручик (вертя наган). Рука не поднимается. А зря.
Комиссар. Пресвятые угодники. Десница Господня.
Поручик. Что – тяжеловата шапка Мономаха?
Комиссар. Сик транзит глориа мунди.
Поручик (глумливо). Ударно потрудился – культурно отдохни.
Комиссар. А не отпить ли нам кофею?
Поручик. Отнюдь, сказала графиня. Наливай.
Царь, сняв мундир, штопает на нем дырочки.
Врач слушает легкие Горького через стетоскоп.
Керенский задумчиво рассматривает перед зеркалом платье сестры милосердия.
Чернышевский пишет и рвет, пишет и рвет, вставляет в подсвечник новую свечу и зажигает ее.
Герцен протирает колокол.
12.
Царь. Господа! У меня есть прекрасная мысль, господа. А почему бы вам всем тоже не отречься? Как будет счастлива наша многострадальная Россия, если наступит такое общественное примирение, господа!
Керенский. Браво, гражданин Романов!
Сталин. Поздно. Кто отрекся – тому и капут.
Царь. Но ведь в итоге – кто не отрекся, тому тоже капут, как вы выражаетесь. Так чего ради мучить себя и людей?
Ленин. Дело делать надо, батенька.
Царь. Делали-делали. И вот мы здесь, господа. Так какое дело сделано? Что вы имеете в виду? Что государством должен управлять не помазанник Божий, а ваши кухарки? Ну, вот они поуправляли. Теперь упражняются в торговле разбитыми корытами.
Поручик. Давай пожмем друг другу руки.
Комиссар. И в дальний путь на долгие года.
Сталин. На Магадан, на Магадан ушел последний караван. Где же ты, моя Сулико?
Хрущев. Кукурузу посадим, свинок разведем, сало будет.
Брежнев. Футбол будем по телевизору смотреть.
Ленин. В шахматишки перекинемся. В городки.
Троцкий. На теплом солнце будем греться. Мемуары писать.
Герцен. Звонить перестанем. Деньги домой вернем.
Чернышевский. А нас за это в Сибирь не посадят. Как я не люблю Сибирь! Холодно, безлюдно. Что делать в Сибири интеллигентному человеку? Нечего там делать. У чукчей губернаторствовать, что ли.
Герцен. А как у меня уши-то заложило от этого колокола!
Арманд. У меня с этой революцией совсем дети от рук отбились. Все воспитание забросила. «Няня, принесите дитя». «Няня унесите дитя». На хрена нам такое раскрепощение?.. И климат в Москве мерзкий, а в Париже каштаны цветут…
Крупская. У тебя хоть дети есть.
Арманд. Ну ты тоже, тихоня – тихоня, а такого парня себе отхватила!
Коллонтай. Хоть лысый, а муж. Знаменитый, опять же. Господи, почему я не вышла замуж за интеллигентного человека. А ведь сколько было претендентов! Это бородатое матросское жлобье, не понимающее ни в душе, ни в сексе… Были альбатросы, а оказались хомяки, кроме защечных мешков – ни одного мужского органа. (Выпивает и ставит засос Крупской.)
Сталин. Мы награждали вас орденами, товарищ Коллонтай.
Коллонтай. И что? Я повешу их себе между ног вместо фиговых листков?..
Горький. Как же это с моим сыном вышло, товарищ Сталин? Я ведь все, что у меня было, положил на вашу чашу весов.
Сталин. С прибором ты положил, что я, не знаю. Ай, у меня у самого сын погиб, дай выпьем за них. А тебе что, тоже, трудно было написать роман «Отец»?..
Крупская. Володенька, я-а не знаю… но по-моему тут к тебе ходоки.
Ленин. Наденька, ну что ты говоришь такое, ну ты подумай сама. Ну какие здесь могут быть ходоки? Все уже отходились, успокоились, хватит.
Крупская. Но они стучат!
Ленин. Сюда охрана всяких там не пускает, ты что, все еще не поняла?
Мать. Наденька, как я тебя умоляла не связываться со всеми этими революционерами. Нет. Поехала. В Сибирь. Выходить замуж за ссыльного уголовника и шляться с ним по малинам.
Крупская. Мама, какой же он уголовник!
Мать. Головорез. Садист. Он зайцев прикладом бил, я сама читала.
Крупская. Он очень добрый! Он просто вырабатывал в себе беспощадность для будущих классовых битв.
Мать. И деточек у тебя от него не было.
Брежнев. А кто это стучит? (Читает по бумажке.) Кто там? (Пятится от звуков гремящей пулеметной очереди.)
13.
Махно (он в незапряженной пулеметной тачанке, которая не то незаметно вкатывается, не то возникает из воздуха). Всяких, говорите, еще не пускают? А не всякие сами въедут (дает очередь над головами). Ребятки, значит, в ямах навалом, а кто и в траве неприбранный остался, вороньем расклеван и зверьем сгрызен. А здесь, значит, командирский салон для особо почетных, чай-водка-бабы!
Ленин. Товарищ дорогой. Сейчас дело не в тех ребятках, которых похоронили или нет. Сейчас дело в тех ребятках, которым все еще предстоит. Партия учит смотреть вперед!
Махно (дает ему бинокль). Ну, посмотри вперед и расскажи, что ты там видишь.
Ленин (смотрит, бросает). О господи боже мой. Где вы взяли это мерзкое кривое стекло, товарищ?..
Махно. Да? А товарищ Фрунзе сказал перед взятием Перекопа, что это подарок мне лично от вас.
Хрущев. А ты что, брал Перекоп, громодянин?
Махно. А кто же?
Сталин, Троцкий, Брежнев. Я!
Махно. Забавно. А я что делал?
Ленин. Махновствовал.
Махно. Вот суки. Всем сукам суки. Когда вы сидели по щелям и грабили банки – я работал в типографии. Когда вы шлялись по заграницам – я парился на каторге. Когда вы окопались в Кремле – я воевал…
Ленин. Вы, батенька, бандит. Партизанщину развели!
Махно. Во гадина. А кто мне в восемнадцатом году говорил: «Мы немцам для политики Украину отдали – а вы их порежьте и выбросьте, грабить не давайте, мы вам поможем»?!
Ленин. Такой был политический момент.
Махно. У вас всегда такой политический момент, чтоб об народ ноги вытирать и в мозги ему гадить.
Царь. О. А я что говорил? Нет худшего господина, чем вчерашний раб. Простите, вы монархист?
Махно. Господи, что ж в России цари такие слабоумные… Анархист я, папаша. За свободу стою, за права личности, чтоб никакое государство человека не гнобило.
Троцкий. И вот этого человека я сдуру наградил орденом Боевого Красного Знамени за номером четыре.
Сталин. Ничего, Лейба. Ты же назавтра приказал после Перекопа расстрелять все остатки его шайки.
Махно. Остатки? Шайки? Семь тысяч бойцов, семь тысяч крестьян?
Сталин. Э. Нэ будем мелочны.
Хрущев (косясь на пулемет). Товарищи, у меня есть предложение. Город Гуляй-Поле переименовать к город Махновск и открыть там обелиск герою Гражданской войны Нестору Ивановичу Махно.
Брежнев. И наградить его орденом Октябрьской Революции за изобретение тачанки.
Махно. Есть другое предложение. Всех присутствующих повесить.
Поручик. Комиссар. Браво! Бис!
Чернышевский. Что делать.
Герцен. Кто виноват.
Горький. О храбрый сокол!
Сталин. Наш человек.
Хрущев. Вам, конечно, понадобится подручный – веревки подносить, табуретки, и вообще?..
Брежнев. И кто-то должен читать приказы об этом.
Махно (под тальянку). Ой любо, братцы, любо, ой любо братцы жить, с нашими вождями не приходится тужить!..
