Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз
Хьюго доставили прямо в больницу в Портсмуте, где ему сделали операцию. Оправившись, он снова написал отцу и жене. И в начале марта получил ответ, но не от членов своей семьи.
Дорогой мистер Хьюго!
Я взяла на себя смелость написать Вам, поскольку в Лэнгли на данный момент нет никого из Ваших родных, кто мог бы ответить на Ваше письмо.
Позвольте мне сказать, что я рада и счастлива, что Вы благополучно вернулись в Англию, а не лежите в иностранной больнице. Я ждала, когда Вы окрепнете и встанете на путь выздоровления, прежде чем поделиться печальной новостью. Ваш отец умер два месяца назад. Его состояние постоянно ухудшалось, и в начале января сильная простуда осложнилась воспалением легких. Полагаю, что сообщение о том, что Вы пропали без вести, немало способствовало его смерти. Мне жаль, что он не дожил до таких радостных новостей: Вы в безопасности и возвращаетесь домой!
Итак, теперь Вы официально являетесь сэром Хьюго Лэнгли, хотя я не думаю, что это Вас утешит.
Ходят слухи, что армейский полк может, наконец, покинуть Лэнгли-Холл. Благодарю Бога за это, хотя боюсь, что ужасный беспорядок, в котором они оставляют поместье, будет весьма сложно исправить. Но по всем приметам война скоро закончится. Неужели это стало возможно после стольких лет трудностей и волнений?
Я хотела бы узнать, разрешают ли Вам принимать посетителей, и если да, могу ли я позволить себе навестить Вас? Часть ограничений на перемещение снята. Я привезу Вам хорошей еды, так как полагаю, что Вам нужно компенсировать недостаток сил после того, как Вы долго жили впроголодь. Наша кухарка творит настоящие кулинарные чудеса из того, что приносит имение, хотя я была бы по-настоящему рада не видеть больше пирогов с крольчатиной.
Что же, я не смею Вас больше утомлять, но надеюсь вскоре навестить Вас.
С уважением,
Элси Уильямс, экономка
Хьюго сложил письмо, мысли теснились в его голове. Он нежно улыбнулся воспоминаниям о миссис Уильямс. Когда он рос, ее звали просто Элси или называли новой служанкой и даже молодой нахалкой, и она была так добра к нему после смерти его матери. Пролетели годы, старая экономка ушла на пенсию, и Элси заняла ее место. Всегда добрая и веселая, вот какой он ее запомнил. Не то, что ее полная противоположность — жесткий, строгий и без малейшего чувства юмора дворецкий Сомс.
Затем думы Хьюго обратились к отцу, и он поймал себя на том, что почти не испытывает боли в связи с его смертью. Отец всегда был замкнутым человеком, избегающим привязанностей или какой-либо близости. Долг, честь, правильные поступки — вот что имело для него значение. И теперь он ушел… Хьюго попытался представить себя хозяином поместья. Сэр Хьюго Лэнгли. Это казалось невероятным. «Как София будет смеяться», — подумал он. Если только…
Элси Уильямс пришла повидаться с ним несколько дней спустя. Она выглядела пухленькой, веселой и слишком свежей и молодой для своего возраста, будто война не коснулась ее. Она принесла корзину, полную хорошей еды: заливное из телячьей ножки, пирог с дичью, домашнее вино из бузины, а также банку клубничного варенья из урожая прошлого лета. Она засмеялась, когда вынула это сокровище.
— Мы все пожертвовали свои сахарные пайки за месяц, чтобы сварить его, — сказала она. — Да, хороший урожай был в прошлом году. Мы вместе с кухаркой вымыли и перебрали ягоды. Я постоянно помогаю ей в последнее время, так как у нас нет помощницы на кухне. Даже не подозревала, что мне так понравится готовить.
— Это очень мило с вашей стороны, Элси, — улыбнулся он. — Хотя я должен извиниться. Я должен звать вас миссис Уильямс.
— Только если хотите, чтобы я называла вас сэр Хьюго, — ответила она. При упоминании титула ее лицо помрачнело. — Мне жаль, что я стала вестником плохих новостей о вашем отце. По правде говоря, он сильно сдал за последние годы. И простолюдины, заполонившие дом, его тоже не радовали.
— Простолюдины?
— Этот армейский полк. Вы бы видели, какой беспорядок они устроили в поместье. Сердце вашего отца было окончательно разбито. Вы знаете, как он гордился и домом, и землей.
Хьюго вдруг понял, что есть еще одна тема, которую они не затронули.
— А мои жена и сын? Вы даже не упомянули о них.
— Это потому, что они уже давно не живут дома.
— Уехали? Куда?
— Этого я не могу вам сказать, сэр. Я знаю, что ваша жена оставила вам письмо, но кто я такая, чтобы читать его. Она предупредила вашего отца о том, что уезжает, но он не счел нужным сообщить мне, куда. Может быть, ей просто было страшно жить рядом с южным побережьем, когда нам стали угрожать всеми этими летающими бомбами[56] да ФАУ-2[57]. Она вечно была не в духе, и ей было трудно угодить.
— А мой сын? Он в школе?
— Нет, сэр. До недавнего времени он посещал деревенскую школу. Ваш отец был этим очень расстроен. Он настаивал, чтобы Тедди пошел в ту же школу, куда отправили вас, но миссис Лэнгли и слышать об этом не хотела. Она сказала, что раз уж ей приходится обходиться без мужа, то обходиться еще и без сына она не собирается.
— Я могу это понять, — сказал он. — Надеюсь, когда я наконец вернусь домой, все уладится. И когда война закончится, мы сможем выбрать школу для Тедди.
— Вы правда думаете, что она скоро закончится?
— Я в этом уверен. Немцы отступают по всей Европе. Мы их победим, Элси. Это только вопрос времени.
— Слава Господу за это, — сказала она, — и за то, что вы благополучно вернулись домой. Я так волновалась за вас, мистер Хьюго! Когда мы получили телеграмму, сообщавшую, что вы пропали, мы боялись худшего. Какое было счастье получить весточку о том, что вы живы!
— Все потому, — сказал он, — что мне сказочно повезло. То, что американские военные обратили внимание на мое тело среди трупов немецких солдат и, более того, обнаружили, что я еще жив, — это было не что иное, как чудо.
— Наверное, ангел-хранитель присматривал за вами, — улыбнулась она.
И рука Хьюго инстинктивно дернулась к нагрудному карману.
Его выписали из больницы в апреле.
Пышный ковер из примул устилал полянки. В загородных садах цвели нарциссы и крокусы, а кроны фруктовых деревьев превратились в кипень розовых и белых цветов. Когда такси подъехало к Лэнгли-Холлу, он понял, что Элси имела в виду, говоря, что в поместье царит беспорядок. Тяжелые армейские грузовики были припаркованы по всей южной лужайке, их шины оставили глубокие, как раны, колеи на некогда безупречном газоне. Северная лужайка была распахана и использована под огород. Дом отчаянно нуждался в покраске, а окна во многих местах были заколочены фанерой.
Он вышел из такси и поднялся по ступенькам к входной двери. Часовой тут же преградил ему путь.
— Эй, куда вы идете? — строго спросил он.
— Куда я иду? — Хьюго посмотрел на него с отвращением. — Я сэр Хьюго Лэнгли, и это мой дом.
— Не эта его часть, дружище, — осклабился мужчина. — Сейчас это собственность правительства Его Величества и полка Восточного Суссекса. А ваша часть — вон в том крыле.
Хьюго с трудом подавил гнев.
— Я думал, вы уже уехали.
— Ага. Они собирались отправить нас во Францию, но, похоже, это не понадобится. Им там и без нас весело. Так что, я считаю, мы скоро поедем домой.
Когда Хьюго уходил, часовой окликнул его и спросил с усмешкой:
— Так где вы были? Хорошо провели время на Ривьере?
— Летал на бомбардировщике. С 1941 года — на Мальте, затем — в Италии. А потом лежал три месяца в госпитале с тяжелым ранением.
Мужчина вытянулся во фрунт и отдал честь.
— Простите, сэр. На вас нет формы, и я не понял, что вы воевали.
Хьюго обогнул дом и зашел через вход, что когда-то предназначался для слуг. Было унизительно входить в собственный дом подобным образом. Он бродил по крылу, узнавая мебель, но его охватило чувство нереальности, потому что ни один предмет не находился на своем привычном месте и ни одна из комнат не была ему знакома. На столе в том зале, что сейчас служил гостиной, он нашел письмо, адресованное ему.
