Анна Баркова - Избранное. Из гулаговского архива

10 мая 1931

Командор

Прорези морщин на бледном лбу,Тусклый взор.Командор вошел в мою судьбу,Командор.

Словно смертный грех, неотвратимЕго шаг.Вырастает ледяной вслед за нимМрак.

Он стоит, стоит под моим окномИ ждет.Нет, не будет сном, только сномЕго приход.Вот я слышу на ступенях тяжкой гирейШаг ног.Ведь его когда-то в Страшном МиреЗнал Блок.

Это значит, мне теперь не нуженРитм строк.Это значит, мой последний ужинНедалек.

11 мая 1931

«Где верность какой-то отчизне…»

Где верность какой-то отчизнеИ прочность родимых жилищ?Вот каждый стоит перед жизньюМогуч, беспощаден и нищ.

Вспомянем с недоброй улыбкойБлужданья наивных отцов.Была роковою ошибкойИгра дорогих мертвецов.

С покорностью рабскою дружноМы вносим кровавый пайЗатем, чтоб построить ненужныйЖелезобетонный рай.

Живет за окованной дверьюВо тьме наших странных сердецСлужитель безбожных мистерий,Великий страдалец и лжец.

11 мая 1931

«Спокойной хочу остаться…»

Спокойной хочу остаться,На все без пристрастья смотреть.Ужели я буду метаться,Как все, бестолково и впредь?

Пытаемся стройкой увлечься,Гореть и знамена вздымать,Хоть каждый мечтает улечьсяВздремнуть на свою кровать.

Ничего не поделать. Устали.Человек и есть человек.Довольно мы кровью питалиБольной исторический век.

Он наши надежды предал,Он нашу любовь осмеял,Он нам обещал победыИ деспотов новых дал.

Мы были наивны. МечталиВвести человечество в рай.Благие найти скрижали,Взобравшись на новый Синай.

Но все оказалось обманом,Как было и будет вовек.И станет развратным и пьяным,Цинически злым человек.

А потом к морали вернется,Ограничен будет и строг.Увы, совершить не придетсяНам в царство свободы прыжок.

11 мая 1931

«Отношусь к литературе сухо…»

Отношусь к литературе сухо,С ВАППом правоверным не дружуИ поддержку горестному духуВ Анатоле Франсе нахожу.

Боги жаждут… Будем терпеливоЖдать, пока насытятся они.Беспощадно топчут ветвь оливыКрасные до крови наши дни.

Все пройдет. Разбитое корытоПред собой увидим мы опять.Может быть, случайно будем сыты,Может быть, придется голодать.

Угостили нас пустым орешком.Погибали мы за явный вздор.Так оценим мудрую усмешкуИ ничем не замутненный взор.

Не хочу глотать я без разбораЦензором одобренную снедь.Лишь великий Франс — моя опора.Он поможет выждать и стерпеть.

13 мая 1931

Укротителям

Корми щедрее. А на дверьПовесь большой замок,И стерпит укрощенный зверьИ окрик, и пинок.

И если зверь не будет сыт,Он сокрушит замкиИ в укротителя вонзитЖестокие клыки.

Аплодисментов краткий взрывИ краткий общий стон.Затем толпа, тебя забыв,Из цирка хлынет вон.

Всем укротителям вездеОдин и тот же суд.Покажешь слабость, быть беде.Ты бил, тебя сожрут.

Твой каждый взгляд, ошибку, ложьУчтут когда-нибудьИ, словно гибкий острый нож,В твою направят грудь.

Командной бойся высоты,Мой неразумный брат,Сегодня вождь любимый ты,А завтра ренегат.

15 мая 1931

«Все вижу призрачный и душный…»

Все вижу призрачный и душный,И длинный коридор.И ряд винтовок равнодушных,Направленных в упор.

Команда… Залп… Паденье тела.Рассвета хмурь и муть.Обычное простое дело,Не страшное ничуть.

Уходят люди без вопросовВ привычный ясный мир.И разминает папиросуСпокойный командир.

Знамена пламенную песнюКидают вверх и вниз.А в коридоре душном плесеньИ пир голодных крыс.

15 мая 1931

«Нас душит всяческая грязь…»

Нас душит всяческая грязьИ всяческая гнусь.Горячей тройкою несласьЗагадочная Русь.

И ночь была, и был рассвет,И музыка, и жуть.И сколько пламенных кометПересекло ей путь.

Вплетался яростно в полетБезумный вихрь поэм.Домчалась. Пала у ворот,Распахнутых в Эдем.

Смешался с грязью и с пескомКровавый жалкий прах.И будет память обо всемЗатеряна в веках.

16 мая 1931

«Веду классовую борьбу…»

Веду классовую борьбу,Молюсь на фабричную трубуБ-б-бу-бу-бу.Я уже давно в бреду,И все еще чего-то ждуУ-У-У!И жены были, и дети,И нет ничего на свете.Господи, прошу о чуде:Сделай, чтоб были люди.Вечная   память      Иуде!

20 мая 1931

В бараке

Я не сплю. Заревели бураныС неизвестной забытой поры.А цветные шатры ТамерланаТам, в степях… И костры, костры.

Возвратиться б монгольской царицейВ глубину пролетевших веков,Привязала б к хвосту кобылицыЯ любимых своих и врагов.

Поразила бы местью дикарскойЯ тебя, завоеванный мир,Побежденным в шатре своем царскомЯ устроила б варварский пир.

А потом бы в одном из сражений,Из неслыханных оргийных сеч,В неизбежный момент пораженияЯ упала б на собственный меч.

Что, скажите, мне в этом толку,Что я женщина и поэт?Я взираю тоскующим волкомВ глубину пролетевших лет.

И сгораю от жадности страннойИ от странной, от дикой тоски.А шатры и костры ТамерланаОт меня далеки, далеки.

1938, Караганда

Предсмертные слова

— Какой актер великий умирает! —Воскликнул перед гибелью Нерон.Палач и шут, он умирал играя.Он проиграл и жизнь свою, и трон.   Но ведь Нерон — безумный император,   Цинический комедиант и лжец.   Что думали другие в миг расплаты,   С отчаянием предчувствуя конец?Вот Август, несравненный и единый,Неповторимый баловень побед.Не омрачили смерти властелинаБеспамятство постыдное и бред.   Ему жрецы курили фимиамы,Он был судьей, вождем и мудрецом,И статуи его сияли в храмахБожественно безжалостным лицом.Он не актер, спасавшийся под гримомОт безобразных пятен и морщин.О чем же в смертный час поведал РимуМогущественный Рима властелин?   Он вымолвил три слова. О, как часто   Их повторяли разные уста.   Слова простые, как «прощай» и «здравствуй»,   Но страшным смысл таила простота.— Commedia finita est[17], — три словаПромолвил Цезарь в свой предсмертным час.Мы к мудрости цинической готовы,Ни перед чем мы не опустим глаз.   Конец триумфам, жреческим служеньям,   Пирам и власти, и всему — конец.   Комедия — победы, поражения,   И кровь, и императорская власть.Актером был и Август величавый,А век его зовется золотым.Но, сомневаться не имея права,Склонился ниц осиротевший Рим.   Предсмертных слов правдивое значенье —   Ведь в этот миг душа обнажена —   Нас одаряет горьким поученьем.   Цена познанья — страшная цена.

1938