Джулиан Барнс - Англия, Англия
— Что мне осталось совершить? — начал он. Пол Харрисон, Мыслелов, не торопился включать беспроводной микрофон, который сэр Джек носил под мышкой, ибо данный зачин за последние несколько месяцев повторялся многократно. — Почти все скажут, будто я сделал за свою жизнь все, что только в силах сделать человек. И уже говорят. Я создавал фирмы на пустом месте. Я сколотил капитал — кто будет это отрицать? Меня удостаивали почестей. Я — ближайший наперсник для глав многих государств. Я был любим, посмею признаться, многими красавицами. Я достопочтенный — но, подчеркну, не чересчур «достопочтенный» — член общества. У меня есть титул. Моя жена сидит по правую руку от президентов. Что мне осталось?
Сэр Джек выдохнул, и его слова закачались поплавками на волнах сигарного дыма, доходящих до нижних капелек люстры. Присутствующие знали: прозвучавший вопрос — чисто риторический. Одна из предыдущих референтов наивно вообразила, будто в такие минуты сэр Джек взыскует полезных советов или (наивность в квадрате!) утешения; ей подыскали менее обременительную работу в другой области питменовской империи.
— Что есть реальность? Вот как я порой формулирую для себя этот вопрос. К примеру, вот вы — вы и вы — реальны? — Сэр Джек с саркастической учтивостью, но не поворачивая головы, не отвлекаясь от своих мыслей, указал рукой на присутствующих. — Конечно, сами для себя вы существуете взаправду, но в высших сферах вас будут судить совсем по другим критериям. Я отвечу: «Нет». Увы. И, уж простите за прямоту, я могу заменить вас преемниками… симулякрами быстрее, чем продать моего милого Бранкузи. А деньги, они как — реальны? В каком-то смысле пореальнее вас. А Бог реален? Этот вопрос я предпочитаю отложить до дня, когда я отправлюсь на небеса. Конечно, у меня есть свои гипотезы, я даже, как вы могли бы выразиться, взял на себя кое-какие посмертные деловые обязательства. Позвольте признаться — как там говорится, «плюньте мне в ухо, если вру»? — что я порой воображаю этот день. Позвольте поделиться с вами моими предположениями. Вообразите миг, когда меня приглашают встретиться с моим Создателем, который в Его бесконечной мудрости с интересом следит за нашей банальной жизнью в сей долине слез. Что, спрошу я у вас, мог Он заготовить для сэра Джека? Будь я Им — да-да, я вполне сознаю дерзость этого допущения — я, естественно, был бы вынужден наказать сэра Джека за его многочисленные человеческие слабости и суетные стремления. Нет, нет! — Сэр Джек воздел руки, сдерживая вполне вероятные протесты своих служащих. — И что бы тогда Я — Он — сделал? Он… не устоял бы перед искушением подержать меня — надеюсь, относительно недолго — в своей собственной Цитатной. В личном Лимбе сэра Джека. Да, я устроил бы ему — мне! — каменную стелу в лучах прожекторов! Громадную скрижаль. И ни-ка-ких жур-на-лов, даже самых благочестивых!
Тут были уместны приглушенные смешки, и они действительно прозвучали из предупредительных подчиненных уст. Сэр Джек запросто разговаривает с божеством, леди Питмен обедает по правую руку от Господа.
Сэр Джек прошел тяжелой поступью к столу Пола, наклонился. Мыслелов знал правила: теперь ему и начальнику надлежит встретиться взглядом. В обычное время полагалось прикидываться, будто работать у сэра Джека — значит гнуть спину, приспускать веки, безраздельно сосредотачиваться. Теперь же Пол поднял глаза, сканируя лицо начальника: волнистые волосы чернее ваксы; мясистые уши: левая мочка длиннее правой (растянута вследствие привычки нервно теребить ее на переговорах); блестящая гора подбородка, скрывающая в своих недрах кадык; бургундский цвет лица; еле заметная оспина на месте удаленной бородавки; брови-тюфяки, расшитые сединой; и вот они, ждут тебя, фиксируют, сколько секунд ты собирался с духом, — глаза. Сколько всего можно увидеть в этих глазах: благодушное презрение, безразличную симпатию, терпеливое раздражение, рассудочный гнев, — но действительно ли сэр Джек испытывает все эти изощренные чувства, это уже совсем другой вопрос. Разум подсказывает, что тактика общения сэра Джека с персоналом сводится к одному-единственному правилу — видимое со стороны настроение или выражение лица никогда не должно быть адекватно ситуации. Но порой начинает чудиться, будто, стоя перед тобой, сэр Джек закрывает глаза парой крохотных зеркал, кружочков, в которых ты зришь свое собственное смятение.
Удовлетворившись — а что именно приносит сэру Джеку удовлетворение, определить никоим образом невозможно, — сэр Джек вновь повлек свое тяжелое тело в середину комнаты. Муранское стекло звенело над его головой, ворсинки ковра лизали его шнурки; сэр Джек полоскал во рту новый серьезный вопрос.
— А мое имя… реально? — И сэр Джек призадумался. Задумались и оба подчиненных. Одни поговаривали, что имя сэра Джека нереально, ибо неподлинно: видите ли, всего пару десятков лет назад оно лишилось своего изначального центрально-европейского привкуса. Их противники, ссылаясь на авторитетные источники, утверждали, что крошка Джеки действительно родился намного восточнее Рейна — но зачат он был в гараже дочерью английских полей (женой венгра, стекольного фабриканта) и заезжим шофером, уроженцем Лафборо, так что, несмотря на полученное в детстве воспитание, прежнее гражданство и изредка проскакивающие в речи фонетические ошибки, кровь в его жилах текла стопроцентно британская. Отъявленные циники и упертые разоблачители тайных всемирных заговоров шли еще дальше, утверждая, что нелады с фонетикой — коварная уловка: сэр Джек Питмен — сын скромных мистера и миссис Питмен, от которых он давным-давно откупился, а миф о континентальном происхождении — всего лишь миф, сложившийся с потачки самого сэра Питмена; зачем ему этот миф, оставалось спорным: то ли как неотъемлемая деталь желанного имиджа супердельца, то ли как дань суеверной прихоти… Но в данный миг ни одна из этих гипотез не получила подтверждения, ибо сэр Джек сам ответил на свой вопрос:
— Если мужчина произвел на свет божий только дочерей, его имя — лишь жалкая безделушка, временно одолженная у вечности.
По телу сэра Джека Питмена пробежал трепет вселенского размаха (и, предположительно, желудочно-кишечного происхождения). Повернувшись на каблуках, он выдохнул облако дыма и перешел к заключительной части своей речи.
— А великие мысли реальны? Философы заверяют нас, что да. Конечно, в свое время меня посещали великие мысли, но не знаю уж почему — Пол, этого записывать не надо, по-моему, для архива не очень годится — невесть почему, я порой сомневаюсь в их реальности. Возможно, я выжил из ума — не слышу протестующих воплей, а потому вынужден заключить, что с данным заявлением вы согласны, — но как знать, не теплится ли в этом дряхлом псе последняя искра жизни? Может статься, одна, последняя великая мысль утолит мою жажду. На посошок, а? Вот это, Пол, можешь записать.
Пол набрал: «Может статься, одна, последняя великая мысль утолит мою жажду», перечитал фразу на экране, вспомнил, что в его обязанности входит и редактура — сэр Джек именовал Пола «мой личный Хансард» [3], и стер малодушное «может статься». В этой, более резкой форме данное высказывание, датированное с точностью до секунды, войдет в архив.
Сэр Джек шутя засунул сигару в брюшное отверстие макета работы Тенри Мура, потянулся, сделал задорный пируэт.
— Скажи Вуди: «пора», — велел он референту, чьего имени ни разу еще не смог припомнить. Правда, в определенном смысле он это имя отлично помнил: Сюзи. Дело в том, что всех своих референтов он называл «Сюзи». Текучесть кадров на этой должности была, бог весть почему, страшная. Так что на самом деле он сомневался не в имени сотрудницы, а в ее индивидуальных отличительных признаках. Как же он был прав несколько минут назад, усомнившись в ее реальности. Метко подмечено. Не в бровь, а в глаз.
Сняв пиджак с Бранкузи, он натянул его на себя, скрыв МККшные подтяжки. В Цитатной задержался перечитать знакомые слова. Разумеется, он знал их наизусть, но все равно посмаковать приятно. Да, одна, последняя великая мысль. В последние год-два мир был к нему не совсем почтителен. Следовательно, пора устроить миру сюрприз.
Пол поставил под меморандумом подпись и сохранил его. Текущая Сюзи позвонила шоферу и отрапортовала о настроении начальника. Затем взяла сигару и вернула на положенное место, в ящик стола сэра Джека.
* * *— Умоляю, давайте немножко помечтаем вместе. — И сэр Джек вопросительно приподнял со стола графин.
— Мое время — ваши деньги, — ответил Джерри Бэтсон из «Кабо, Альбертаччи и Бэтсон». В общении с людьми он был неизменно тактичен — и неизменно непроницаем. Вот и сейчас он никак вроде бы не отозвался — ни словом, ни жестом — на предложение выпить, но каким-то образом стало ясно, что он вежливо соглашается пригубить «арманьяка», которому затем вынесет вежливый, тактичный и непроницаемый приговор.