Мухаммед Аль-Али - Произвол
— Слушай, Хусейн, мне стало известно, что вам грозит опасность. Ты знаешь, что я имею в виду. Бек давно пялит глаза на Софию. Пока не случилась беда, вам надо скрыться.
— Спасибо, Ибрагим. Мы попытаемся укрыться в западных краях. Я уже не раз думал об этом.
Ибрагим достал из кармана деньги и протянул Хусейну:
— Возьми. Это все, что у меня сейчас есть. Пригодятся в дороге.
Растроганный, Хусейн крепко пожал руку соседу. Утром следующего дня, собрав нехитрые пожитки, он повел семью в горы, на запад, подальше от деревни, ставшей опасной.
Прошла неделя со дня исчезновения Софии. Люди строили различные догадки, не находя ответа на мучившие их вопросы. Больше всех проявлял любопытство шейх Абдеррахман. Он опять приплелся к Занубие. Как побитая собака, он виновато просил у нее прощения, кляня свою подневольную жизнь. Заметив, что женщина постепенно смягчается, он спросил ее:
— Где София? Ты наверняка знаешь, где она скрывается.
— Ей-богу, шейх, я ничего не знаю, — клялась Занубия.
Шейх настаивал:
— Нельзя бездействовать. Если ее украл бек — это одно дело. Но если он убил Софию, тогда надо поддержать в беде ее мужа.
— Раз это тебя так интересует, то и спроси своего друга — бека, — рассердилась Занубия.
— Что ты! Разве я посмею? Пойду поговорю с ее родственниками и мужем. Может, им что-то известно?
Шейх встал и направился к дому Софии. Занубия презрительно посмотрела ему вслед. Сердечно поприветствовав Хусейна, шейх приступил к беседе:
— Скажи мне, что слышно о Софие? Мы все очень беспокоимся. Ты же знаешь, ее любили в деревне. Где она? Обещаю, что, кроме меня, никто не узнает об этом. Успокой мою совесть.
— Мне ничего не известно, шейх, — враждебно ответил Хусейн.
Как ни настаивал шейх, Хусейн упорно не хотел открываться перед ним, хотя и заметил искреннее волнение в голосе старика. Вечный притворщик — шейх открылся перед ним совсем с другой стороны. Куда девались его лицемерие и спесивость!
Тронутый неподдельным участием шейха, Хусейн рассказал ему, что тайком отправил Софию с детьми к ее родителям.
Шейх стал обиженно укорять мужа Софии:
— Зачем ты так долго скрывал от меня правду? Я все равно бы узнал ее от других. Да, тебе удалось спрятать свою жену, а вот как сам спрячешься от гнева бека? Ведь я мог бы помочь тебе. Неужели ты думаешь, что у меня не было возможности Софию отдать беку? Но я не пошел на это. Потому что у меня чистое сердце и я верующий человек. Если бы ты доверился мне раньше, все можно было бы уладить. А сейчас тебе не позавидуешь. Представь, что скажет бек, когда узнает, что София скрылась, а вся деревня подозревает его в грязных замыслах.
— Плевать мне на то, что скажет бек, — резко ответил Хусейн. — А вся эта история мало чего прибавит к дурной славе бека.
— Ты что-то осмелел и стал не в меру разговорчив. Не сходи с ума. Не забывай, что бек всесилен.
— Я знаю, что у бека длинные руки. Но он не дотянется до меня. Как только кончится уборка, я уйду из деревни и буду далеко от бека.
— Тише, Хусейн, — приложил палец к губам шейх. — Если ты даже так и решил, то храни это в тайне, а то хозяин расправится с тобой еще до захода солнца.
Беку стало известно о побеге Софии и намерении ее мужа покинуть деревню. Его люди попытались убедить Хусейна вернуть жену обратно, но тот твердо стоял на своем. Хусейна поддержало большинство деревенской молодежи. От когтей бека его спасло общее обострение обстановки в стране. В помещичью усадьбу поступали тревожные вести из городов, и бек решил не искупать судьбу, надеясь дождаться лучших времен.
А города были охвачены восстанием. Листовки распространялись почти открыто. Везде проводились демонстрации и забастовки. Народ требовал эвакуации французских войск и независимости. Рашад-бек почти не появлялся в деревне. Крестьяне, воспользовавшись этим, собирались группами и оживлённо обсуждали будущее своей страны, восхищались восставшими против оккупации, обсуждали роль крестьян в этой борьбе и ее возможные результаты.
Бек в свою очередь встречался со своими друзьями в крупных городах и участвовал с ними в разработке тактики поведения на предстоящем этапе. Было ясно, что страна накануне самоопределения, и власть имущие держали нос по ветру. Еще вчера тесно сотрудничавшие с оккупантами, сегодня они стремились встать в авангарде тех, кто решительно выступал за независимость и уход французов. Такой непредсказуемый поворот вызывал не только удивление, но и гнев людей, которые слишком хорошо знали своих местных угнетателей.
В алеппском дворце Сабри-бека тайно собрались крупные помещики северной провинции. Заметно обеспокоенные, они внимательно слушали искушенного в политике хозяина.
— Вы, братья, наверно, уже понимаете, что французы не сегодня завтра уйдут из Сирии. Нам следует перестроиться, прежде чем это случится. Момент очень опасный и деликатный. Мы как бы между двух огней: с одной стороны французы, с другой — патриоты. Но с Францией нельзя не считаться. Поэтому мы должны тайно сохранять отношения с французами и в то же время внушать народу, что восстание против них организовано нами. Таким образом, после получения независимости мы будем выглядеть в глазах простых людей национальными героями. Чтобы быть последовательными, мы должны поддерживать всеобщее недовольство. Особое внимание следует обратить на работу среди крестьян. Надо усиленно распускать слухи, что мы истинные патриоты и печемся об их будущем. Дайте крестьянам возможность свободно передвигаться, не препятствуйте их выезду в города. Пусть они сами ощутят размах восстания и убедятся, что руководители его — мы. Только так можно остаться хозяином положения. Иного пути нет.
Собравшиеся недоуменно переглядывались, обуреваемые противоречивыми мыслями. Большинство из них не задумывалось над подобными вопросами. Какая оккупация? Какая независимость?
Вернувшись на следующий день в деревню, Рашад-бек собрал всех мужчин. Напичканный решениями вчерашнего собрания, он собирался осуществить их на практике. Только бек открыл рот, чтобы приступить к беседе, как к нему подошел староста и прошептал на ухо, что Ибрагим и Абдалла ушли к учителю Аделю в Хаму, чтобы принять участие в выступлениях против французов. Бек молча проглотил эту новость, стараясь не показать, что он против того, к чему собирался призвать людей. В совершенно необычном для жителей деревни вежливом тоне он подробно рассказал им о том, что происходит в городах, и в первую очередь в Хаме, заверил их, что независимость близка.
— Вы, наверно, думали, что я равнодушно взирал, как французы грабят наши богатства и бесчинствуют в стране? — спросил он притихших крестьян. — Нет. Я мучительно переживал, но в силу законов конспиративной борьбы вынужден был молчать. При этом я отнюдь не пекся о собственной безопасности. Для меня всегда было главным обеспечение успеха той борьбы, в которой я участвовал вместе с другими землевладельцами, сыновьями нашей любимой родины. Мы долго шли к нашей цели. Не жалели ради свободы родины ни сил, ни денег. И вот теперь вы — свидетели вооруженной борьбы против колонизаторов. Вы, и только вы, пожнете ее плоды. Не за горами счастливая жизнь. Мне не нужна ваша благодарность. Я поступал так, как велела мне моя совесть.
Люди оцепенели от изумления, а бек продолжал:
— Раньше я все свое время и силы отдавал борьбе против французов. А теперь хочу заняться хозяйством. Вы думаете, я не страдал, видя, как вы надрываетесь на тяжкой работе? Вы заслуживаете лучшего удела. Я разделаюсь с теми, кто извращал мои приказы и отравлял вам жизнь. Я решил сместить старосту. Пусть он отправляется в восточные деревни. Его место займет надсмотрщик Хамад. Вы видели много обид и от Джасима, поэтому вместо него будет Гадбан — управляющий из восточных деревень. Что касается шейха Абдеррахмана, который не знает как следует Коран и занимается только своими талисманами, пусть выберет себе какую-нибудь восточную или северную деревню. Я отпускаю добром Хусейна. Он может покинуть деревню.
Когда Рашад-бек отдал все распоряжения, солнце стояло уже высоко. Его лучи осветили крестьянские лица, на которых застыли смятение и немой вопрос.
В это время учитель Адель со своими товарищами по борьбе — городскими рабочими и сельскими тружениками — готовились к новым сражениям. Они знали, что до победы еще далеко. Главное — не потерять направление.
Примечания
1
См. Сионизм: теория и практика. М., 1973, с. 64.
2
Абая — крестьянская одежда, накидка. (Здесь и далее — примечания переводчика.).
3
Ум-Омар — мать Омара. Уважительное обращение к женщине по имени ее старшего сына.
