Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему
– Чего, – проорал в трубку Сеченов, – я не расслышал?!
– Я говорю, один я, – устало повторил Герман. – Он не поехал.
– То есть как?!
– Как, как… Сказал, что ему в Москве делать больше нечего или что-то в этом роде. Да я не впустую съездил, вы не переживайте. Он кое-что передал специально для вас. Вы на работе?
– Жду тебя. – Генерал отключил телефон, а Герман рассмеялся оттого, что все ближайшее будущее вдруг предстало перед ним настолько отчетливо, что ему на миг стало скучно жить. Сотрудники федеральной охраны домчали его в Кремль за пятнадцать минут, и Гера, предъявив свое служебное удостоверение удивленному его внешним видом вахтеру в чине капитана, вошел в родное учреждение.
Генерал встретил его в крайне дурном расположении духа. Видно было, что он не спал как минимум всю эту ночь и много пил. Геру его настроение устраивало: для достижения эффекта полной неожиданности всегда легче вдарить ледяной струей в лицо именно неподготовленного человека.
– Герман, ты завалил все дело к чертовой матери. Надо было ехать самому! Я – старый дурак, поручивший государственное дело мальчишке! Да знаешь ли ты, что произошло, пока тебя не было?! Это бандеровское отродье, этот подонок, эта мразь Сушко во всеуслышание заявил, что выдвинет свою кандидатуру на выборы! Он, дескать, уверен, что победит, и якобы даже обладает каким-то неопровержимым тому доказательством! Прет напролом! По всей стране поднимается всякая сволочь, контра недобитая, и вся она проголосует за него, можешь не сомневаться, если дело вообще дойдет до голосования, а не закончится вооруженным восстанием. Ты знаешь, что если за Сушко встанут все эти (генерал Петя употребил несколько ужасных слов, среди которых была отвратительная антисемитская дефиниция), то с их баблом нам не справиться! Президент рвет и мечет, а ты завалил важнейшую операцию, от которой вообще, может, все зависело!
– Вы закончили? – Герман смотрел на генерала почти насмешливо, скрывая в полуприкрытых, словно от усталости, глазах презрение к этой бессильной истерике. – Если закончили, то, может, дадите мне наконец возможность сказать пару слов и удивить вас до невозможности?
– Изволь, – генерал Петя взял себя в руки и сел в кресло, – мне не нравится твой тон, но изволь. Я послушаю твои оправдания, твой детский лепет послушаю я. Валяй!
– Мистер Ты…
– Кто?!
– Мистер Ты велел мне передать вам вот это. Он сказал, что эта штука поможет всем нам гораздо лучше, чем его присутствие, – Герман положил перед генералом завернутую в бумагу тетрадь и отступил на пару шагов назад.
– Я ни черта не понимаю. Это еще что за?… – Генерал Петя развернул бумагу и сделался похож на городничего из немой сцены «Ревизора»: застывшая нелепая поза, перекошенный рот, глаза навыкат. Лишь руки его задрожали перед тем, как жадно схватить тетрадь.
Он раскрыл ее с самой первой страницы, близоруко прищурился, слепо шаря по столу, наткнулся на очки и, кое-как нацепив их на нос, принялся изучать почти невидимые от времени строчки.
– Да, да, – несколько раз повторил генерал Петя, – это, несомненно, оно, по-другому и быть не может. Срочно надо звонить президенту! – И он кинулся было к телефону, но вдруг застыл как вкопанный:
– Постой-ка! Так это Дагон передал тебе ее?
– Я же говорю вам, что он представился как Мистер Ты, а ни о каких «гонах» я никогда не слышал.
– Да, это он любит, голову-то заморочить, – генерал вдруг накрыл правой ладонью свое темя, и стало казаться, что на голове его расположился небольшой спрут. – Заморочить голову. Но тогда если это подлинник, то, значит, никакой он не армянин! – почти выкрикнул Сеченов уже окончательно сбившемуся в его потоке мыслей Герману. – Значит, в машине тогда сгорел кто-то другой, а может, и не только в Италии, но и здесь, у нас, тринадцать лет назад!
– Вы меня простите, я вообще ничего не понимаю, – Гера похлопал по карманам в поисках курева, вспомнил вдруг, что три дня не курил и не покупал сигарет, даже не думал о них. – Объяснить можете?
– Помнишь, я тебе рассказывал про Лемешева? Ну, сына моего друга, которого убили за границей агенты ЦРУ, а свалили все на него, на Игоря?
– Помню.
– Вот и получается, что все думали, что это сын убил отца, а чуть погодя он сам погиб в автокатастрофе. Эта тетрадка могла быть только у него.
– Да вы не волнуйтесь так, он мне рассказал эту историю в ярких подробностях. Я же говорю, что без моей помощи вам прочитать это пророчество не удастся, Петр.
– Значит, это все-таки Игорь. Какой же я болван, что не понял этого сразу! Значит, тетрадь побывала у американцев? Тогда грош ей цена. А сам-то он где теперь?
– Он просил, чтобы о нем забыли. И он сказал, что тетрадь все время была у него, просто как-то не было крайней необходимости вам ее отдавать, а теперь она настала. И знаете почему, Петр? Он сказал, что речь в этом пророчестве идет о вас.
– Обо мне?!
– Да, и вам придется поверить мне на слово. Откройте последнюю страничку и прочтите верхний абзац.
Сеченов послушно раскрыл тетрадь в конце и, щурясь через очки, с частыми запинками начал читать:
– «О судьбе же державы Российской было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще – дьявольском. Будет сатана скорпионом бичевать землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от святого царя. Велика будет потом Россия, сбросив иго сатанинское. Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится бедою кровавою. Свершатся надежды русские: на Софии в Царе-граде воссияет Крест Православный. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет, точно лилия небесная. Великая судьба предназначена России. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…»
Генерал Петя прервал чтение и поверх очков вопросительно взглянул на Германа:
– И чего? Я-то тут при чем?
– А вы до конца прочтите.
– «И восстанет в изгнании из дома императора Павла Петровича князь великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет избранник Божий, и на челе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует само сердце Русское. Облик его будет державен и светел, и никто уже не скажет: „Царь здесь или там“, но токмо: „Это он“. Воля народная покорится милости Божьей, и он сам подтвердит свое призвание. Имя его троекратно суждено Истории российской. Два тезоименитых уже были на Престоле, но не царском. Он же воссядет на царский как третий. В нем спасение и счастье державы Российской. Пути бы иные сызнова были на русское горе».
На этом тетрадь заканчивалась. Генерал Петя повертел ее и так и сяк, зачем-то даже понюхал и отложил в сторону:
– Какая-то абракадабра. Знаешь, мы ведь искали эту тетрадь очень долго. Думали, что имя преемника написано четко и не придется ломать голову. А это же шифр! Придется отдавать историкам, хотя я представляю, что тогда начнется. Каждый из яйцеголовых будет настаивать на собственной гипотезе, затем все попадет в прессу, и окажется, что это очередной миф. Но ведь это не миф! Это правда! – Сеченов вскочил с места и принялся стремительно мерить шагами кабинет. – Мы не меняем Конституцию, мы должны найти кого-то, кто станет следующим, и притом карманным и послушным, а тут лезет этот… Постой-ка, что там насчет сатанинского ига-то? Ну да! Как раз все и сходится! Сушко – он кто, масон? А все эти христопродавцы-баблодержатели кто, тоже масоны? А масоны – это кто такие? Вот тебе и ответ. А что толку об этом писать вон, – он кивнул на тетрадь, – если везде сплошь и рядом политическая корректность, все заносят и все счастливы! Знаешь что, Гера, по-моему, лучше будет сжечь эту тетрадь и никому о ней не говорить. Жили как-то без нее, так, значит, и дальше проживем. Тем более – видишь? – сказано, что народ сам узнает своего царя. Так чего ради нам голову ломать? Точно! Так и нужно сделать.
– Можно, я все же скажу то, что он просил передать, – Герман замялся, – я уж теперь и не знаю, как мне его называть. Так вот, здесь напрямую сказано о вас. Следующий царь – это вы, Петр.
Генерала охватила теперь уже настоящая истерика. Он хохотал, держась за живот, и на лацкане его пиджака в такт смеху подпрыгивала медаль «Почетный чекист», которую Сеченов иногда надевал под настроение. Однако Гера не стал ждать и, повысив голос, продолжил:
– Это имя больше не использовалось со времени пророчества Авеля. А речь в нем ведется не о царях как таковых, а об императорах! Тогда нужно исключить Павла – он был единственным, Александра – их было трое, Николая – этих было двое, но Николай Второй стал императором много после смерти Авеля, Владимир – один, и тот не император, а князь Красное Солнышко…
– Стоп! – Сеченов ударил ладонью по столу. Было видно, что слова Геры крайне заинтриговали его. – А как же Ленин – лысое солнышко?! Ведь тогда получается, что наш Володя и есть третий, гадать нечего!
