Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают
Температурная инверсия на Нантакете — это когда температура верхних слоев воздуха выше, чем нижних, — приводит к тому, что остров почти всегда, даже в ясную погоду, окутан дымкой, которую называют Седая госпожа.
Конечно, увидеть, что на небе ни облачка, удается только на пароме, прорвавшись сквозь пелену, когда впереди раскрывается ярко-синий, как заставка на экране проектора, небесный купол, а позади стеной встает серая мгла. Все осталось в прошлом, когда рядом появилась Нелл и сунула мне в руку запотевшую бутылку пива.
— Думаю, недалеко от причала должен быть прокат автомобилей, — сказала она.
— Так и есть, — ответила я, шумно отхлебнув из бутылки и отерев рот тыльной стороной ладони. — Рукой подать.
— Может, все-таки полетим на самолете? Ты точно не хочешь?
— Я сейчас не в состоянии лететь, — ответила я.
Нелл прислонилась спиной к поручню.
— Ну, так когда?
— Что — когда? — Я вопросительно взглянула на нее, прикрывая глаза рукой.
— Когда ты ко мне переберешься? Временно, пока не встанешь на ноги? — Она улыбнулась. Здесь, под ярким солнцем, ее зубы сверкали так ослепительно, что казались невидимыми. — Будет снова как в две тысячи седьмом. Только без мышей.
Я потерлась плечом о ее плечо.
— Ты не представляешь, как я тебе благодарна.
По моей просьбе Нелл позвала Люка, и через пару минут он толкнул дверь в туалет носком начищенного кожаного ботинка.
— Ани? Что-то случилось? Я нигде не могу найти Кимберли: включил слайды, а музыка…
Он заметил ракушку, зажатую у меня между пальцами, и изменился в лице.
— Что ты сделал с фотографией Артура? — безжизненным тоном спросила я.
Люк медленно, словно желая оттянуть неизбежное, затворил за собой дверь.
— Я не хотел расстраивать тебя еще больше.
— Люк, отвечай немедленно, или я…
— Ладно. — Он поднял руки, как бы сдаваясь. — Ладно. Джон, мой приятель, принес с собой наркотики. Купил у кого-то, пока был в Нью-Йорке. Я сказал ему, чтоб не страдал фигней. Ты же знаешь, как я к этому отношусь. — Люк многозначительно взглянул на меня, как будто жесткая позиция по отношению к наркотикам его извиняет, что бы он ни натворил. — Его невесте тоже захотелось нюхнуть. Им нужно было что-то — зеркало или фотография. Так Джон сказал.
— И ты дал им фотографию Артура с отцом?
— Не мог же я вручить им нашу фотографию! — возмутился Люк, как будто другого выбора у него не было. Как будто стены квартиры не были увешаны фотографиями наших чрезмерно фотогеничных друзей.
— И куда она делась потом?
— Упала. — Люк взмахнул рукой, показывая, как это было. — Рамка разбилась. И я ее выбросил.
— Вместе с фотографией? — спросила я, тщетно выискивая на его лице следы раскаяния.
— Если бы ты нашла фотографию без этой дурацкой рамки, ты бы расстроилась. Ты… ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Ты бы закатила истерику! — Люк прижал руки к груди, словно защищаясь. — Я решил, что так будет лучше. Для тебя. Ты застряла в прошлом. Зачем ты вообще ее хранишь? Это ненормально, Ани, — содрогнулся он.
— Я тебе не верю, — проговорила я, бережно держа ракушку в ладонях, как подбитую птаху.
Люк опустился передо мной на колени, как в тот день, когда сделал мне предложение. Счастливейший день моей жизни — так мне казалось. Он протянул руку, чтобы вытереть следы растекшейся по щеке туши, но я отпрянула.
— Прости меня, Ани. — Даже сейчас он ухитрился выставить себя страдальцем. Святой Люк, который терпит меня и мои истерики, мою взбалмошность и заскоки. — Прошу тебя. Давай не будем портить праздник.
За дверью послышались крики: один из приятелей Люка на весь ресторан обозвал другого тряпкой. Ракушка, зажатая в моем кулаке, треснула.
— Праздник будет испорчен по другой причине, — ответила я.
Люк смахнул слезу с моей щеки — он прикасался ко мне в последний раз, — и тогда я сказала ему, что испортит праздник на самом деле.
Глава 17
Скандал вышел грандиозный. Харрисоны, мама с папой, Нелл, Люк, — все пытались договориться друг с другом, и каждый тянул на себя. В конце концов было решено, что мы с Нелл возьмем такси, вернемся в особняк Харрисонов, соберем вещи и уедем, прежде чем вернутся остальные, затем переночуем в гостинице и утром покинем остров. Лицо миссис Харрисон выражало странную смесь гнева и сочувствия. Суховатым будничным тоном она обсудила со мной детали отъезда, что, конечно, произвело на меня впечатление.
Мама даже не подняла на меня глаз.
Отныне Дни благодарения и Рождество будут проходить в тесном кругу семейства Фанелли. Пластмассовая елка, обсыпанная бутафорским снегом и обвешанная разноцветными фонариками, из года в год будет украшать гостиную, а на столе будет киснуть дешевый «шираз». Но я была к этому готова.
Я не помню, как мы приехали к Харрисонам. Как паковали вещи. Как поселились в гостинице у причала. Одна из таблеток Нелл стерла все воспоминания.
Когда мы переступили порог номера «люкс», было уже за полночь. От голода желудок сделал отчаянный курбет, и я метнулась к телефону, ватными пальцами тыкая в кнопки. «Добрый вечер, — съязвил автоответчик. — Обслуживание номеров осуществляется с восьми до двадцати трех часов. Бесплатный завтрак подается в…»
— Поздно! — Я швырнула трубку на аппарат, но промахнулась, и она брякнулась об пол, холодная и твердая, как окоченевший труп. — Есть хочу! — взвыла я.
— Сейчас устроим.
Нелл заскользила по комнате, как на роликах. Ее плавные движения были исполнены грации и решимости. Она связалась с портье и подчеркнуто вежливо изложила свою просьбу. Потом заказала сыр гриль, жареное куриное филе, картофель фри и мороженое. Я все это умяла. Кажется, я уснула с недожеванным ломтиком картофеля во рту. Сначала я то и дело выныривала, поднимая голову над поверхностью сна, пока совсем не провалилась в него под действием таблетки. Но я спала. Я спала.
Начальные кадры фильма пришлось переснимать. Спустя примерно месяц после того, как я приняла решение, о котором, по словам мамы, буду «сожалеть всю оставшуюся жизнь», Аарон, его оператор и я встретились в небольшой студии недалеко от Рокфеллеровского центра.
Еще я сменила работу, став главным редактором отдела в журнале «Блеск». Должность считалась громкой и ответственной, хотя «Блеск» не был столь же влиятельным, как «Женский», и, уж конечно, далеко не таким престижным, как «Нью-Йорк таймс мэгэзин», о чем Лоло не преминула мне напомнить. Она не могла поверить, что теперь, когда наша цель так близка, я сошла с дистанции.
— Мне предложили существенную прибавку. — Я вскинула безымянный палец, на котором и следа не осталось от кольца. — Мне позарез нужны деньги. Я по уши в долгах и не могу ждать.
— Страшно не хочется тебя терять, — сдалась Лоло. — Но я понимаю.
Когда я собрала вещи, она простилась со мной со словами, что в один прекрасный день я снова буду работать под ее крылом. Я прослезилась, а она прибавила:
— Помнишь, ты как-то писала, что нет ничего хуже для карьеры, чем слезы на рабочем месте?
Она подмигнула мне и устремилась по коридору, попутно наорав на руководителя отдела цифрового маркетинга, который вовремя не подал ей отчет.
Я готовилась к тому, что жизнь станет невыносимой без приятной тяжести кольца на безымянном пальце. Оно всем давало понять, что со мной лучше не связываться. С ним я была кум королю и сват министру. Не буду обманывать: отчасти — но только отчасти — я скучаю по тому, как самодовольно поблескивал фамильный изумруд. Всякий раз, когда очередной молодой человек приглашает меня на свидание, я надеюсь, что именно он сможет полюбить меня такой, как есть. Надеюсь, что его не отпугнет ни мой острый язык, ни мои «странности», и он сумеет разглядеть подлинную нежность за всеми шипами и колючками. Что он поймет: жить дальше — не означает не вспоминать о прошлом или не горевать о нем.
— Помнишь, что за чем? — спросил Аарон.
— Имя, возраст на дату выхода фильма и возраст в день стрельбы.
В начале съемок в сентябре я представилась как Ани Харрисон, в святой уверенности, что сменю фамилию к тому времени, когда фильм выйдет в прокат. Теперь начальные кадры требовалось переснять и незаметно смонтировать с остальными. Меня попросили надеть ту же одежду, в которой я снималась в сентябре, чтобы не нарушать впечатление непрерывной съемки. В кадре не будет ни единого намека на разлом, изменивший ход моей жизни, когда тектонические плиты моего настоящего столкнулись с прошлым. Взять одежду для съемок из гардеробной «Женского» я не могла, а стоили такие вещи весьма недешево.
Аарон вскинул большие пальцы вверх и кивнул ассистенту. Теперь я ясно понимала, что Аарон — искренний и участливый человек, а вовсе не елейный ханжа. Он позвонил мне, как раз когда я должна была жариться на солнышке, и его звонок всё изменил.
