Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2003

Наиболее пессимистические прогнозы Паршева основаны на незаметном для неспециалиста смешении понятий: открытие новых месторождений — и прирост запасов. Паршев прав, новые крупные месторождения нефти открывают все реже и реже, но в настоящее время больше половины прироста запасов связано не с открытием новых месторождений, а с дополнительной разведкой старых, вовлечением в разработку недоступных ранее запасов (например, на склонах шельфа) и, главное, повышением нефтеотдачи (oil recovery ratio, отношение добытого количества нефти к начальным запасам). Дело в том, что в настоящее время из нефтяных месторождений извлекается не вся содержащаяся там нефть, а всего лишь 30–40 процентов. Повышение нефтеотдачи представляет собой сложную проблему, особенно при высокой вязкости нефти и сложном строении месторождений. Однако уже сейчас существуют технологии, пока весьма дорогие и во многих случаях неприменимые, позволяющие увеличить нефтеотдачу до 65–70 процентов. В США на увеличение нефтеотдачи и доразведку старых месторождений в последние годы приходится 90–95 процентов прироста запасов — на графике в книге, по-видимому, показаны лишь остальные 5 — 10 процентов.

Поэтому самый катастрофический из прогнозов Паршева — об исчерпании запасов нефти Великобритании и Норвегии к 2002 и 2004 годам — уже не сбылся к моменту выхода книги, в 2002 году запасы нефти в Северном море не только не иссякли, но, наоборот, с 1995 года в обеих странах выросли и добыча, и запасы, а «коэффициент кратности запасов» (отношение запасов к годовой добыче) практически не изменился. И даже в столь разбуренной стране, как США, несмотря на продолжающуюся добычу почти в тех же объемах, коэффициент кратности запасов с 1995 года тоже не изменился. Не сократился за последние десятилетия и коэффициент кратности мировых запасов нефти — например, в 1984 году доказанных запасов нефти оставалось на 30–35 лет, а в этом году при сохранении нынешних объемов добычи ее, как доказано, хватит на 35–40 лет.

Не столь печальны и отдаленные перспективы добычи углеводородного сырья. Например, одна из возможных перспектив получения нефти в будущем заключается в разработке битуминозных песков и извлечении нефти из битума. По современным оценкам, прогнозные (геологические) запасы нефти в битуминозных породах в одной Канаде больше, чем все запасы обычной нефти в мире. К 1995 году себестоимость получения такой нефти на наиболее легкодоступных участках месторождения Атабаска (север Канады!) снизилась до 9 — 10 долларов за баррель, и производство стало рентабельным.

Тем не менее и помимо важности нефти и бензина для мировой экономики существует множество других причин, делающих нефть совершенно особым товаром. С одной стороны, это неэластичность спроса — малая зависимость объема потребления от цены, с другой стороны, необычность ее распространения в природе. Почти все другие полезные ископаемые распределены следующим образом: малая часть запасов находится в богатых и легкодоступных рудах, побольше — в менее богатых и менее доступных, самая большая — в бедных и труднодоступных. Соответственно и история разработки идет от богатых руд к бедным — когда легкодоступные руды иссякают, придумывают новые технологии и переходят на менее доступные месторождения. С нефтью все иначе — две трети мировых запасов приходится на самые доступные и высококачественные нефти стран Персидского залива с себестоимостью добычи $ 2–6 за баррель и лишь треть — на все остальные месторождения с себестоимостью добычи от $ 5 до $ 15–20. Такое распределение запасов не только ставит в сверхвыгодное положение ближневосточные страны, но также тормозит технический прогресс в нефтедобыче, да и во всей топливной промышленности (при очередном падении цен разработка новых технологий замирает). С годами эта необычная ситуация не только не рассасывается, но, наоборот, усугубляется, ибо в судорожных поисках независимости от ближневосточной нефти остальные страны в большей степени выбрали свою труднодоступную нефть, чем страны Персидского залива — легкодоступную. По прогнозам специалистов, такое положение может продлиться еще несколько десятилетий и начнет меняться лишь после исчерпания большей части ближневосточной нефти и широкого освоения новых способов получения жидкого топлива, например, разработки битумов и тяжелых нефтей или получения его из органических источников (последний способ не ведет к парниковому эффекту).

Новый «нефтяной» взгляд на мир привел Паршева и к новым геополитическим выводам. Из-за изрядной противоречивости комментировать их — непростая задача. Например, на стр. 11 Паршев назвал события 11 сентября таинственными: «И даже не таинственные события 11 сентября 2001 года и их не менее таинственные последствия…»; к стр. 296 он разобрался, в чем причина: «Невозможно скрыть, да особенно никем и не скрывается, что корни терактов 11 сентября тянутся исключительно к верхам саудовского общества, и нищие талибы тут вовсе ни при чем»; но к концу книги (стр. 352) сменил мнение на противоположное: «Тут была высокая степень организованности и убежденности — и при чем тут Саудовская Аравия?» Оценки американо-иракских отношений однозначны, но логичными их назвать трудно — все время хочется задать автору книги вопрос, нельзя ли, пользуясь его логикой, прийти к противоположному выводу — не было бы более выгодным для США просто снятие санкций с Ирака, оставляющее Саддама Хусейна в покое? В самом деле, выход на мировой рынок страны с огромными запасами дешевой нефти моментально сбросил бы цены, а Ирак, нуждающийся в инвестициях, вряд ли в ближайшие годы согласился на резкое снижение своей уже десять лет невыбираемой квоты. Затраты Америки на войну оцениваются примерно в стоимость двух-трехлетнего американского импорта нефти при нынешних высоких ценах, вызванных прежде всего нагнетанием этого кризиса.

И наконец, о том, что, по словам Паршева, подвигло его на написание этой книги, о словах сына Рузвельта насчет корыстных целей внешней политики США. Комментируя эти слова, я буду обращаться не к Паршеву, поклоннику И. В. Сталина и любителю отождествлять Гитлера с западным обывателем, а к читателям, надеюсь, стоящим на иных, менее людоедских, позициях. Великие лидеры западного мира — Рузвельт, Черчилль и Де Голль — были не только борцами с тоталитаризмом, но также представителями своего круга, своих стран и своего времени, и, наконец, они были политиками со всем присущим этому виду деятельности цинизмом. Ими двигали не только возвышенные глобальные задачи борьбы с фашизмом, но и вполне прозаические экономические интересы своих стран. Они не только сражались, но и торговались с Гитлером, Сталиным и друг с другом, используя в этой торговле слабости своих контрагентов. И лишь адепты «монониточных» (термин Г. Померанца) конспирологических изысканий склонны видеть непримиримые противоречия между возвышенными словами деклараций и приземленным торгом закрытых переговоров.

Единственное, что я могу посоветовать Паршеву и его единомышленникам, так это заглянуть в свои собственные души и обнаружить там не только страстную любовь к России и ненависть ко всему остальному миру, но также желание прославиться, убедив других в правоте своих взглядов. Не знаю, как другие борцы с жидомасонским заговором, но сам Паршев в этом отношении явно небезнадежен, иначе он не написал бы, что «с точки же зрения чистой науки вступление России в ВТО лично мне будет очень полезно. Наши внутренние цены будут более точно соответствовать мировым, и иллюзий насчет конкурентоспособности российской экономики будет поменьше. О чем я всегда и говорил».

Когда я читал эти книги, меня порой одолевали сомнения, верит ли сам автор в то, что он пишет. Чем являются для него самого эти транспортно-климатические и нефтяные идеи-фикс — постмодернистскими интеллектуальными играми, рабочими гипотезами, полезными для самообразования, или искренними заблуждениями, меняющимися с калейдоскопической быстротой? До последней страницы я так и не сумел найти ответ на этот вопрос.

С.-Петербург.

Книжная полка Ирины Роднянской

Габриэль Марсель. Пьесы. Перевод с французского Гаянэ Тавризян. М., Издательство гуманитарной литературы, 2002, 351 стр.

Эта книга попала на мою полку волею случая, и встреча с ней не сулила особых читательских радостей. Габриэль Марсель (1889–1973) — французский католический мыслитель (весьма неортодоксального, экзистенциалистского толка), а я уже знала, что в ХХ веке все французские философы — от Сартра и Камю до деконструктивистов — писали для подкрепления своих идей беллетристику а thиse, захватывающей которую не назовешь; впрочем, для одного-другого романов Камю сделаем исключение. Да и сам Марсель настойчиво просил не отделять его драматургию от его философской мысли, по моим, крайне поверхностным, впечатлениям — весьма расплывчатой.