Дж. Морингер - Нежный бар
И тут я тоже начал смеяться.
— Ну да, я позвонил из-за того, что горели крендели. Что тут такого?
Наверное, не такой уж я неудачник, если смог рассмешить столь крутого парня, как Атлет, так, что у него поджилки тряслись. Теперь мы оба хохотали, хлопали по стойке, мутузили друг друга, и, когда я стукнул Атлета по спине, ощущение было такое, что я ударил по стойке. Чистый дуб. Он не прогибался под ударом.
Когда Атлет наконец отдышался, вытер глаза и сделал глоток пива, он предложил мне расслабиться. Ошибки ошибкам рознь. В армии Атлет как-то случайно взорвал вертолет. Он стрелял из миномета на учениях по стрельбе, и вдруг миномет засорился. Атлет потряс его, и тут… раздался свистящий звук — эта чертова хреновина выстрелила. На взлетной полосе стоял вертолет без пилота.
— Бум, — сказал Атлет. — Я все еще должен Дяде Сэму что-то порядка шести штук за ту хреновину.
Пришло время оставить все эти бессмысленные разговоры и побеседовать о том, что действительно имело значение: о главном событии вечера, о софтбольном матче. Остальные игроки собрались вокруг нас, и мы все буквально повисли на Атлете, как игрушки на рождественской елке, пока он рассказывал о победе. Кто-то сделал комплимент по поводу его искусного удара в третьей базе. Пустяки, ответил Атлет с притворной стеснительностью. Больше, чем своей игрой на поле, он гордился одним приколом Стива. После нескольких ударов в «дом», рассказывал Атлет, все мячи упали в пруд за оградой. Атлет крикнул Стиву: «У нас мячи кончаются, нужно вытащить те, что упали в пруд, — ты взял с собой жердь?» — «Не-а, — ответил Стив, — она придет позже с детьми». Стив говорил о своей жене Джорджетте, урожденной Залески. Атлету пришлось объявить тайм-аут до тех пор, пока они со Стивом не прекратили смеяться.
Я оставил Атлета и вернулся к стойке Генерала Гранта. Теперь он был поглощен разговором с банкиром, одетым в синий костюм в елочку, — по всей видимости, процветающим мужчиной за пятьдесят с сединой в усах, которые, казалось, выросли специально для того, чтобы оттенять его черно-белый галстук. Они оба курили сигары, обсуждали гражданскую войну, и я подумал, что разговор на эту тему зашел потому, что Генерал Грант был так похож на генерала Гранта. Но оказалось, что гражданская война — конек банкира. Он рассказал мне и Генералу Гранту некоторые малоизвестные детали о битвах при Шило, Антьетаме и Геттисберге. Он также сказал, что Линкольн в молодости управлял баром и спал в задней комнате.
— Ты это знал? — спросил я у Генерала Гранта.
— Кто же этого не знает? Еще у Линкольна был ликероводочный завод. Там производили очень мягкий кентуккийский бурбон.
Меня перехватил Кольт.
— Ты думаешь, ты очень умный? Так вот тебе. Сколько врагов Бэтмена ты можешь назвать? Должно быть три дюжины, а я знаю только десять. — Он сунул мне листок бумаги.
Я собирался было пошутить, как странно то, что мишка Йоги составляет список злодеев из комиксов про Бэтмена, но Кольт спрашивал настолько искренне и серьезно, что я попридержал язык и взглянул на то, что он уже написал. Джокер, Риддлер, Паззлер, Кинг Тут. Это напомнило мне список имен, которыми нельзя было называть дядю Чарли.
— Как насчет Книжного Червя?
— Книжный Червь! — закричал Кольт, стукнув себя по лбу. — Я забыл про Книжного Червя!
Появился дядя Чарли. Открывая новую пачку «Мальборо», он попросил у Генерала Гранта водки с клюквенным соком, потом прижал руку к виску.
— Джей Ар, — обратился он ко мне. — Я сегодня читал и наткнулся на слово «выводковый». Что это значит?
Я пожал плечами.
Дядя Чарли попросил «Книгу слов». Генерал Грант порылся за стойкой и достал с полки красивый старинный том, который все называли «Книгой слов», часто восторженным шепотом, будто это была «Келлская книга». Генерал Грант положил книгу перед дядей Чарли, тот пролистал ее и объявил, что «выводковая» означало «покидающая гнездо вскоре после высиживания яиц». Он пришел в восторг от этого толкования. Теперь я сидел между дядей Чарли и Банкиром, мы говорили о словах, пиво было прохладным, а я — так счастлив, что мне даже не хотелось двигаться. Но мне нужно было в туалет.
В мужской уборной я решил, что у меня галлюцинации. Оба писсуара были переполнены денежными купюрами. Пятерки, банкноты по доллару и по двадцать пять. Вернувшись в бар, я задал об этом вопрос дяде Чарли. Тот нахмурился.
— Эту ерунду придумал Дон.
Дон, адвокат с принстонским дипломом, работавший в городе, был одним из самых старых друзей дяди. Несколько дней назад, сказал дядя Чарли, Дон решил, что, если он будет отмечать каждый раз, когда приходит отлить, это создаст ему положительную карму.
— Что-то вроде задабривания богов мочеиспускания, — подытожил дядя Чарли со вздором. — В общем, не важно, теперь это все делают. Новая традиция.
— Люди загадывают желание, кидая туда деньги? Как монетки в фонтан?
— Откуда я знаю? Господи, ну и вопрос. Но я тебе вот что скажу. Дон тщательно отслеживает и записывает, сколько денег накопилось, прежде чем какой-нибудь придурок не запустит туда руку и не выловит их. И кто-нибудь в конце концов их вытаскивает. Человеческая натура, понимаешь. Вот тебе и «грязные деньги».
Бармены не очень-то радовались фонду Дона, добавил дядя Чарли. У них была паранойя, что кто-нибудь им заплатит деньгами из писсуара, и, поскольку все знали, что бармены настороженно относятся к мокрым купюрам, скряги и пройдохи мочили свои купюры под краном, прежде чем положить на стойку.
— Попробуй заплатить мокрой пятеркой, — процедил дядя Чарли сквозь зубы, — и, скорее всего, тебя обслужат за счет заведения.
Я расхохотался, обнял дядю Чарли за шею и сказал ему, что чувствую себя великолепно. Нет, даже лучше, чем великолепно. Вел-л-л-ликолепно. Еще недавно я чувствовал себя далеко не лучшим образом, но теперь все было великолепно. Почему? Потому что «Пабликаны» отвлекли меня. Ведь всем нам порой нужно отвлечься, правда? Но дядя Чарли меня уже не слышал, потому что внезапно между нами возник Дон.
— Господи Иисусе, — сказал дядя Чарли, — только вспомни черта. Мы как раз о тебе говорили.
Он представил меня Дону, который оказался такого же возраста и роста, как дядя Чарли. Этим сходство ограничивалось. Дядя Чарли когда-то говорил, что в молодости Дон занимался борьбой, и это было видно по его сложению. Также я заметил, что у Дона самое открытое и дружелюбное лицо во всем баре — с высокими бровями и ярким румянцем красных прожилок на каждой щеке, как у игрушечного деревянного солдатика. Он казался таким милым, что его невозможно было не любить, и я понял, почему дядя Чарли о нем столь высокого мнения.
Я сказал Дону, что как раз говорил дяде Чарли про «Пабликаны», про то, как они удовлетворяют человеческую потребность отвлечься. Вовремя отвлечься — очень важно, объяснил я Дону, и тот ответил, что полностью со мной согласен. Он рассказал мне, как бар помогал ему отвлечься в самые разные тяжелые периоды его жизни, особенно несколько лет назад, после развода, когда он нашел здесь лучшее средство от депрессии. Затем наше внимание неожиданно привлек Банкир, который произносил очень интересную речь о нездоровой любви Линкольна к «Макбету».
— Эта пьеса была ему близка из-за его любви к затмениям, — сказал Банкир.
— Линкольн верил в предзнаменования, — заметил Генерал Грант.
— А кто же в них не верит? — хмыкнул дядя Чарли.
— Линкольн читал «Макбета» за несколько дней до того, как его убили, — продолжил Банкир. — Вы это знали? Можете себе представить, как он сидит в своем цилиндре и читает про «убийство, подлое, как все убийства», прямо перед тем, как его должны убить?
— Ты думаешь, на нем была шляпа, когда он читал? — вмешался Дон. — Не может быть, чтобы Линкольн читал в цилиндре.
— Тебе бы пошел цилиндр, — сказал Банкир дяде Чарли.
Представив дядю Чарли в цилиндре, все громко рассмеялись.
— Господи, как я скучаю по своим волосам, — ни с того ни с сего вздохнул дядя Чарли. Дон похлопал его по руке.
— Эй, Кольт! — крикнул кто-то с другого конца бара. — Я только что вспомнил еще одного злодея из «Бэтмена»! Король Часов!
— Молодец, — сказал Кольт, добавив имя в список.
— Как насчет Господина Соленого?
— Нет, — отмел это предложение дядя Чарли. — Не было там Господина Соленого.
— Совершенно верно, — согласился я. — Совершенно верно.
31
АЛАДДИН
В тот год в День благодарения я работал двойную смену и когда добрался до дедушкиного дома, от ужина не осталось и крошки. Дома было темно. Двоюродные сестры спали. Я дошел до «Пабликанов» и увидел там толпу народу. Вечер Дня благодарения всегда был самым многолюдным вечером в баре: жители города собирались там после ужина, а те, кто когда-то жил в городе, возвращались, ища встречи с бывшими возлюбленными и старыми друзьями.
