Гарольд Роббинс - Воспоминания минувших дней
— Хорошо, — Дэниэл сел на место.
— Ты слишком много просишь.
— Слишком много чего? Денег? Что такое деньги? Со мной вы сделаете себе имя.
— Имя у нас и так есть, — упрямо повторил первый собеседник.
— Интересно, сколько времени вам удастся его сохранить? Сейчас, пока вы в тени, вас никто не обливает грязью, но стоит вам высунуться, и вы сразу узнаете, что такое нож в спину. Конечно, Дэйв Бек долго не продержится, в этом вы правы. А что будет дальше? По логике вещей, следующим председателем профсоюза водителей грузовиков должен стать Джимми. Но станет ли? Вдруг у Мини будет другое мнение? Тогда вы проиграли. И не только в профсоюзе. Вам некуда будет идти, так как АФТ и КПП теперь объединились. Теперь ты, Тони. — Дэниэл повернулся ко второму. — Все сказанное относится, в общем-то, и к тебе. Когда Джон Льюис уйдет в отставку, председателем Объединенного профсоюза работников сталелитейной промышленности ты не станешь. Этот пост достанется Тому Кеннеди. Он уже давно работает с Джоном, и, конечно, это место должно принадлежать ему. Ты будешь его заместителем, затем Кеннеди уйдет, и ты займешь его место.
— Похоже, ты все знаешь наперед, — сказал Джимми Хоффа.
— Я не первый год в профсоюзах, — ответил Дэниэл.
— Тогда почему ты до сих пор не разбогател? — На лице Тони Бойля появилась улыбка.
— Я не тороплюсь. Надо, чтобы вы, ребята, подросли.
— Кстати, — сказал Хоффа. — Мне так и не удалось убедить Льюиса согласиться на десятицентовые отчисления для ОКТ.
— Знаю, — ответил Дэниэл. — Но все будут решать отделения Конфедерации на местах. Ты, кстати, можешь за этим проследить.
— Старик рано или поздно до тебя доберется, — произнес Тони. — После твоих высказываний о нем, он тебя ненавидит.
— И это для меня не новость. — Дэниэл улыбнулся. — Мини и Бек, насколько мне известно, тоже не питают ко мне особой любви. Все они одного поля ягоды, и охотятся за мной уже не один год, но я пока держусь.
— Не знаю, как тебе это удается, — Бойль с восхищением покачал головой. — У тебя же намного меньше людей, чем у них. Сорок, ну, может, пятьдесят тысяч, у них-то сколько?
— Вообще-то, их побольше, почти сто тысяч. Но дело не в количестве членов. Едва ли не все наши люди состоят в маленьких независимых профсоюзах. Боссы обычно считают ниже своего достоинства обращать на них внимание, хотя в этих объединениях есть такое, чего нет ни у кого.
— И что же это? — спросил Хоффа.
— Равновесие сил. У нас нет, или почти нет междоусобиц. Никто ни с кем не дерется, никто не пытается прикарманить чужие деньги.
— Там слишком мало денег, чтобы пытаться их прикарманить, — со смехом возразил Бойль.
— Может быть, — спокойно ответил Дэниэл. — Но факты остаются фактами. Люди доверяют нам, и мы, как показывают опросы, остаемся пока единственным профсоюзным объединением, за которым они готовы пойти. А я борюсь за их интересы.
— С водителями нам не договориться, — произнес Хоффа.
— Двести девяносто девятое отделение сделает все, как надо, — ответил Дэниэл. — Ты его руководитель, и люди будут выполнять твои указания. Для начала этого достаточно, а потом присоединятся и остальные.
— Хорошо, но что получим мы?
— Помощь и совет, — произнес Дэниэл. — Вы молоды и честолюбивы, я помогу вам добиться всего, чего вы хотите. Если, конечно, вы сами все не испортите.
— А ты говорил с другими профсоюзами? — спросил Хоффа.
— Вы первые.
— А почему ты начал с нас?
— Отраслью которой вы действуете, одна из самых важных для экономики страны.
Хоффа и Бойль замолчали, глядя перед собой.
— Можно нам подумать? — спросил, наконец, Бойль.
— Конечно.
— А если мы откажемся?
— Молодых честолюбивых лидеров сколько угодно, — ответил Дэниэл. — Даже в вашем профсоюзе. Поговорю с ними.
— Это шантаж, — тихо произнес Хоффа.
— Некоторым образом, — с улыбкой подтвердил Дэниэл.
— Ты можешь дать нам неделю на размышление?
— Да.
Они пожали друг другу руки. Посмотрев, как Хоффа и Бойль садятся в машины, Дэниэл вновь опустил голову и погрузился в размышления. Интересно, догадываются ли они, с какими трудностями он сейчас столкнется? Десять лет он по крупицам собирал свою Конфедерацию, а сейчас объединение АФТ и КПП свело все его усилия на нет. Некоторые профсоюзы уже вышли из ОКТ, остальные можно пока удерживать с помощью денежных субсидий, но средств для этого осталось только на пару месяцев. Потом все кончится. Идеи, начинания, надежды — все, чем жил Дэниэл последние двадцать лет, — могли потерпеть крах, и надо было спасать положение.
Дэниэл встал из-за столика.
— Запиши на мой счет, Джо, — сказал он бармену, проходя мимо стойки. — Можешь прибавить еще десять долларов для себя.
— Спасибо, Большой Дэн.
Выйдя из бара, Дэниэл прикрыл глаза, давая им привыкнуть к яркому свету и направился к штаб-квартире Конфедерации. О принадлежности здания профсоюзу говорили большие серебристо-серые буквы, укрепленные на фасаде: ОКТ. Заметив, что они запылились, Дэниэл решил дать соответствующее задание обслуживающему персоналу.
Дэниэл поднялся к себе в кабинет, где дожидался Ди-Джей.
— Ну, как, папа? — с нетерпением спросил он.
— Мы поговорили.
— Ты думаешь, они согласятся?
— Не знаю. Я вообще больше ничего не знаю, — Дэниэл достал из ящика сигару. — А у тебя как дела? Как учеба?
— Все в порядке, папа, — Ди-Джей улыбнулся. — Меня приняли в Гарвард на экономический факультет.
Дэниэл с такой силой пожал руку сына, что тот поморщился от боли.
— Поздравляю, я горжусь тобой.
— Мне очень приятно, — ответил юноша. — Но…
— Но что?
— Думаю, мне не надо туда ходить, — сказал Ди-Джей. — Мне известно, в каком ты сейчас положении и я уже достаточно взрослый, чтобы самому зарабатывать себе на жизнь.
— Еще успеешь поработать, — ответил Дэниэл. — Когда-нибудь тебе достанется все, чем сейчас управляю я, и ты должен быть достаточно образованным.
— А если Бойль и Хоффа не согласятся? Тогда нам придется экономить каждый доллар.
— Не пропадем. Сейчас твоя единственная задача — учиться. Об остальном позабочусь я.
На столе зазвонил телефон.
— Возьми трубку, сын, я на минуту выйду.
Когда Дэниэл вернулся в кабинет, Ди-Джей был очень взволнован, хотя всеми силами пытался не показывать этого.
— Тебе звонили из Белого Дома, — сказал он прерывающимся голосом. — Какой-то мистер Эдамс.
— Шерман Эдамс?
Ди-Джей кивнул.
— Что ему нужно?
— Шестого сентября Президент приглашает тебя на завтрак. Эдамс просил, чтобы ты перезвонил ему.
— А он не сказал, кто еще будет?
— Я не спрашивал.
Дэниэл взял трубку попросил секретаршу соединить его с Эдамсом и, ожидая ответа, обернулся к сыну.
— Да, Эйзенхауэр, видимо, нервничает, — сказал он. — В АФТ-КПП почти все поддерживают Стивенсона.
— Слушаю, — раздался в трубке голос Эдамса.
— Ты звонил мне, Шерман?
— Президент считает, что было бы неплохо нам собраться и поговорить.
— Кого вы еще пригласили?
— Джона Льюиса. Может, позовем еще Дэйва Бека.
— Бека не надо, — сказал Дэниэл. — Есть кое-какие проблемы, которые, если он там появится, могут коснуться и нас.
— Что это за проблемы? — спросил помощник Президента.
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо. Значит, ты придешь?
— Да.
— Прекрасно. Президент будет доволен.
— Передай ему привет, — сказал Дэниэл. — Надеюсь, с тобой мы тоже встретимся.
— В восемь, — Эдамс повесил трубку.
Дэниэл улыбнулся сыну.
— По-моему, в Белом Доме еще не знают, в каком мы положении. Ну, а сейчас мне надо работать.
— Не буду тебе мешать, папа, — ответил Ди-Джей, направляясь к выходу. Тебя ждать к ужину?
— Пока не знаю. Скажи Мэми, я позвоню ей позже.
Ди-Джей вышел. Проводив сына взглядом, Дэниэл достал из ящика бутылку виски и отпил большой глоток прямо из горла.
Глава 2
— До конца месяца мы продержимся, — сказал Мозес, — но если денег не будет, Конфедерации конец.
— Я думал, у нас есть еще месяца два, — ответил Дэниэл своему помощнику.
— Взносы не поступают, и, насколько я понимаю, профсоюзы выходят из Конфедерации, даже не уведомляя нас. — В голосе Мозеса чувствовалась тревога. Они дружили с Дэниэлом уже двадцать лет, причем негр был первым видным профсоюзным деятелем, вступившим в ОКТ. — Я думаю, пора увольнять персонал.
Дэниэл на мгновение задумался.
— Нельзя, иначе все поймут, что ОКТ больше не существует, и мы уже ничего не сможем предпринять.
