Гарольд Роббинс - Пират
— По-видимому, он не справился с управлением, и автомобиль слетел с дороги. Машина сорвалась в пропасть глубиной около двухсот метров.
Бейдр посмотрел на инспектора, затем обошел вокруг стола и сел на свое место. Лицо его помрачнело.
— Извините, джентльмены, но это просто невероятно. Мистер Зиад мой давний и опытнейший сотрудник.
— Мы понимаем, сэр, — вежливо проговорил инспектор. — Но мы должны задать вам несколько рутинных вопросов и постараемся быть кратки насколько возможно. — Он вынул из кармана небольшой блокнот и раскрыл его. — Вы сказали, что виделись с мистером Зиадом вчера вечером. В котором часу он приехал сюда?
— Около половины первого.
— Была какая-либо особо важная причина для поездки в столь поздний час?
— Надо было обсудить весьма важное дело. Но, к сожалению, у моей жены и у меня вечером ужинали гости, что препятствовало нашей встрече с ним в более подходящее время.
— И в котором часу приблизительно он убыл?
— Около двух, я полагаю.
— Мистер Зиад пил у вас?
— Очень немного.
— Не могли бы вы выразиться точнее?
— Мы выпили бутылку «Дом Периньон». Собственно, выпил ее почти всю он. Но это не должно было на нем отразиться. Мистер Зиад пил это шампанское постоянно. Его любимое вино.
— У него был хороший вкус, — заметил инспектор. Он посмотрел на сержанта. Они поняли друг друга без слов. Инспектор закрыл свой блокнот и обратился опять к Бейдру: — Полагаю, этими вопросами мы можем ограничиться, мистер Аль Фей, — объявил он с удовлетворением в голосе. — Благодарю вас за помощь.
Бейдр встал.
— Мне надо будет отдать распоряжения в отношении похорон. Его тело нужно отправить самолетом домой. Где оно теперь?
— В полицейском морге. — Это были первые слова, произнесенные сержантом. — То, что от него осталось.
— Так ужасно?
Инспектор печально покачал головой.
— Мы собрали останки, которые удалось найти. Личность установили по документам в бумажнике и паспорту. Машина разлетелась на тысячу кусков. Очень плохо, когда люди не понимают, что значит самое малое количество алкоголя на обледенелой дороге ночью.
Бейдр присел на минутку после ухода полицейских, потом взял телефон и вызвал Дика в Женеве.
— Перезвони мне через шифратор, — сказал Бейдр, когда Дик ответил. Чуть позже зазвонил второй телефон, и он поднял трубку. Жужжанье прекратилось почти сразу же, как он поднес трубку к уху.
— Дик?
— Да.
Тон Бейдра выражал безразличие:
— Только что ушла полиция. Юсеф ночью сорвался на вираже в пропасть и погиб.
— Боже мой! Как это произошло?
— Дорога обледенела, и полиция считает, что он малость перебрал. Он был в весьма удрученном состоянии, когда уходил от меня; выпил почти целую бутылку шампанского.
Дик заговорил не сразу.
— Вы узнали у него что-нибудь в отношении «Арабских кукол»?
— Он утверждал, что в это дело его вовлек Али Ясфир.
— Значит, мы были правы. Он признался, что ему заплатили?
— Нет. Клялся, что никаких денег от них не получал.
— Я в это не верю.
— Теперь это не имеет значения, верно? Он мертв, и делу конец.
— Так ли? — усомнился Дик. — Нам не известно, что теперь предпримет Ясфир.
— Он очень мало что может сделать. Он знает, что нас ему не вовлечь.
— Я надеюсь. Но в чем можно быть уверенным, когда имеешь дело с таким негодяем? Неизвестно, что он может выкинуть в следующий момент.
— Придет время — и с ним разберемся, — сказал Бейдр спокойно. — Как раз теперь у нас есть несколько незавершенных операций. Я мог бы на следующей неделе отправить тебя в парижский офис наладить дело, пока мы подыщем ему замену.
— Правильно.
— Тем временем поставь в известность о случившемся его семью и офис в Париже. А также распорядись, чтобы похоронщики забрали останки из полицейского морга в Гштаде и отправили морем к нему домой.
— Я все сделаю.
— Экипажу самолета подготовиться стартовать в Бейрут в пятницу. Джордана с детьми полетит домой.
— Это не получается на неделю раньше, чем планировалось, шеф?
Голос Бейдра сразу стал резким:
— Сделай, как я сказал. Я полагаю, будет лучше отправить их домой. — Он в сердцах брякнул трубку на аппарат.
Поглядел на видеоплейер. Рывком встал, подошел к двери и запер ее. Затем достал из кармана ключик, отпер средний ящик стола и достал оттуда кассету. Вложил в плейер и нажал клавишу.
На пустом экране через несколько секунд появилась картинка и пошел звук. Он сидел почти в забытьи пока прокручивалась перед ним видеозапись. Там все было так, как бывало и с ним. Красота ее тела, пресыщенно-вялые чувственные движения, слова, меленькие животные вскрики, затем взрывающиеся до визга в оргазме. Все было тут, но на этот раз было не для него. Было для другого мужчины. Еврея.
Экран стал черным как раз в тот момент, когда боль достигла пика. Он в ярости ударил кулаком по стоп-клавише, едва не расколов аппарат. Вытянул перед собой руки и уставился на трясущиеся пальцы. Сжал в кулаки и принялся колотить ими по столу. Он бухал ими в унисон глухо и жалко срывавшимся с губ проклятиям. «Гадина! Гадина! Гадина!» — твердил он и стучал до тех пор, пока не заболели набрякшие руки.
Он снова поглядел на руки, потом на плейер.
— Джордана! — закричал он, будто она сидела внутри аппарата. — И из-за этого я стал убийцей?
Экран не ответил ему. Он был пуст. Бейдр уткнулся лицом в стол и заплакал, как не Плакал с детства. Ему вспомнилась молитва, которую не вспоминал тоже с детства:
Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного.Я ищу спасения у Господа,У Владыки,У Бога,От козней нашептывающего мне дьявола-искусителя,Сеющего смуту в сердцах людей.
Благость молитвы затопила его. Слезы унялись, и он ощутил, как мука и боль покидают его. Слишком быстро мы забываем мудрость Аллаха, мудрость, раскрытую Пророком. И слишком быстро мы забываем о законах Аллаха, раскрытых Пророком, данных людям, чтобы жить по ним.
И все потому, что он слишком долго старался жить по законам неверных, но они писаны не для него. Отныне он станет жить, как ему надлежало. По единственно верным законам. По законам Аллаха.
Джордана вошла в библиотеку. Голос ее дрожал.
— Я только что услышала о Юсефе, — сказала она. — В голове не укладывается…
— Он был дерьмо, — холодно перебил Бейдр. — Но теперь он стоит перед троном Судии и должен будет сам ответить за свои грехи. И даже Всемилостивейший Аллах не сможет найти прощения для него. Скорей всего, ему предстоит гореть в аду вечным огнем.
— Но он же был твоим другом… — Она не могла понять, что за перемена произошла в Бейдре. — Он служил тебе много лет.
— Он служил только себе. Он был ничьим другом. Друг самому себе.
Она была озадачена.
— Что произошло между вами? Что он сделал?
Лицо его было непроницаемо, глаза смотрели без выражения.
— Он предал меня так же, как ты.
Она уставилась на него в полном недоумении.
— Теперь я и вовсе не понимаю, о чем ты говоришь.
Он уперся в нее невидящим взглядом.
— Не понимаешь?!
Она молча покачала головой.
— Тогда я тебе покажу! — Он запер дверь на ключ, вернулся к письменному столу и включил видеоплейер.
— Подойди ближе!
Джордана стояла рядом и смотрела на маленький экран: он был светел и чист, пока не пошла картинка. Вскрикнула, но спазм перехватил горло — зрелище было убийственно неправдоподобным.
— Нет! — закричала она.
— Да, — произнес он бесстрастно.
— Не буду смотреть! — И она повернулась, чтобы уйти.
Рука его крепко, до боли схватила ее за плечо.
— Будешь смотреть, женщина!
Она зажмурила глаза и отвернулась. Пальцы его клещами впились в ее подбородок, поворачивая лицо к экрану.
— Ты будешь смотреть, — холодно сказал он. — Все, до конца! Весь свой позор. Как был вынужден досмотреть я.
Она молча стояла, пока прокручивалась пленка. Казалось, это будет длиться вечно. Она почувствовала дурноту. Это было безумие. Все сплошь было безумием! Все время на них был нацелен объектив камеры, и единственная возможность съемки была, если камерой управлял Салливен самолично.
Память вернула ее в тот вечер. Перед тем как им начать, он выходил из комнаты. Зачем? Включил аппаратуру. И не зря он все время укладывал ее ближе к изголовью той огромной кровати. Очевидно, туда была нацелена камера. Конечно же, он был ненормальным, ненормальней, чем кто-либо подозревал.
Внезапно все кончилось, экран почернел, и Бейдр выключил плейер.
Она повернулась к нему — и увидела на его лице выражение полного равнодушия.
— Я просил тебя соблюдать приличия. Ты не соблюла. Особенно я предупреждал тебя в отношении евреев. Тот мужчина — еврей.
