Николай Иванов - «Операцию «Шторм» начать раньше
Другое дело — знать каждый шаг Амина. Пока он не доверяет никому из советников, кто работал рядом с Даудом и Тараки. Да и какое может быть доверие и какая может быть информация у того же Пузанова, если Амин на пресс конферещии на весь мир заявил, что считает советского посла причастным к перестрелке с Тараки во Дворце 14 сентября. Конечно, работы здесь никакой не будет, посла надо менять. А заодно и главного военного советника, в этой области. Амин должен быть по крайней мере хотя бы предсказуем. Так что замена посла и советника сразу поможет убить двух зайцев: и на письмо вроде бы отреагировать, и свое дело сделать.
— Да, нам надо быстрее определиться с Амином, — прочитав послание, произнес и Громыко. — А чтобы люди быстрее вошли в курс дела, видимо, нужно подыскать мусульман, знающих традиции, обычаи, нравы Востока. Это значительно сократит для них время вхождения в обстановку.
МИД — с одной стороны, Генеральный штаб — с другой открыли свои картотеки. Вскоре мидовцами был назван свой кандидат — первый секретарь Татарского обкома партии Табеев
Фикрет Ахмеджанович. На дипломатической службе никогда не был, но опыт в этой области немалый: много лет подряд возглавлял все наши дружественные делегации, отправляемые в страны Азии и Африки.
Суслов, ознакомившись с личным делом первого секретаря, позвонил в Казань. И уже на следующий день Табеев получал в неприметной на первый взгляд пристройке рядом со
Спасскими воротами пропуск в Кремль.
— Обстановка в Афганистане сложная, Фикрет Ахмеджанович, — покашливая, говорил Суслов. — И именно поэтому, с одной стороны, выбор пал на вас. К тому же вы не просто видный партийный работник, хорошо знающий тот регион, но и человек, до этого никак не связанный с
КГБ и МВД.
Увидев удивленный взгляд Табеева, покачал головой: да да, именно так. Но пояснить не успел: вошла с подносом, накрытым салфеткой, девушка, поставила его на журнальный столик. Суслов пригласил будущего посла в кресло, первым опустил в стакан с чаем кружок лимона.
— Да, Амин просит к себе именно такого посла. Если боитесь… — здесь Табеев усмехнулся, и
Суслов поправился: — Если есть какая то причина не ехать, то будем считать, что разговора этого не было, мы вас поймем.
— Я согласен, Михаил Андреевич.
— Хорошо. После обеда зайдем к Леониду Ильичу.
Брежнев был еще короче:
— Молодец, что согласился. Мы на это и рассчитывали. Андрей Андреевич только что сообщил, что они связались с Амином и он доволен вашей кандидатурой.
У военных тоже особых проблем не возникло. Советником в Монголию как раз собирался ехать генерал полковник Магометов Солтан Кеккезович, карачаевец, первый заместитель командующего Забайкальским военным округом. И если Табееву Брежнев дал неделю на сборы, то министр обороны Магометову на все про все, как лейтенанту, — два дня. Утром Солтан
Кеккезович улетел по вызову в Москву, а в обед к его жене приехал командующий войсками округа генерал полковник Салманов.
— Александра Ивановна, у меня к вам разговор.
Та, нащупав кресло, села. Никто, наверное, не шел так трудно в Вооруженных Силах к званию генерал полковника, как ее Солтан. В сорок четвертом, когда Сталин выслал карачаевский народ в казахские степи, Магометова спасло лишь то, что был на фронте. И даже когда пришло на все фронта указание срочно отозвать карачаевцев, комполка отправил своего начальника разведки капитана Магометова в такой глубокий рейд по тылам противника, что тот вернулся в полк только где то через месяц, когда страсти вокруг отзыва карачаевцев приутихли, а большие чины из особых отделов отъехали подальше от пуль.
После войны в первый же отпуск приехал майор Магометов к себе в Карачаевск. В комендатуре, куда зашел отметить документы, фронтовик капитан затолкал его к себе в кабинет, продержал до вечера:
— Вот что, майор, я тебя не видел, и ты здесь не был. Иди, и лучше по тропам, и не возвращайся больше сюда. Мне приказано задерживать и отправлять в комендатуру всех возвращающихся карачаевцев.
Через год, в следующий отпуск, поехал в Казахстан. Ходил от селения к селению, от юрты к юрте — искал родственников. Содрогался: как только смог его теплолюбивый, привыкший к горам народ выжить в степных холодах? А входить в спецпоселения можно лишь по особым пропускам, а разговаривать с выселенцами — только в присутствии оперуполномоченных…
Спасло лишь то, что имел полную грудь орденов и нашивок за ранения. Нашел таки мать и родственников, сумел даже поселить их в одном месте. Зато по службе — затор. Дважды подавал документы в бронетанковую академию, но сначала придрались к оформлению документов, на второй год уже более существенная зацепка появилась — нет аттестата за военное училище.
Разозлился — экстерном сдал экзамены вЛенинграде за военное училище. Приняли — со скрипом, но приняли. Однако злость, видимо, не остыла, потому что за год академии сдал экзамены сразу за три курса.
Короче, было чего испугаться Александре Ивановне. И хотя на дворе стоял конец семьдесят девятого, но этот срочный и непонятный вызов в Москву, приезд самого Салманова…
— Да не беспокойтесь вы, Александра Ивановна, — чувствуя, что испугал жену своего заместителя, но не поняв чем, попросил командующий. — Просто ваш муж получил назначение ехать главным военным советником в Афганистан. Он вернется сегодня вечером, но завтра утром вы должны уже убыть.
— Как… утром? — Александра Ивановна оглядела только что полученную квартиру, расставленную мебель. А книги! Книг то сколько, на одну их упаковку три вечера надо.
Салманов вздохнул:
— Ничего не поделаешь, Александра Ивановна. Я дам команду, чтобы прислали взвод солдат, они помогут сколотить ящики, все упаковать.
Солтан Кеккезович прилетел в самом деле под вечер. Ночь сдавал должность — сейфы, планы, карты, документы, а в шесть утра устроил прощальный ужин завтрак.
— Я не могу лететь, у меня температура поднялась от всего этого, — подошла к командующему
Александра Ивановна. — Пусть Солтан летит, я потом, когда поправлюсь.
— Вы должны лететь вместе, Александра Ивановна. Извините, но я должен посадить вас в самолет.
— Я правда не могу. У меня тридцать девять с половиной температура.
— Александра Ивановна, сейчас. Это решение ЦК.
Так вот отбирались в Афганистан те, на кого потом ляжет вся ответственность за прием и размещение ограниченного контингента. Ходит у военных байка про Сталина на эту тему. Вроде бы подивилась однажды Фурцева, почему это военные денег получают больше, чем инженеры.
Сталин попыхтел трубкой, потом велел привести ему с улицы первых попавшихся инженера и офицера.
Приводят инженера.
— Мы решили, дорогой товарищ, послать вас на работу в Сибирь, — говорит ему Сталин. — Сколько вам потребуется времени на сборы?
Инженер ни жив ни мертв, но глазами повел, всех осмотрел, сориентировался:
— Два дня на сдачу дел, день два на сборы и сдачу квартиры. За пять дней управлюсь, товарищ
Сталин.
Приводят военного.
— Мы решили, дорогой товарищ капитан, послать вас служить в Сибирь. Сколько вам потребуется времени на сборы? — повторяет свой вопрос Сталин.
— А сколько времени до отлета самолета, товарищ Сталин? — спросил капитан.
— Вот за что, товарищ Фурцева, мы и платим военным деньги.
Было, не было такое — скорее всего, конечно, не было, но смысл улавливаем. И потому сидела, разметавшись от жара в кресле самолета, жена нового главного военного советника, рядом жались притихшие от нового поворота в жизни дети — Лиля и Роман. И один Солтан Кеккезовнч проходил все девять тысяч километров от Читы до Москвы по самолету. Думал, размышлял. Про мусульманство его никто во время бесед в Москве не заострял внимания, а вот сирийским опытом его советнической работы интересовались впрямую. Хотя нет, это Огарков и Устинов расспрашивали его о Сирии, Андропов же, оказавшийся прекрасным знатоком Кавказа, спрашивал о традициях горцев, сыпал именами восточных поэтов и воинов, легко называл даты и события. Об этой встрече у Магометова осталось самое светлое впечатление — он почувствовал, что есть в Политбюро человек, прекрасно знающий Восток. Значит, неразумностей из Москвы ждать не придется. Это отправляясь в Сирию, получил традиционный для всех совет:
— На месте во всем разберетесь.
Разобраться заставила жизнь. Тогда, в конце шестидесятых, министром обороны Сирии был нынешний глава правительства Хафес Асад, к нему и направили Солтана Кеккезовича. Однако
Магометов, чуть чуть войдя в обстановку, занялся не общими, глобальными для сирийской армии вопросами, а… одной единственной зенитной батареей, находившейся на Голанских высотах.
— Нам нужен хоть небольшой, но успех. Надо воодушевить армию, показать, что она способна бороться с израильтянами, — доказывал Магометов офицерам сирийцам.
