Николай Иванов - «Операцию «Шторм» начать раньше
8 декабря 1979 года. Москва. Кремль.
Устинов вошел в кабинет Брежнева, когда там уже находились Андропов, Громыко и Суслов.
Всех их он уже сегодня видел, но кивнул — то ли еще раз здороваясь, то ли принося извинения за ожидание.
— Ну что, товарищи, — оглядел собравшихся Брежнев. — Для кого суббота — день отдыха, а нам надо немного поработать. Тем более что Дмитрий Федорович и Андрей Андреевич отсутствовали у нас целую неделю, а на следующей открывается, как вы знаете, сессия
Верховного Совета РСФСР, так что там опять не до заседаний. А вопрос назревает сложный, я бы даже сказал, что он уже назрел, — это Афганистан. Последние шифровки, и особенно по линии КГБ, показывают, что Амин занимает все более проамериканскую позицию. И не сегодня, так завтра Афганистан мы можем потерять.
Брежнев остановился, перевел дыхание, помассировал подбородок. Долго говорить для него было уже утомительно, но сидевшие в кабинете терпеливо пережидали передышку
Генерального секретаря. Собирались и сами с мыслями. Если в МИД после убийства Тараки круг лиц, занимавшихся Афганистаном, сократился практически до одного Громыко, то в КГБ и
Министерстве обороны он стремительно разрастался. Поэтому основными докладчиками Могли быть Андропов и Устинов.
— Будем считать, что кворум для заседания Политбюро у нас есть. Сегодня мы пригласили и
Михаила Андреевича, потому что вопрос, который надо рассмотреть, находится и под его контролем. О просьбах афганских товарищей вы все хорошо знаете, поэтому сегодня давайте просто проанализируем, что мы теряем, если и дальше не будем обращать на эти просьбы внимания. У кого из нас более точная информация по Афганистану? — Брежнев посмотрел на
Андропова и Устинова. — Давай, Юрий Владимирович, начинай.
— Обстановка в самом деле очень обострилась, Леонид Ильич, — председатель КГБ раскрыл папку с документами, но доставать их не стал, прекрасно зная ситуацию. — И определиться с
Афганистаном уже требуют не только время, но и обстоятельства. И первое, с чего хотелось бы начать, — это то, что сам Афганистан находится на грани раскола, потери своей государственности. После неудачи в Герате контрреволюция практически вывела из под контроля Кабула северные провинции страны, то есть те районы, которые лежат вдоль нашей границы. По последним сведениям, оппозицией вынашиваются планы или создания нового исламского государства определенной ориентации, или отход этой территории к Пакистану.
— Дмитрий Федорович, ваши разведчики знают об этом? — перебил Брежнев.
— Да, Леонид Ильич. ГРУ подтверждает эти сведения. Добавлю лишь, что попытки создать гератскую автономию тоже еще не закончились.
— Поэтому, — продолжил Андропов, — если мы не укрепим власть в Кабуле, мы просто получим на своей южной границе новое враждебное нам государство, — подытожил председатель КГБ.
Брежнев потер, потом расправил брови:
— Но, поддерживая кабульскую власть, мы тем самым будем поддерживать Амина — человека, который развязал террор против собственной партии, который убил Тараки. Андрей Андреевич, что у тебя по Амину?
— Здесь мы, Леонид Ильич, поставлены, конечно, перед дилеммой, — неторопливо и издалека начал министр иностранных дел. — Если мы перестанем помогать Амину, он тут же повернет свой взор к американцам, в этом сомневаться не приходится. Более того, по дипломатическим каналам стало известно, что Амин не ждет этой ситуации, а сам начинает искать пути сближения с Западом и США. Об этом говорит факт договоренности между Амином и Зия уль
Хаком, что в конце декабря, а точнее 22 декабря, в Кабул прибудет личный представитель пакистанского лидера Ага Шах для неофициальных переговоров. Именно этим каналом воспользуется при случае Амин, когда надо будет пригласить Запад или Штаты. С другой стороны, если мы будем продолжать и если по просьбе Амина усилим нашу помощь Кабулу, Амин нашими же руками продолжит в стране террор и репрессии.
— Я слышал, что он уже прикрывается нами. — Брежнев повернулся к Суслову, а тот утвердительно кивнул.
— Да, это так, Леонид Ильич, — согласился Громыко. — Все промахи и неудачи Амин практически списывает на нас: мол, так нам посоветовала Москва. Но, к сожалению, для этого мы давали и поводы. Наши партийные и другие советники присутствуют практически на каждом заседании
Политбюро, Ревсовета, Совета обороны Афганистана. И когда принимаются непопулярные или неприемлемые для партийной этики решения, Амин обязательно подчеркивает, что у них на заседании присутствуют советские товарищи. Об этом же пишется и в газетах.
— Так запретите советникам протирать штаны в кабинетах, — потребовал Брежнев.
— Посол Табеев уже наводит в этом вопросе порядок, — поспешил прояснить Громыко. — Однако
Амин в интервью, беседах не устает повторять, что их дело — совершить революцию — сделано, теперь дело Советского Союза — помочь одержать окончательную победу. Что СССР несет равную долю ответственности за события в стране.
— Хитер, ничего не скажешь. — Брежнев задумчиво повертел в пальцах карандаш, которым он делал пометки на лежащем перед ним листочке. Все обратили на него взоры, но Генеральный секретарь больше ничего не сказал, и присутствовавшие посмотрели друг на друга: кто продолжит?
— Если говорить дальше об Афганистане и нашей государственной безопасности, то мы берем здесь во внимание и вопрос создания «новой Великой Османской империи».
— Да да, ты обещал поподробнее рассказать об этом, — оживился Брежнев.
— Движение за создание «новой Великой Османской империи» началось года два назад в
Анкаре. Оно подразумевает собой создание нового фашиствующего блока, в который помимо
Турции, Ирана, Афганистана входили бы и наши среднеазиатские и закавказские республики, а это где то 70 миллионов человек. Задачи — провозглашение тюркоязычных народов и ислама главенствующими в мире, а отсюда — фактический увод наших южных республик из состава
СССР, разжигание межнациональной розни. Многое в этой организации стало понятным, когда отыскался организатор этой кампании — некто Пол Хенци, по нашим данным — резидент ЦРУ в
Анкаре. Значит, это не детские шалости, а долговременная и хорошо спланированная операция по дестабилизации обстановки в этом регионе и фактически на территории СССР. Если революция в Афганистане будет побеждена, мы получим, и очень скоро, мусульманскую проблему.
— Ты не веришь в наши среднеазиатские и закавказские республики? — удивился Брежнев.
— Я знаю, что такое Восток, религия и национализм, — осторожно возразил Андропов и тут же, правда, поспешил замять свой выпад. — Сразу, конечно, это ничего не даст, но потом, со временем…
— Что еще? — понял его Брежнев.
— Еще? Еще органы госбезопасности волнует проблема наркотиков. По границе Пакистана, Афганистана и Ирана, — Андропов оглянулся на карту, вгляделся в нее, словно проверяя названия государств, — по их границе проходит так называемый «золотой пояс» — основное место добычи наркотиков. Они уже хлынули в Афганистан, отмечены первые случаи переправки его и на территорию среднеазиатских республик.
— Здесь можно добавить, — вклинился Устинов, — что каналы, которые действуют для переправки наркотиков в Афганистан, стали использоваться душманами и для переправки оружия. Американцы об этом прекрасно осведомлены и тем не менее, несмотря на призывы бороться с наркомафией, здесь молчат и всячески поддерживают такой способ переправки оружия. Можно сказать, что мы видим слияние наркобизнеса и контрреволюции. Нас это вроде бы не касается, — поспешил добавить министр обороны, — но среди воинствующих мусульман все чаще и чаще раздается призыв перенести священную войну за святое дело ислама на территорию Советского Союза.
— Вы думаете, наши границы недостаточно надежно защищены? — поднял брови Брежнев.
Пограничные войска относились к ведению КГБ. Устинов посмотрел на Андропова, но тот не отреагировал на вопрос Генерального секретаря. Значит, Брежнев имел в виду более широкое понятие. И Устинов продолжил:
— Сама граница, конечно, защищена, но присутствующие знают, что у нас на юге отсутствует система противовоздушной обороны. Если Афганистан уйдет на Запад и американцы, как говорится, не дай Бог, поставят там свои «Першинги», у них под прицелом будет не только наша европейская часть, но еще и весь юг. Какие условия они будут диктовать нам после этого, можно только предположить.
— И еще Байконур… — подсказал Андропов, и Устинов тут же подхватил, показывая, что его ведомство и КГБ работают в тесном контакте:
— Да, под контролем и прицелом окажется и Байконур. По некоторым, пока, правда, разрозненным фактам, но тем не менее выстраивается версия, что Соединенные Штаты намерены свои военные программы полностью перенацелить на космос. Видимо, военный космос заставит нас повернуться лицом к еще одной проблеме — противостоянию в этой области. И изначально отставать, отставать, как говорится, на старте, чувствовать себя под колпаком — это, конечно, не выход. Один Северный космодром нас здесь не спасет.
