Акулина Парфенова - Клуб худеющих стерв
– Исключено, это негигиенично.
– То есть возражение только по последнему пункту?
– Возражения по всем пунктам. Или мои условия, или я ухожу.
– Не могу сказать, что я счастлив, но будь по-твоему. Тол ько в этот долбаный пансионат будешь ездить на моей служебной машине с водителем. И тут ты хоть дерись.
Они ударили по рукам.
Глава 16
Euthanasia
Спустя восемь недель.
Оля с матерью пили чай, как вдруг раздался звонок.
Оля взяла трубку. Звонила Юля.
– Я закончила реконструкцию, собственность оформлена. Теперь мне нужен менеджер, который занялся бы рекламой, сайтом и прочим пиаром. Как ты на это смотришь?
– Сколько платишь?
– Пока нисколько. Мне нужно найти компаньона-инвестора. Когда найду – тогда зарплата. Прибыли пока взяться неоткуда.
– Неужели твой не даст на это денег?
– Я не хочу и не буду вступать с ним в денежные отношения. Это неправильно.
– Когда выходить на работу?
– Для начала поедем посмотрим, что и как, на месте, – предложила Юля.
Люся, которая тоже получила предложение участвовать в проекте, заехала за ними через час.
По дороге Оле позвонил Миша:
– Мне предлагают стать лицом линии мужской одежды. Аванс четыреста тысяч долларов плюс ежегодные выплаты по результатам продаж. Соглашаться? Дачу купим!
– Соглашаться, но дачу не купим. Юль, сколько должен внести компаньон-инвестор?
– Триста тысяч.
– Дачу не купим – вложим в бизнес.
– Одежда выглядит педерастически. Я им объяснял, что я не педик, но они не верят – улыбаются.
– Тебе не все ли равно? Ты звезда и имеешь право на чудачества. В том числе на чудачество не быть педиком.
– Ну да, правильно, я звезда. Короче, соглашаемся?
– Соглашаемся.
– Можешь больше не искать компаньона-инвестора, – объявила Оля Юле.
– ?
– Я твой компаньон-инвестор. Триста тысяч – это сколько процентов?
– Сорок.
– Тогда завтра пойдем регистрировать предприятие. У тебя ведь есть доверенность от Настасьи?
– Есть. Но ты же еще ничего не видела!
– А ты видела?
– ?!
– А я тебе доверяю.
Они ехали дальше. У Оли снова зазвонил телефон. Только не тот, по которому она разговаривала с Мишей, а другой, который лежал в сумке.
– Оля, я люблю тебя и не могу без тебя жить. Если у тебя там… с тем – всё, может, ты ко мне вернешься?
Оля заплакала:
– И я тебя люблю.
– Приезжай ко мне вечером.
– Приеду, – ответила Оля.
Размеренная жизнь дала Юле возможность вновь вернуться к научным занятиям, три вечера в неделю она посвящала новой статье, которую решила написать, чтобы мозги не ржавели. Заниматься приходилось в библиотеке, потому что сломался старенький лаптоп. Купить новый ей было не на что. Юля полюбила вечера с Ильей. Поэтому в свободные от библиотеки дни неслась домой со страшной скоростью. И даже дважды попыталась приготовить мужскую пищу. Почти успешно. Было здорово просто сидеть рядом, смотреть бессмысленные передачи, чувствовать тепло человека, которому ты не безразлична.
Илья, наоборот, со временем стал приходить позже, даже в те дни, когда она бывала свободна, перестал слуша ть, когда она пыталась объяснить что-нибудь об устройстве своей личности. А в прошедшую пятницу даже предпочел бильярд с дружбанами заранее заявленным любовным игрищам.
Юля начала понимать, что его сильная любовь оказалась совсем короткой. «Перекормленный, – думала она, – все быстро приедается». А ей уже стало казаться, что все это навсегда. Фиг тебе, опять пролетела. Неудачница. Только тебе и остается, что в тридцать лет обжиматься с прорабами в дешевых тачках.
Она по-своему привязалась к Илье, она интересовалась его жизнью, проблемами, здоровьем, настроением. Ей было радостно, когда у него все было хорошо. Когда было плохо, она грустила, жалела его и изо всех сил старалась помочь или сделать что-нибудь приятное. Но она не была влюблена. Не чувствовала никаких проявлений соответствующей гормональной активности, да и не могло быть такого. Пик активности любовного гормона она только что пережила, по статистике, следующего надо было ждать через пятнадцать лет. Но для того чтобы исключить случайность, следовало в последний раз все проверить.
Естественно-научный эксперимент заключался в покупке бутылки пива. Илья пива никогда не пил, и в его квартире пива не водилось.
В тот вечер он пришел не поздно. И был в хорошем настроении. Он сел у телевизора. Юля села рядом, потом придвинулась, потом поцеловала, он ответил, обхватил рукой ее плечи и снова отвернулся к телевизору.
«Пора», – подумала Юля, достала из-под дивана пр опитанное пивом полотенце, положила поближе, чтобы чувствовать запах пива. Снова обняла Илью и стала ждать. Но ничего не происходило.
Не происходило!
Какой мелочи порой не хватает, чтобы понять главное!
– Чем-то воняет, – наконец сказал Илья, – пивом, что ли? Гадость какая. – Он поднялся: – Я с мужиками в покер договорился. Приду ночью или утром, смотря как попрет.
Юля догадалась, как называется чувство, которое она испытывала. Неправильно поставленный некогда диагноз чуть окончательно не искалечил ее жизнь. Чувство на этот раз было настоящее, человеческое, без гормональных глюков, подсознательных олицетворений, комплекса Электры, индивидуального бессознательного и прочей ученой и псевдоученой лабуды. Ее возлюбленный совсем не походил на рок-героя, не имел ничего общего с привидением Павлом и ничем не был похож на ее отца. Совсем ничем. Ни темпераментом, ни внешностью, ни привычками.
Эксперимент дал результат, диаметрально противоположный предполагаемому. И на этот раз ошибки быть не могло. Восьмиглазый зверь назывался любовь.
Она долго искала это чувство, много перетерпела за право его испытать и не собиралась от него отказываться.
– Нет, ты никуда не пойдешь.
– Почему? Я же тебя не ограничиваю.
– Мне не нравится, что ты приходишь поздно, не разговариваешь со мной, не устраиваешь мне романтические вечера…
Илья посмотрел на нее хмуро:
– А мне не нравится, что ты по-прежнему относишься ко мне как потребитель. Сначала, когда писала диссертацию, ты использовала мое тело. Потом, когда начинала дело, – мои деньги. Теперь ты отказываешься от денег, но зато охотно эксплуатируешь мои чувства. Ты думаешь, это честнее? Ладно, я пошел.
– Постой, давай поговорим.
Илья досадливо махнул рукой и вышел в прихожую, потом вернулся:
– Понимаешь, я много лет был женат на женщине, которая никогда меня не любила. И менять шило на мыло мне совершенно ни к чему. Когда ты попыталась меня убить, я подумал: ух как ненавидит! Если может так ненавидеть, значит, может и полюбить. Но, увы, чудес не бывает.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Да… Когда соберешься, водитель отвезет, куда скажешь.
Он вышел, дверь хлопнула.
Юля не сразу поняла, что надо делать. Да и голова впервые в жизни отказывалась дума ть. Юля попробовала расправить плечи, принять правильную осанку, это всегда помогало, приток крови к мозгу улучшался, и нужные мысли приходили сами собой. А тут плечи не расправлялись, потому что грудь окаменела. От малейшего движения становилось чудовищно, нестерпимо больно.
«Это инфаркт, – Юля прощупала пульс, но сердце билос ь обычно, никаких похожих на инфарктные сбоев не выдавало. – Что-то другое», – подумала Юля. Онемение прогрессировало, и теперь уже и дышать стало трудно. Юле пришлось открыть рот и забирать воздух по чуть-чуть. Невыносимая боль сдавила грудную клетку. Из глаз полилось теплое.
Юля безудержно зарыдала. Остановить слезы было невозможно, да Юля и не хотела. Слезотечение несколько смягчало боль, делало ее чуть терпимее. Истерика сотрясала ее организм, но черный паралич не отступал.
«Разве можно дважды разбить одно и то же сердце», – думала Юля. Она вспомнила, что похожее, но гораздо менее сильное ощущение посетило ее в парадной известного музыканта пятнадцать лет назад. Оказалось – можно.
Юля встала с пола – она не помнила, в какой момент села или упала, – отправилась в гардеробную и покидала в чемодан свои вещи. Посмотрелась в зеркало – слезы все текли, она перестала это чувствовать, потому что щеки уже занемели от соли.
«В библиотеку надо», – подумала Юля, но вспомни ла еще кое о чем. Пошла в кабинет Ильи, достала лист бумаги. От руки написала сверху: «Завещание».
Потом вспомнила, что квартиру она продала и завещать ее Ниночке не сможет. Порвала бумагу и бросила ее в корзину под столом.
Потом взяла свой мобильный телефон и отправила Оле эсэмэску с просьбой продать косметологические аппараты, которые после Настиного отъезда хранились на даче у Ниночкиного мужа, а деньги передать Ниночке.
Подумала и отправила еще одну эсэмэску, на этот раз Люсе. «Ты права, мир непознаваем».
Она взяла чемодан. Захлопнула дверь, спустилась на лифте вниз, машинально кивнула консьержу. Водитель вышел из машины, принял у нее чемодан. Она села на заднее сиденье в раздумье, как же ей быть. Водитель сел на свое место и вопросительно посмотрел на нее в зеркало.
