Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи
Он устал от поездки и от всего услышанного, но бежал, пока не начал задыхаться, потом перешел на быстрый шаг, а затем в отчаянии снова бросился бежать. Теперь он не сомневался, что искали именно его и что уже известно, где он живет. Неясно только, где его собирались схватить. Возможно, хотели взять по дороге, а после этого прийти домой и, как эго обычно делалось, еще и приписать ему, что он выдал адрес. А можно ли надеяться, что они не пришли домой и не ждут его там? Когда Эрнешту отправился его искать, их там еще не было, ну а теперь? В груди у него жгло, но Важ продолжал бежать. Одна мысль сверлила голову — не свалиться бы прямо здесь от усталости. Из-за зарослей увидел он вдалеке перекресток и там — пятна мундиров, металлический блеск оружия, а немного в стороне, возле указателя, еще два силуэта. И опять бросился бежать. Успеть, только бы успеть… Он задыхался, разливавшийся в груди огонь душил его. Важ все чаще спотыкался. Не было сил ни бежать, ни идти. Он шатался, почти падал, механически переставляя ноги, чтобы не потерять равновесия. Жжение в груди сменялось тошнотой, в голове гудело, и все плыло перед глазами.
Но вот наконец он увидел вдалеке дом. Из-за оливковых деревьев весело и безмятежно белели стены. Как всегда, одно окно было открыто, остальные закрыты.
Он решил сначала заглянуть к Эрнешту. Дома была его жена, посмотревшая на Важа с выражением ужаса на лице. «Все, — подумал Важ. — Опоздал. Они уже там». Однако напугал ее он сам: лицо его вспухло, грудь вздымалась, он жадно ловил воздух пересохшими воспаленными губами, глаза ввалились.
— Нет, нет, — сказала она наконец. — Там, дома, все в порядке. Только что видела, как сеньора собирала развешанное белье.
— Давно? — спросил Важ.
— Да только что, совсем недавно…
У него будто гора с плеч свалилась.
Все еще не пришедшая в себя от испуга, жена Эрнешту спросила его, не видел ли он ее мужа, и рассказала, что уже после полудня приезжал фургон и в нем четверо или пятеро в штатском. Они остановились возле бакалейной лавки, двое из них вышли, пошушукались о чем-то как раз напротив дома Эрмелинды. А с полчаса назад останавливался автомобиль немного дальше, за поворотом, но уехала эта машина или нет, она не знает, потому что за поворотом дорогу уже не видно.
— Когда-нибудь вы лучше будете понимать все это, — сказал Важ, пожимая ей руку. — Поймете — и оцените нас.
Угадывая страшную опасность, нависшую над соседями, женщина смотрела ему вслед. Быстрыми шагами Важ пересек дорогу, прошел мимо дома Эрмелинды и оливковых деревьев и постучал. Ему открыла Роза. Важ даже не дал ей времени сказать что-нибудь.
— Обувайся и надевай плащ, — сказал он и вошел.
Спокойными и уверенными движениями, как будто тщательно отрепетированными заранее, но совершенно не вязавшимися с его растерзанным видом, он взял корзину с картошкой, опорожнил прямо на пол и отнес ее к себе в комнату. Здесь он быстро собрал все лежавшие на столе бумаги и сложил в корзину.
— Ты готова?
Важ понял, о чем она думала: «А книги? А машинка? А одежда? А все вещи?» Пусть это малость, но ведь это все, что у них есть.
— Ты готова? — повторил он.
Будто бы вспомнив вдруг о чем-то важном, Роза бросилась в спальню и вернулась с сумочкой в руках. Не прошло и минуты, как пришел Важ, а они уже выходили из дома и направлялись мимо олив к сосновому лесу, который начинался за домом Эрнешту. Похоже, что их никто не видел.
Они уже отошли довольно далеко, когда в просвете между деревьями увидели, как по тропинке, ведущей от дороги к дому, быстро движутся темные силуэты, и, несмотря на расстояние, разглядели, что это мужчины и одеты они по-городскому.
3
Было уже за полночь, когда Важ и Роза присели отдохнуть. Ночь была тихая и теплая. Несомненно, их уже ищут по всей округе, и им нужно держаться в стороне от дорог и поселков. Ближайшее место, где можно найти убежище, километрах в двадцати, если идти по дороге, но поскольку приходится делать крюк, то предстояло прошагать всю ночь. У не привыкшей к дальним переходам Розы ноги уже были в волдырях и налились свинцовой тяжестью от усталости. Важ, мечтавший об отдыхе еще день, держался на ногах лишь из-за нервного возбуждения. Несмотря на провал, он оставался спокоен. Он снова ощущал увесистую корзину, в которой были все документы, хранившиеся дома, — различные планы, отчеты, письма, брошюры, — которые он всегда хранил на столе и нигде больше. Много лет он делал так — на случай, если нагрянет полиция. Все бумаги, таким образом, всегда были в одном месте и под рукой, чтобы их быстро уничтожить или, если позволит время, собрать и унести. Иногда товарищи подшучивали над «излишком методичности и осторожности». Но вот наступил момент, когда «излишек» себя оправдал: полицейские
в доме, но все документы при себе.
Они сидели молча несколько минут. Роза легонько погладила его кончиками пальцев, потом сказала, впервые за долгое время назвав настоящим именем:
— Послушай, Жозе… Ведь у меня есть дочь. Да, у меня есть дочь. Дочь — буржуа, как и отец, дочь, которая не знает и не хочет знать свою мать. У меня ее украли. Отец, дед, судья — все они украли ее у меня. Сначала угрожали, потом предлагали деньги. Представляешь, они предлагали матери деньги за то, чтобы она оставила свою дочь. И в конце концов они украли ее у меня. Сказали, что со мной дочь никогда не будет счастлива и что ей опасно со мной. Из-за того, что я сама зарабатывала на хлеб и была коммунисткой.
Роза замолчала, ночь снова ласкала тишиной.
— Не могу сказать, что я ненавижу лично каждого из них, — продолжала она. — Я ненавижу их всех, ненавижу их класс. Ненавижу их мораль, их образ мысли, привычки, чувства, слова. Все они источают яд.
В одно мгновение Важ понял, почему она временами была так задумчива, ему стали ясны ее непонятные до сих пор слова и поступки. Но это, несмотря ни на что, не добавляло ничего нового к тому, что он о ней знал, и не только не разъединяло, но еще больше сближало их.
И, слегка сжав ладонями руку Важа, Роза, превозмогая усталость, поднялась и закинула за спину плащ. Важ тоже встал и почувствовал, как по его уставшему и мокрому от пота телу пробежала дрожь. Он взял корзину.
— Нельзя так долго отдыхать, — сказал он, подавляя начинающийся кашель. — Если остынем, то потом у нас уже не будет сил сделать и шага.
Им предстояло идти всю ночь. Он привык. Но Роза? Да, у нее отняли все, но она никогда не жаловалась. Потерянная в ночи, она казалась беспомощной, несчастной. Важ обнял ее, крепко прижал к себе. Они стояли плечом к плечу, исхудавшие, изможденные, замерзшие. Они так хорошо понимали один другого.
Роза первой нарушила молчание.
— Если бы не партия, — сказала она тихо, — то не стоило бы и жить.
4
Рамуш почему-то приехал к Антониу на велосипеде, тяжелом и выкрашенном в черный цвет, с рулем, изогнутым, как рота у буйвола.
— Как тебе нравится этот бычок? — спросил он, втаскивая велосипед в дом.
Мария посторонилась, давая ему пройти, но Рамуш повернул руль прямо на нее. Улыбаясь, Мария прислонилась к стене. Велосипед действительно походил на быка.
Пока она рассказывала, что Антониу должен был прийти часа в три, но его до сих пор нет, Рамуш поставил велосипед, положил на стол портфель и пистолет, снял пиджак и подошел к умывальнику. Мария наблюдала за ним. Ей нравилось смотреть, как он умывается. Сначала он не спеша засучивал рукава, брал мыло, окунал его в воде, усердно намыливал руки. Потом откладывал мыло и медленно разводил обильную пену. И наконец несколько раз погружал руки в воду, пока на них не осталось пенных следов. Мария, подавая ему полотенце, сказала, мало задумываясь над тем, что говорит:
— Вот видишь, если бы тебе пришлось жить со мной, то всегда было бы кому подать тебе полотенце.
Рамуш, улыбаясь, внимательно посмотрел на нее, и она покраснела. Не столько под взглядом товарища, сколько от своих собственных слов, смысл которых только сейчас дошел до нее. Мария попыталась исправить положение:
— Похоже, я на тебя плохо влияю. Если бы твоя подруга знала, она бы мне показала.
— Моя подруга? — засмеялся Рамуш, развеселившийся и раздраженный одновременно. — Кто тебе сказал, что у меня есть подруга?
Мария поняла, что Рамуш хочет убедить ее, что живет один, и ей вспомнился разговор с Антониу. Она тогда отвергла его предложение, а он сказал ей, что у Рамуша есть подруга. Мария никогда не ставила под сомнение его слова, и они в немалой степени способствовали тому, что она сдалась. Неужели Антониу обманывал? Мария снова покраснела и закрыла лицо рукой.
Рамуш повесил полотенце, и они сели за стол. Однако оживление первых минут прошло, разговор не клеился, и они подолгу молчали и смотрели друг на друга, думая каждый о своем, уверенные, что думают об одном и том же. И тогда они говорили об Антониу.
