Почтовая открытка - Берест Анна
— Смотрите, — Эмма пытается отвлечь девочек, — здания с красными стенами — это фабрика вашего дедушки. Когда-то давно он ездил в Шанхай изучать разные техники ткацкого дела. Он сделает вам атласное одеяло.
И вдруг лицо Эммы мрачнеет. На стенах прядильной фабрики кто-то написал краской: «ВОЛЬФ = ВОЛК = ЕВРЕЙСКИЙ ЗАПРАВИЛА».
— Не говори мне об этом, — вздыхает Морис Вольф, обнимая дочь. — Поляки теперь не хотят работать в одном цехе с евреями, потому что те и другие ненавидят друг друга. Но меня они ненавидят еще больше! То ли за то, что я их начальник, то ли за то, что еврей…
Тревожная атмосфера не мешает Эмме, Эфраиму, Мириам и Ноэми проводить счастливые дни на даче Вольфов, между Пётркувом и берегом реки Пилицы. Все старательно изображают радость, разговор крутится вокруг детей, погоды и еды. Эмма ради родителей с преувеличенным энтузиазмом говорит о поездке в Палестину, объясняет им, каким это станет замечательным приключением для мужа, который внедрит там все свои изобретения.
Наступает вечер шаббата, Вольфы накрывают роскошный стол к ужину, польская прислуга суетится на кухне — только служанкам можно растапливать печь и делать все то, что евреям в этот вечер запрещено. Эмма счастлива повидать своих трех сестер. Фаня стала зубным врачом и вышла замуж за Райхера. Красавица Ольга стала врачом и вышла замуж за Мендельса. Мария помолвлена с Гутманом и тоже собирается изучать медицину. Эмма теряет дар речи при виде младшего брата Виктора, он так изменился за время разлуки. Былой подросток превратился в молодого мужчину с кудрявой бородой, он теперь женат и ведет адвокатскую практику по адресу улица Зеромского, 39, недалеко от центра города.
Эфраим прихватил с собой внушительных размеров фотоаппарат, чтобы запечатлеть день, когда все семейство Вольфов собралось на ступеньках собственного загородного дома.
— Смотри, — говорит Леля. — Я покажу тебе фотографию.
— Как странно, — замечаю я.
— А, тебе тоже так кажется?
— Да, взгляды словно туманятся, все улыбаются как будто через силу. Какое-то навязчивое ощущение близкой пропасти.
Моя бабушка Мириам на снимке — девочка со склоненной набок головой, с бантом в волосах, в белом платьице и носочках.
— Я нашла это фото совершенно случайно, — говорит мама. — У племянника одного друга Мириам. В день, когда она была сделана, по ее рассказу, взрослые и дети играли в саду в свечку. Мириам еще добавила, что тогда в самый разгар игры она вдруг загадала: «Пустьтот, кто выиграет, всех переживет».
— Это одновременно и зловещее предчувствие, и очень странное желание для пятилетнего ребенка… Она запомнила этот эпизод?
— Да, она прекрасно помнила его и шестьдесят лет спустя, эта мысль неотступно преследовала ее всю жизнь.
— Зачем было доверять такую тайну незнакомому человеку? Она же никому не открывалась, это странно.
— Ну, если подумать, не так уж и странно…
Я придвинула к себе фотографию, чтобы получше рассмотреть лица. Теперь я могла назвать каждого из них по имени. Эфраим, Эмма, Ноэми, а еще Морис, Ольга, Виктор, Фаня… Призраки уже не были абстрактными людьми или цифрами из учебника истории. Я почувствовала сильный спазм в животе, пришлось даже закрыть глаза. Леля забеспокоилась:
— Может, прекратим?
— Нет, нет… все в порядке.
— Не устала? Хватит духу слушать дальше?
Я кивнула. И показала матери на свой живот:
— Пройдет несколько десятилетий, и дети моей дочери тоже будут смотреть фотографии. И, глядя на нас, точно так же думать, что мы принадлежим к какому-то древнему миру. Возможно, даже более древнему, чем этот…
На следующее утро Эмма и Эфраим отправляются вместе с дочерьми в путь длиной почти две тысячи километров. Мириам впервые едет на поезде. Она часами прижимается носом и щеками к стеклу — может смотреть в окно до бесконечности: Мириам кажется, что поезд прямо на ходу придумывает эти пейзажи специально для нее, в голове у нее складываются истории. Городские вокзалы поражают воображение. В Будапеште поезд как будто въезжает в собор. Загородные станции с их красным кирпичом или яркими наличниками, напротив, кажутся кукольными домиками.
Однажды утром, проснувшись, они обнаруживают, что буковые леса сменились прорубленной в скале колеей — каменная стенка так близко, словно вот-вот обрушится. Чуть дальше, на мосту, окутанном туманом, Мириам вскрикивает:
— Смотри, мама, мы летим над облаками!
Эмма по сто раз на дню уговаривает девочек сидеть тихо и не мешать соседям. Но Мириам выбегает в коридор, где ее ждет тысяча приключений, особенно во время трапезы, когда от толчков поезда еда вываливается женщинам на платья, а пиво выплескивается мужчинам на манишки. Мириам весело — дети любят позлорадствовать, когда взрослым не до смеха.
Через час Эмма отправляется на поиски Мириам. Одно за другим она минует купе, где семьи играют в карты и спорят на тысяче языков. Этот проход по вагону напоминает Эмме давние весенние прогулки по Лодзи с сестрами и родителями — тогда тоже в открытых окнах им открывалась домашняя жизнь семей.
«Когда я теперь увижу их снова?» — гадает она.
Мириам обнаруживается в конце вагона, где ее отчитывает какая-то толстая матреш ка, стерегущая самовар. Эмма извиняется и уводит дочку в вагон-ресторан, где в обстановке казарменной столовой они каждый день едят одно и то же — капусту и рыбу. Сейчас там какой-то господин рассказывает по-русски нечто фантастическое про «Восточный экспресс».
— Как можно сравнить с ним этот сундук на колесах! Туда входишь и попадаешь в шкатулку с драгоценностями. Все сверкает! Бокалы из хрусталя. По утрам вместе с горячими круассанами подают газеты со всего мира. Проводники одеты в мундиры — синие с золотом, под цвет ковров и мебельной обивки…
В ту ночь Мириам засыпает под стук колес, и ей снится, что она во чреве у какого-то живого существа с огромным скелетом и стальными жилами. А потом в одно прекрасное утро путешествие подходит к концу.
По прибытии в порт Констанца Мириам ждет разочарование: Черное море совсем не черное. Семья поднимается на борт парохода «Дакия», принадлежащего румынской государственной судоходной компании, которая осуществляет рейсовое сообщение на скорых высококлассных судах между Констанцей и Хайфой. Эмма любуется элегантным белоснежным судном — пароходом с двумя стройными трубами, которые тянутся в небо, как руки невесты.
Условия круиза очень комфортабельны, и Эмма наслаждается последними мгновениями европейской роскоши перед прибытием на Землю обетованную. В первый вечер они ужинают в большом ресторанном зале, и великолепное меню завершается десертом из яблок в меду.
Глава 7
Сходя по трапу, Эмма видит родителей мужа, Нахмана и Эстер, и ничего не понимает.
Куда делись костюмы-тройки? Жемчужные ожерелья? Кружевные воротнички и галстуки в горошек? На свекрови бесформенная кофта, у Нахмана брюки пузырятся и спадают на старые, потрепанные ботинки.
Эмма смотрит на мужа: что случилось? Свекровь и свекра не узнать — фермерская жизнь изменила их физически. У них появились не только мускулы, но и животы. Лица огрубели, а кожа обгорела на солнце и покрылась морщинами. «Ни дать ни взять индейцы», — думает Эмма.
Раскатистый смех Нахмана гремит на кухне: куда запропастилась бутылка, которую хозяин дома приготовил по случаю их приезда в Мигдаль.
— Человек рожден из праха и однажды вернется в прах, — говорит он, беря Эмму за руку, — но до того хорошо бы выпить водки! Надеюсь, вы не забыли про мои огурчики!
Стеклянная банка преодолела четыре границы, не разбившись. Эмма достает из чемодана «малосольные» — это слово звучит неизменно на всех языках. Такие огурцы в рассоле, приправленные гвоздикой и укропом, — любимое лакомство Нахмана.
«Отец здорово изменился, — думает Эфраим, наблюдая за Нахманом, — он раздобрел и стал как-то мягче, чаще смеется. Молоко со временем превращается в сыр». Затем он оглядывает теперешний родительский дом. Здесь все спартански просто.
