Валентина Соловьева - Варежки
— Смотри! — хрипло сказал он, выставляя ее за дверь.
— Ой, Ромочка, Ромочка… — рыдала Светка, торопливо одеваясь. — Что мы наделали! Мне так стыдно, Ромочка…
— Ничего не бойся! — твердо сказал Ромка, обнимая ее. — Слышишь, Светка? Нечего тебе бояться! Ты моя. Пусть только попробуют… Я любому глотку заткну!
На следующий день его провожали. Собрались все — друзья и просто знакомые. Соседи. Учителя.
Светка, выплакавшаяся до самого донышка, висела на нем и ей было абсолютно безразлично, что о ней подумают. А он без конца целовал ее и все шептал на ухо, чтобы она без него… ни с кем… ни-ни!..
Глупый, глупый Ромка… Неужели он не понимал, что у Светки не было никаких шансов изменить ему? Ни один здравомыслящий мужчина, в возрастном диапазоне от шестнадцати до шестидесяти лет, не осмеливался приблизиться к ней даже на расстояние вытянутой руки.
“Тебе не о чем беспокоиться, Ромка, — грустно думала Светка. — Я непременно дождусь тебя. Куда я денусь?..”
И ушел он в армию.
А через полгода вернулся. В закрытом гробу.
На его похоронах Светка выла, как безутешная вдова. Ползала на коленках по земле, молотила кулаками по металлической крышке гроба. кричала: “Рома! Ромочка! Вернись ко мне!..” Ее оттаскивали, она вырывалась, снова кидалась на гроб, билась об него, скребла глухие, гладкие стенки, ломая ногти…
Народу было много. Все рыдали.
После поминок они остались вдвоем с Ромкиной матерью. И та, плача, говорила Светке:
— Ты мне, как дочь родная. Кроме тебя, никого у меня нет…
И всю ночь рассказывала ей про сына. Какой он упрямый был в детстве. Но добрый. И как трудно было растить его без отца.
А потом снова повторяла, не вытирая ползущих по щекам слез:
— Никого у меня больше не осталось на свете, кроме тебя, девочка. Только ты одна можешь понять и разделить мое горе…
Забегая вперед, надо заметить, что именно стараниями Ромкиной матери жизнь для Светки в этом городе вскоре стала невыносимой. Обнаружив, что Светка не намерена весь остаток дней своих оплакивать Ромку, тетя Галя принялась поливать ее грязью и позорить на каждом углу. Из-за нее Светке и пришлось потом уехать. Навсегда.
Но первое время они души не чаяли друг в друге.
Тетя Галя очень сожалела, что у Светки не осталось ребеночка от Ромки. Тогда ей было бы ради кого жить.
“Ну почему ты не родила от него?” — упрекала она Светку. А та и не знала, что ответить. Как она могла родить?
Но время шло, и Светка стала забегать к тете Гале все реже и реже. У нее началась другая жизнь.
Нет, не сразу, конечно. Почти полгода она никуда не ходила и ни с кем не встречалась, хотя все знакомые наперебой убеждали ее, что так нельзя. что нужно встряхнуться, развеяться, забыться. Что какая она дура, что молодость проходит и что никому не будет легче, если она заживо похоронит себя в восемнадцать лет. И соседки и подружки так говорили. А от желающих познакомиться с ней просто отбою не было.
Правда, на улицах к ней приставать не осмеливались. Незримая Ромкина тень все еще витала где-то неподалеку. Но любовные записки в своем почтовом ящике Светка обнаруживала регулярно.
Она стала самой знаменитой девчонкой в этом городе, Своего рода — достопримечательностью, живой легендой. Трогательную и возвышенную историю ее любви знал здесь каждый.
Однажды Светка все же поддалась на уговоры подруг.
Был Новый год. Приехал Дима Зиновьев из Москвы — он там в институте учился, в МГИМО, — и решил собрать у себя бывших одноклассников. Тем более, что его родители на всю ночь уехали за город с какими-то знакомыми.
Набралось человек двенадцать. Остальные разъехались кто куда, поступив в техникумы и институты.
К слову сказать, Светка тоже училась в институте. В химико-технологическом. Единственном высшем учебном заведении в этом городе. На вечернем отделении. А днем работала на заводе.
Кроме одноклассников было там также несколько незнакомых парней — Димкины друзья.
Димка как увидел Светку, так и присох. С первой же минуты. Ни на шаг не отходит, в рюмку подливает. Другие тоже возле нее крутились, то и дело танцевать приглашали, а Димка изображал из себя бешеного ревнивца. Скалил зубы, грозно хмурил брови и никого к ней не подпускал.
Кажется, он Ромку передразнивал.
Светке было не по себе от этого, очень хотелось уйти. Но она старалась не подавать виду. Зачем портить людям настроение? Она даже смеялась вместе со всеми.
А потом Димка предложил тост:
— Давайте выпьем за то, чтобы у каждого из нас в новом году сбылось самое большое в жизни желание… И у меня в том числе, — добавил он, со значением посмотрев на Светку.
И все, кто сидел за столом, тоже посмотрели на нее.
Светка потупилась, давя губами улыбку, и… выпила.
Она уже пьяная была, как зюзя. Дима внимательно следил, чтобы емкости не пустовали. Подливал и подливал. А она автоматически заглатывала содержимое. Комната качалась. Чьи-то лица плавали перед глазами, как белые воздушные шары. Кто-то пел под гитару…
Дима предложил потанцевать. Вывел ее на середину комнаты. Но она уже не держалась на ногах. Обхватила его руками за шею, растеклась по нему бесформенной массой.
— Тебе плохо? — спросил он.
— Мне хорошо, блаженно прошептала она, прижимаясь к нему.
И тогда он поцеловал ее в шею и повел куда-то, сказав, что ей надо немного отдохнуть.
А больше она ничего не помнит.
Очнулась от боли, совершенно голая поперек широкой кровати. Сверху на ней лежало что-то большое, тяжелое и ритмично двигалось, причиняя нестерпимую боль. Она закричала.
— Тише, Светочка, тише, — с придыханием произнес чей-то голос, — Я скоро уже… Сейчас…
Голос был знакомый, Димкин, и она послушно замолчала.
Потом он включил свет и долго с недоумением разглядывал яркое пятно на простыне.
— Н-да, — наконец озадаченно произнес он. — Дела… У тебя что — месячные?
Она помотала головой.
— Откуда же… А! — внезапно сообразил он. — Так ты… это… девушка, что ли?
Она кивнула.
— Вот это номер! — хмыкнул он. — Кто бы мог подумать? А почему же ты мне не сказала?
— Я не знала, — постепенно трезвея, ответила Светка.
— Чего ты не знала? — удивился он.
— Не знала, что так получится, — объяснила она и заплакала.
— Да ладно тебе, не реви, — с досадой сказал он. — Надо же что-то делать… Столько кровищи — как будто здесь петуха зарезали. Простыню теперь придется выкинуть. Черт!.. И матрац почти насквозь. Родители увидят — голову мне оторвут.
— Простыню я могу постирать, — робко предложила Светка. — А потом утюгом.
— Это мысль, — согласился он. — А матрац я на другую сторону переверну. Авось, не заметят…
Она оделась, скомкала испачканную простыню, подошла к дверям. И, остановившись в нерешительности, посмотрела на Димку.
— Ты чего? — спросил он.
— Там же… они…
— Ну и что? Все перепились, дрыхнут уже давно. Иди, не бойся. Только тихо!
Все действительно уже спали. Кто где.
Светка на цыпочках прошла в ванную. Сначала помылась сама, потом тщательно отстирала простыню. Отыскала утюг, высушила. Никаких следов не осталось.
— Молодец! — похвалили ее Димка. — Быстро справилась. Все о`кэй. Следы преступления мы с тобой замели… Ну, иди ко мне! — он протянул руки.
— Зачем? — не поняла Светка. И не двинулась с места. Только глядела на него исподлобья.
— Ну, малышка… Ты уже начинаешь капризничать. А была такая послушная. Смотри — дядя может рассердиться! А-та-та по попке сделает.
Он повалил ее прямо на пол, очевидно опасаясь снова испачкать постель.
Светка яростно отбивалась и крутилась, как уж на горячей сковороде. Но Диму лишь смешили ее жалкие попытки выкарабкаться из-под него.
— Сопротивление бессмысленно, — приговаривал он, стаскивая с него трусы. — Событие все равно уже имело место быть. Вы обесчещены, девушка. Мною. Это свершившийся факт. И как порядочный человек я теперь обязан на вас жениться…
Почему-то это подействовало на нее. Магические слова. Хотя даже в том состоянии она не могла не понимать, что это просто дешевый треп. Женится он на ней, как же! Жди-дожидайся. Укатит в свою Москву, и поминай как звали…
Так оно и случилось. Хотя потом Светке передавали, что он разыскивал ее. Всех расспрашивал. Но это было уже после того, как она уехала, никому не оставив своего адреса.
А тогда он задержался из-за нее на целую неделю. Даже на сессию опоздал. Пришлось родителям организовывать для него липовую справку, чтобы из института не отчислили. Ну, для них это не проблема…
— Должен же я вкусить плоды своей победы, — не без самодовольства говорил он Светке, затаскивая ее в очередной раз к себе, когда родителей не было дома. — Я столько лет о тебе мечтал, киска. Но Ромка, сволочь, держал круговую оборону. Не подступиться было.
