Валентина Соловьева - Варежки
Светкино место оказалось занято. Там новенький сидел. Дима Зиновьев. Который из Германии.
Анна Григорьевна сказала:
— А-а, Светочка наша вернулась. Очень хорошо. Ну что ж, Дима, придется уступить место законной хозяйке.
— Не надо! — вдруг сказала Светка. — Я сяду на другое место. С Ромой Зеленцовым.
Все сразу замолчали и повернулись к ней. Анна Гавриловна тоже сначала немножко удивилась, а потом глаза ее странно блеснули и, обняв Светку, она произнесла дрогнувшим голосом:
— Молодец, Еремина! Это поступок, достойный уважения. Я горжусь тобой. Ты самая умная и благородная девочка в нашем классе.
Все смотрели на Светку, когда она шла к третьей парте в среднем ряду, где сидел в одиночестве Ромка. Там было ее законное место. Рядом с вором. Теперь она знает, что ничуть не лучше его. Разница лишь в том, что кроме нее об этом никто не подозревает.
Она шла, опустив голову, и щеки у нее горели. А когда садилась за парту, вдруг наткнулась на Ромкин взгляд. И ее это чуть не добило. Он смотрел на нее… как на божество. На перемене он угостил ее пирожком с яблоками. Светка взяла. И съела, давясь непролитыми слезами. После уроков он пошел провожать ее до дома. В одной руке он нес свой портфель, а в другой Светкин.
С того дня он стал ее тенью. Утром ждал возле дома. В школе не отходил ни на шаг. Вечерами крутился во дворе, то и дело поглядывая на ее окна.
Несмотря на то, что отношения с ребятами в классе у него тоже вскоре наладились и никто больше не вспоминал о его темном прошлом, Ромка все равно не переставал липнуть к Светке. Ей пришлось смириться с этим, и до самого окончания школы они продолжали сидеть за одной партой.
Светка приговорила себя к нему, точно к пожизненной каторге. И принимала его обожание, как заслуженную кару.
Хотя влюблена была по самые уши в новенького Диму. Который из Германии. И ей казалось, что он тоже временами бросает на нее весьма и весьма заинтересованные взгляды. Особенно, когда они учились в старших классах. Но дело одними лишь взглядами и ограничивалось. Ромка стоял насмерть. В свое время он предусмотрительно записался в боксерскую секцию, — наверное, предвидя, что других способов оградить Светку от поклонников у него не будет. Поскольку занятия боксом шли довольно успешно, никто из мальчишек приблизиться к ней не осмеливался. Все предпочитали держаться на безопасном расстоянии.
— Кто Светку тронет, будет иметь дело со мной! — неустанно повторял Ромка.
А когда он уезжал на соревнования или на сборы, к Светке приставлялись два-три телохранителя, которые несли вахту посменно. И слали Ромке подробные донесения о том, как она проводит время без него.
А как она проводила время? Нормально. Ходила в библиотеку, в танцевальный кружок, в драматическую студию при Доме пионеров. Иногда в кино с подружками.
А на школьные вечера отдыха не ходила. Что ей там делать? Все равно никто не приглашал ее танцевать. Другие девчонки нарасхват, а она сидит одна в уголке и скучает.
Светка давно уже привыкла к этому. И все в городе привыкли. Случалось, что какой-нибудь мальчик, — не из их района, естественно. — по неведению своему начинал цепляться к ней. Но его немедленно отзывали в сторону и проводили среди него разъяснительную работу. После чего, при встрече со Светкой, тот спешил перейти на другую сторону улицы.
Нрав у Ромки был бешеный. Хотя ростом он так и не удался. “Метр в прыжке”, - как говорили о нем злопыхатели.
Чтобы выглядеть вровень со Светкой, ему приходилось носить туфли на о-о-очень толстой подошве.
Поэтому все рослые парни были его кровными врагами. Он только и ждал повода, чтобы рассчитаться с ними за несправедливость. допущенную природой.
Не раз во время таких разборок к Светке домой прибегали какие-то перепуганные люди, умоляя усмирить разбушевавшегося Ромку. Не допустить кровопролития.
Она выскакивала из дому в халатике и в тапочках на босу ногу и неслась в указанном направлении. Протискивалась сквозь толпу, — узнав ее, народ тут же расступался, — окликала “Рома!”, и дикий зверь на глазах у всех превращался в кроткого агнца.
— Ты хочешь, чтобы тебя посадили? — укоризненно выговаривала ему Светка. — Дождешься! Укокошишь кого-нибудь случайно и загремишь лет на пятнадцать.
Это остужало его мгновенно. Он же понимал, что Светка не будет его пятнадцать лет дожидаться.
Еще из-за этого отчасти Светка терпела его. Знала, что никто, кроме нее, не справится с Ромкой, не удержит его в критической ситуации.
Но главная причина была в другом. Светка считала, что Ромка — это наказание, которое послано ей за совершенную когда-то непоправимую ошибку. Это ее крест. И она не имеет права сбросить его.
Конечно, если бы существовал какой-нибудь другой способ искупить вину, она распрямилась бы с облегчением, избавившись от непосильной ноши. Но никакого другого способа не существовало.
Признаться? Рассказать всем?… Нет! Что угодно, только не это.
Лучше уж… пусть Ромка.
Давняя история с варежками не давала Светке покоя.
Тогда же, в третьем классе, она принялась учиться вязать.
Думала: “Свяжу точно такие же варежки и отдам Ленке. И все. Скажу, что нашла где-нибудь…”
Но у нее ничего не получалось. То есть получалось, но не так хорошо, как надо было.
Светка распускала и начинала все сначала.
Бабушка удивлялась:
— Что ты все рукавицы-то вяжешь? Связала бы что-нибудь попроще — шарфик бы какой или шапочку. А то все рукавицы да рукавицы… Это и у опытной-то мастерицы не у каждой получается. И на что они тебе сдались? Нешто у тебя рукавиц нет?
Но Светка кроме варежек ничего не хотела вязать.
Она рылась в журналах, срисовывала узоры, подбирала нитки по цвету. Вязала один образец, другой…. Распускала и вновь набирала петли.
И вот наконец у нее получилось. Целую осень вязала. Это было уже в восьмом классе.
Бабушка даже ахнула.
— Да это же только на выставке показывать! Такую красоту и надевать жалко. Дай-ка я приберу куда-нибудь, чтобы не потерялись ненароком.
— Нет, сказала Светка. — Я их подружке подарю.
— И не жалко? — поразилась бабушка.
— Нисколечко!
А как подаришь ни с того ни с сего?
Чем объяснишь этот странный подарок?
Пришлось дожидаться Ленкиного Дня рожденья.
Конечно, Светка опасалась, что все заинтересуются, а почему она именно варежки подарила? И может быть, догадаются, почему…
Ну и пусть! Теперь уже все равно.
День рождения у Ленки был в конце зимы.
Пригласила она почти полкласса.
Когда Светка, волнуясь и краснея, протянула Ленке варежки, та очень удивилась.
— Варежки? Ну, Светка… Кто в наши годы варежки носит? Это же для дошкольников. Сама вязала? — равнодушно поинтересовалась она.
— А помнишь, Лен, — осмелилась спросить Светка, — как у тебя в третьем классе варежки украли?
— У меня? — пожала плечами Ленка. — Не помню… Может, ты что-то путаешь? Это же было в доисторические времена.
И, небрежно бросив Светкин подарок на тумбочку, она повернулась к только что появившемуся на пороге Диме Зиновьеву.
Тот вручил имениннице желтый тюльпан и набор заграничной косметики.
— Ой, Ди-и-има! — завизжала, запрыгав на месте, Ленка.
Немедленно раскрыла коробку, принялась хвастаться. Девчонки заахали, заохали, все захотели накраситься, но Ленка сказала: “Фигушки!”, коробку спрятала и пригласила гостей к столу.
Была бутылка шампанского — на пятнадцать человек одна — и много разнообразной еды. А потом пирог с пятнадцатью свечами.
Поев, стол убрали, стулья раздвинули и стали танцевать.
Светка сразу затосковала. Естественно, ее никто не приглашал, потому что Ромка сидел рядом, как цепной пес. Сам не ам и другим не дам.
А она так любила танцевать! И умела это делать лучше всех девчонок вместе взятых. С первого класса занималась хореографией. Ее даже как-то в столичную балетную школу хотели забрать, но бабушка не позволила. “Вот умру, — сказала она, — тогда поезжай куда хочешь. А пока живая, будешь со мной”.
— Ром, пойдем потанцуем, — наконец с тяжелым вздохом предложила Светка.
Он послушно встал и затоптался рядом, как дрессированный медведь, держа почти на весу возле ее талии свои тяжелые чугунные ладони. Танцевать он совсем не умел.
Светка уловила насмешливый Димкин взгляд и покраснела до самой макушки.
Зато на быстром танце она взяла реванш. Включили рок-н-ролл, и тут Светке не было равных. Остальные просто скакали под музыку, а Светка выдавала натуральный рок. Сначала мальчишки, а потом и девчонки, не выдержав столь невыгодного для них контраста, расступились, освободили место. Остались только она и Дима. Ну и Ромка, конечно, где-то сбоку переваливался с ноги на ногу.
