Чабуа Амирэджиби - Гора Мборгали
Буря набирала силу. Гора бежал. Несколько раз, завязая в сугробах, падал. Тогда он сверялся с компасом, лежа ничком, так даже было удобнее. Потом колея пошла по небольшому возвышению, снега здесь не было, идти стало легче.
"Сказать по правде, на такую милость благословенной матушки-природы я не рассчитывал!.. Когда в деле тебе с самого начала очень уж везет, добра не жди... В молодости я увлекался игрой в покер и, если вначале карта шла, всегда проигрывал... Покер, вероятно, единственное, в чем тебе никогда не везло... Так и есть, но я же уделял ему слишком мало времени и всегда был слабее партнеров. Может, не было способностей..."
Колея снова пошла по ложбине, и снова стали попадаться большие сугробы. Гора продвигался с трудом. В одном из сугробов снегу оказалось по самое горло. Решившись обойти его, Гора рассмеялся своим воспоминаниям. Как-то в лагере от барака к бараку брел доходяга.
Поперек дороги лежало толстенное бревно. Зэк подошел к нему, долго разглядывал. Поняв, что недостанет сил перешагнуть, обошел бревно и поплелся дальше...
Гора посветил на компас, силясь разглядеть стрелку, и двинулся в обратном направлении, точно на север прошел через злополучный сугроб. Потом по колено в снегу отсчитал десять шагов на запад и снова продолжил путь на юг.
"Интересно, есть, кроме меня, хоть одна живая душа в этом аду?.. Пурга выдалась свирепая. Забавно, что в пургу никто носа не высовывает... На это есть свои причины. Прежде всего, легко сбиться с пути, дальше вытянутой руки ничего не видно. Потом одежда: если оставить хоть какую щелочку, пусть в миллиметр, пурга тут же задует в нее ледяную пыль, и не успеешь ахнуть, как обморозишься. А лицо? Мороз нынче двадцать градусов, и скорость ветра, должно быть, около двадцати метров. Считай, все сорок градусов. Ладно, пусть тридцать пять - отморозить уши и щеки пары минут достаточно. Местные почему-то не признают защитной маски... Пришлые тоже... А вещь, между прочим, практичная - если иметь при себе две-три штуки для смены... Впрочем, зачем человеку выходить из дому в пургу? Распогодится, тогда и выйдет... Это еще что такое, тьфу, черт?! Колючая проволока! Вот тебе и маска - без нее я изодрал бы лицо об эту штуковину... Ладно, теперь направо. Одна половина ворот, по слухам, должна быть завалена. Хоть бы и не завалена, все равно пройду!.. А вдруг в тайнике не окажется саней?.. Теоретически такая возможность существует, конечно, но не стоит заранее убиваться, этот приятный сюрприз еще успеет сделать свое дело... Э-э-э, и в самом деле завалена... Постой-ка, обе половины сорвало ветром..."
Гора шагнул через заснеженный порог и, оглядевшись, прямиком направился к дощатому бараку. Каменный фундамент был в пояс высотой. Гора обошел его с юга. Стену не занесло, но снег все же лежал. Гора разгреб его лопатой и взялся за доски, приживленные для видимости. Снял пять досок, сложил их в определенной последовательности, чтобы без хлопот прибить обратно, когда вынесет сани. Вещмешок он оставил снаружи, влез в проем. Посветив фонариком, тщательно осмотрелся. Кладовка была завалена лопатами, кирками, ломами, заступами. Расчистив угол, Гора разобрал пол, лег ничком и посветил вниз.
Сани были на месте!
Ухватив сани за лямки, Гора выпрямился. Попытался вытащить, но тщетно. Тогда Гора спрыгнул вниз, взялся за сани и поднял их наверх, еще раз тщательно осмотрел. К саням был пристегнут ремнями мешок из непромокаемой рогожи с карманами. Гора присел на корточки, проверил условные метки - не шарили ли чужие руки. Метки были целы на всех шести карманах и на горловине мешка. Гора вынес сани на двор, вернулся. Достал из ящика припасенные с лета ржавые гвозди с молотком, приладил доски к полу, вбил гвозди и сложил в прежнем порядке отложенные в сторону инструменты. Еще раз обвел кладовку лучом фонаря в поисках ветхого кресла, опустился в него и замер. На дворе по-прежнему неистовствовала пурга.
От поры до поры вьюга волком врывалась в проем, кидалась во все углы, исчезала, словно ее ждали неотложные дела.
Гора встал, выбрался наружу приколотить доски. Приколотил, зашвырнул молоток. Взвалил вещмешок на спину, пригнал к плечам санные лямки и двинулся. На санях было двадцать килограммов груза. Вещмешок весил еще двенадцать! Гора вышел со двора, повернулся лицом к лагерю и гаркнул что есть мочи:
"Э-гей, жабы, за мной, в ком душа держится и кого ноги носят!.. Ну, ну, кричи, давай, захочешь докричаться - не сможешь... Я сам себя не слышу, черт побери! Крикнул что было сил, а не услышал... Очень хорошо. Теперь два километра до реки, потом еще семьдесят по руслу до Горячих Ключей... Господи, помоги! Я, правда, вспоминаю о тебе, когда трудно, но мы же договорились, что так оно и будет. Святой Георгий Атоцкий[3], помоги мне довести до конца дело, выведи! Между нами, я что, недостоин? Разве всю жизнь не ходил твоими путями? Когда я говорю "твоими путями", то, ясное дело, имею в виду пределы своих возможностей... Какие жуткие звуки! Хохот, хохот радости... А теперь вроде новорожденный плачет... Миша Филиппов, человек опытный, предупреждал тебя - не поддавайся голосам пурги!.. Разве звуки не напоминают крик новорожденного?.. Это я сам, вероятно, кричу, я же новорожденный, кто же еще...
Давай, Гора, тяни лямку, ниспосланную Богом!"
Он стоял на льду, но в русле ли реки? Если в устье весна запаздывала и река оставалась в ледяной броне, то талая вода в верховье, не находя прохода, скапливалась и в тех местах, где сейчас стоял Гора, выходила из берегов, размывая границы, затапливала тундру на много километров по обе стороны. Случалось и так: пока под напором воды и тепла не начинался взлом льда в низовье, затопленные пространства среднеречья и верховья прихватывало морозом, - и образовывался плотный гололед. В такие годы очень трудно определить русло, но нынче весна выдалась ранняя, воды успели ко времени стечь, река унялась, улеглась в свое ложе, довольно глубокое, и только потом замерзла. Гора об этом знал.
Он побродил взад-вперед, пока не убедился, что находится между отвесными берегами. Подвернув полы балахона, достал из накладного кармана штанов складную палку. Она была составлена из дюралюминиевых трубок. Трубки входили одна в другую, при надобности раздвигались на нужную длину и служили опорой, на которую натягивался маскхалат вместо палатки. Один конец палки представлял собой стальное острие, на другой был надет стальной же набалдашник. Гора лег на лед, постучал по нему палкой, прислушался. Пурга по-прежнему выла, было плохо слышно. Он стучал, пока в промежутках между порывами ветра не расслышал отчетливый отзвук. Лед был речной - он издавал чавкающий звук, чавкала пустота между льдом и водой. У затопленной почвы звук был резкий, звенящий, поскольку тут не было пустоты, вода и почва застывали единой массой.
Гора посмотрел на часы, сунул их обратно в карман и пошел.
"Я, как говорится, сижу в графине. Идти надо до истока реки, то есть до Горячих Ключей. Русло, правда, пойдет дальше извилинами, но ветер будет подгонять меня сбоку, к берегу, и у меня будет ориентир. Через пять-шесть часов река повернет вправо. Тогда я пойду точно на юго-запад. Какая дивная пурга, что ей стоит продлиться еще сутки! Двадцать четыре часа в этом мраке, ну прямо второе пришествие!.. А разве человек всю свою жизнь не во мраке ходит? Всю жизнь? Нет, только в детстве, лет так до девяти одиннадцати. Ходит как с закрытыми глазами. Родители, члены семьи, другие дети... одним словом, среда определяет каждый шаг; среда эта для него и компас, и часы, и посох - все вместе; но есть к тому же еще собственные инстинкты и младенческий разум, который поначалу всегда и всему противится, а потом чаще всего делается податливым и покорным... Ты это запомни - есть над чем поразмыслить, пища для ума... Ладно, потом... Ты только и умеешь откладывать на потом. Помнишь, когда мы из Караганды ушли, я спросил: "Ты свободен, почему не радуешься?" А ты ответил: "Об этом потом поразмышляем", В дни того же побега я как-то спросил: "Отчего ты бежишь, почему?" А ты опять: "Потом". Сколько таких "потом" накопилось! Вот-вот шестьдесят стукнет. Так и отправишься на тот свет, оставив без ответа все эти вопросы? Правильно, тут есть над чем подумать. Уточним направление, а потом поразмышляем обо всем этом".
Гора проверил направление. Снова собрался в путь, но почувствовал, что вспотел. Он скинул с плеч санные лямки и затянул их узлом на ноге, снял белый балахон и, подстелив под себя, лег ничком на лед. Мешок, притороченный к саням, был на шнурках. Он распустил один из них, накрепко привязал к мешку балахон, поднялся, оправил на себе одежду и двинулся дальше.
"В Средней Азии бураном унесло мои очки! Я так и не сумел их найти. Поминай как звали. Там вихрь, вздымая песчинки, кружит их, потому и называют его бураном, а не пургой. В Сахаре такой вихрь самумом зовут... Ну пурга, унесла что-нибудь?! На-кося выкуси!.. "Эгей, грузины-сопляки! Чей во главе человек?" С чего это ты вспомнил вдруг?.. Наверное, потому, что меня переполняет такое же злорадство... Это я на пургу огрызнулся - на балахон мой позарилась... Ладно, теперь об отложенных вопросах: почему и зачем я устраиваю побеги, да? Я размышлял об этом, но так и не доискался начал, не нашел причин. Право, откуда мне знать? Давай порассуждаем методом исключения.
