Махмуд Теймур - Синие фонари
Однако, вернувшись домой, я повалился на диван и горько заплакал…
XI
Шли дни… Исполняя свою клятву, я, казалось, уже начал забывать дорогу к Наваим.
О том, что произошло, я рассказал в общих чертах аль-Итру и заверил его, что больше ноги моей не будет у нее в доме. Аль-Итр пожал мне руку и объявил, что мой патриотизм, мое благоразумие и добропорядочность достойны подражания.
Тогда я попросил его подыскать другое место для наших бесед: в кофейне на набережной я постоянно рисковал встретиться со своим «прошлым».
Аль-Итр обещал исполнить мою просьбу. К его мнению в кружке прислушивались, и он без особого труда убедил остальных перебраться из привычной уютной кофейни в небольшой клуб на площади аль-Маншия. Облюбовав себе уголок в одной из гостиных, мы снова принялись строить планы о том, как будем бойкотировать англичан.
Аль-Итр по-прежнему давал нам мудрые, расцвеченные поговорками и стихами советы, и мы по-прежнему слушали его, нетерпеливо поглядывая в окно, в тщетной надежде увидеть волшебный призрак, который возникал когда-то перед нами в синем полумраке. Но улица была пуста, и это угнетало нас, нагоняло тоску.
Наконец Рафат не выдержал:
— Чего ради мы торчим в этой дыре? Вернемся-ка лучше в кофейню, на набережную! Там хоть воздухом морским можно подышать.
Все взоры обратились ко мне. С деланным спокойствием я сказал:
— Возвращайтесь хоть сейчас. Не возражаю. Но я туда никогда не вернусь.
— На себя не надеешься? Боишься снова попасть в плен к этой красотке? Конечно, боишься! Эх ты — храбрец!
Запинаясь, я проговорил:
— Всякая грязь вызывает у меня отвращение.
— Не нахожу ничего предосудительного в том, что человек хочет оградить себя от соблазна, — заметил аль-Итр. — Я поддерживаю тебя, Фахим. Надеюсь, и остальные поддержат.
Его вмешательство подействовало, и клуб в аль-Маншия остался местом наших вечерних встреч.
И как же мне пришлось потом об этом пожалеть!
XII
С каждым днем я все больше тосковал по околдовавшей меня красавице и грезил о встрече с ней.
И вот однажды, когда я брел по площади аль-Маншия, разглядывая от нечего делать витрины магазинов, мне показалось, что я ее вижу. Я замер на месте, напряженно всматриваясь. Сомнений не было — впереди шла Наваим.
Держа за руку мальчика лет восьми, она направлялась в фешенебельный магазин готового платья.
Сердце мое отчаянно билось. Весьма удивленный ее скромным видом, я пошел за ней следом, стараясь остаться незамеченным. Ни помады, ни украшений, ни всегдашней черной мулаа, так выгодно подчеркивавшей ее прелестную фигуру. Она была одета по-европейски, и ее можно было принять за итальянку — добродетельную супругу и мать.
Я наблюдал за ней издали. Все ее внимание было поглощено мальчиком: она о чем-то разговаривала с ним и ласково улыбалась его ответам. Они зашли в отдел детского платья, и там она купила ему костюмчик, показавшийся мне удивительно красивым и стоивший, очевидно, немало.
Со свертком в руках она вышла на улицу, подозвала извозчика и села с мальчиком в пролетку.
Не мешкая ни минуты, я тоже кликнул извозчика и приказал ему следовать за нею.
Мы поехали в сторону Каирского вокзала. Выехав на привокзальную площадь, она остановила извозчика перед внушительным на вид угловым домом. Получив деньги, извозчик уехал.
У дверей дома стоял смуглый парнишка. Увидев приехавших, он подбежал к ним, поздоровался, взял у Наваим сверток и понес его в левой руке, правой завладел мальчик, о чем-то оживленно ему рассказывавший.
Я топтался на месте, не зная, что предпринять. Через несколько минут смуглый парнишка вышел и уселся на пороге.
Я подошел и вежливо, заискивающе даже, поздоровался с ним. Между нами завязался дружеский разговор, чему немало способствовал щедрый бакшиш, который я не замедлил ему вручить.
Скоро я узнал, что разговариваю с сыном бавваба[11], что дом их трехэтажный и квартир в нем шесть. Ту красивую даму зовут Бахийя, живет она на втором этаже, в квартире налево. Вместе с ней живет ее отец, а мальчик, которого я видел с нею, — ее сын.
Я решил, что узнал достаточно, и расстался с парнишкой, чтобы не вызвать у него подозрений. Пройдя квартал до конца, я уже собирался повернуть назад, как вдруг в дверях маленькой лавчонки заметил знакомого. Совсем недавно он торговал сигаретами и сладостями неподалеку от моего дома, и я был его частым покупателем. Мы поздоровались, и он весьма радушно пригласил меня войти, предложил сесть и сам, болтая, уселся рядом. Разговор зашел о преимуществах торговли в этом квартале, и я спросил его о доме, где жила Бахийя. Заговорив о жильцах этого дома, он прежде всего упомянул ее. По его словам, она была женщина благородного происхождения, пользовалась прекрасной репутацией и была вполне обеспечена.
Так я узнал секрет Бахийи.
Узнал, что эта женщина ведет две, отнюдь не похожие одна на другую жизни.
Там, в одном из мрачных переулков Восточной гавани, в районе портовых трущоб, она известна как девица легкого поведения, по имени Наваим, здесь же, на привокзальной площади, она — всеми уважаемая госпожа Бахийя. У нее хорошая квартира, где она живет со стареньким отцом и сыном, которому ни в чем не отказывает.
Я стоял на углу, прислонившись спиною к стене дома, и пытался собраться с мыслями. «Кто же она на самом деле — эта «добродетельная грешница»? — напряженно думал я.
Внезапно я сорвался с места и бросился в дом. Ноги сами принесли меня к дверям ее квартиры, но тут я приостановился, думая, как мне начать разговор.
И вдруг меня словно что-то толкнуло. Я нажал кнопку звонка и почти сразу же услышал звук ее шагов — шагов, которые я знал так хорошо и мог безошибочно отличить от любых других. Я чуть было не кинулся прочь…
В это мгновение дверь отворилась — на пороге стояла Наваим. При виде меня она побледнела, глаза ее широко раскрылись. Несколько секунд она молча смотрела на меня, как бы не веря, что перед ней действительно я, затем выражение ее лица изменилось, стало напряженным и неприязненным, губы беззвучно зашевелились. Видимо боясь, как бы не услышали соседи, она прошептала тихо и зло:
— Ты зачем здесь? Немедленно уходи… Следить за мной вздумал? Еще раз явишься сюда, убью… Клянусь тебе, убью… А сейчас убирайся!
Видно было, что она вполне способна осуществить свою угрозу. В мгновение ока очаровательная женщина превратилась в мегеру. Дверь с треском захлопнулась перед моим носом. По дому раскатилось громкое эхо.
Я летел вниз, словно камень, пущенный под откос.
Только очутившись на улице, я замедлил шаг и, спотыкаясь, побрел домой. Меня мучили раскаяние и тоска.
XIII
Несколько последующих дней я провел, как в кошмаре. Я не мог разобраться в своих мыслях, снова и снова переживал случившееся.
Наваим и Бахийя! Такие разные, такие удивительные!
Неужели человек способен вести двойную жизнь? Возможно ли, чтобы в одном человеке уживались добродетель и порок, чистота и грязь, сдержанность и распутство?
Нет, я должен с нею встретиться, поговорить, узнать разгадку этой тайны.
Во мне проснулась гордость, я почувствовал себя смелым и дерзким. Неужели я ничего не могу сделать для этого несчастного заблудшего создания? Не могу избавить ее от душевной раздвоенности, путаницы и тревог, от позора и унижений? Я должен помочь ей вернуться к скромной, честной жизни. Если мне это удастся, я буду героем, человеком, одержавшим поистине великую победу.
Я решил, что наша встреча должна произойти на квартире обольстительной Наваим. Едва приняв это решение, я уже стоял у ее дверей и нажимал кнопку звонка.
Увидев меня, она попыталась захлопнуть дверь, но я но дал ей этого сделать и насильно проник в прихожую.
Глаза ее горели, казалось, она хочет меня испепелить.
— Что тебе надо? Отстанешь ты наконец?
Стараясь сдержаться, я спокойно сказал:
— Не волнуйся! Я пришел всего на несколько минут, чтобы извиниться за происшедшее. Я не хотел этого… Не думай, что я слежу за тобой, собираюсь тебя преследовать. Этого нет и не было у меня в мыслях, клянусь всем, самым для меня святым! Я совершенно случайно узнал твою тайну. И то, что узнал, наполнило мое сердце уважением к тебе. Не думай обо мне плохо… Я не подлец и не способен поставить под угрозу благополучие и спокойствие твоей семьи, потому что именно спокойствия и благополучия я желаю тебе больше всего на свете.
Понемногу гнев ее остыл, лицо стало печальным. Я приблизился к ней:
— Поверь, я пришел к тебе как друг, с самыми добрыми и искренними намерениями. Мне хочется с тобой поговорить. Удели мне несколько минут. Дай руку.
Внезапно она сама взяла меня за руку и направилась в спальню, но я решительно воспротивился:
