Махмуд Теймур - Синие фонари
— Какие силы?
Не задумываясь, я бухнул:
— Ну, например, внутренний магнетизм…
Глаза ее сделались большими от удивления:
— Что это еще за внутренний магнетизм?
Стремясь блеснуть эрудицией, я пустился в многословные объяснения:
— Внутренний магнетизм — особое и очень важное свойство человеческой души. Это способность передавать свои мысли на расстоянии. До сих пор это свойство мало изучено и его трудно объяснить. Видимо, оно и пробудило в нас с тобой влечение еще до того, как мы как следует разглядели друг друга. Мы почувствовали взаимную симпатию и интерес, и постепенно эти чувства перешли в страстную любовь.
Она наивно спросила:
— Значит, правду говорят, что любовь слепа?
— Слепым может быть глаз, но не разум.
Она задумалась, затем сжала мою руку:
— Как много ты знаешь! С тобой так интересно. Я столькому у тебя учусь. Как бы мне хотелось говорить с тобой обо всем, обо всем. Я все больше тобой восхищаюсь.
Наши губы слились в долгом страстном поцелуе.
VIII
Придя однажды вечером к Наваим, я столкнулся в дверях с английским офицером. Мы смерили друг друга взглядом, полным высокомерия и сознания собственного достоинства.
Я постучал. Увидев мое мрачное лицо, Наваим воскликнула:
— О, боже! Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
— Мне тяжело встречать у тебя англичан. Я с трудом сдерживаюсь.
Взяв меня за подбородок, она спросила с задорной улыбкой:
— Но почему?
— Потому что я их ненавижу!
— И хочешь, чтобы и я их ненавидела?
— Вот именно!
Она отвела глаза:
— Они очень милы со мною, я от них вижу только хорошее.
Глаза мои сверкнули гневом:
— Неужели у тебя нет никаких чувств к своей стране? Где твой патриотизм?
Она помолчала, играя бантиком на платье:
— Патриотизм, мой друг, не даст мне хлеба.
— Значит, ты предпочитаешь зарабатывать хлеб, предавая родину?
Переходя в наступление, она бросила мне в лицо:
— Если считать предателем каждого, кто имеет дело с англичанами, придется навесить этот ярлык очень многим, и в первую очередь нашим правителям!
— Все, кто якшается с англичанами, — предатели, если даже они принадлежат к господам правителям!
Она зло рассмеялась:
— Слава богу, хоть не я одна предаю, как ты говоришь, родину. Всех, пожалуй, трудно будет перевешать.
Я возмущенно воскликнул:
— Повешения заслуживает каждый предатель! Много их или мало — не важно. Родина не простит тех, кто ее предает.
Она приблизилась ко мне, взяла за руку и нежно проворковала:
— Разве моя страна может причинить мне какое-нибудь зло?
Стараясь сохранить суровое выражение лица, я сказал:
— Да, может… очень даже может!
— Раз так… зачем тянуть? Вот мое горло. Задуши, и дело с концом.
Она взяла мою руку и поднесла к своей шее. Я отдернул руку:
— Пусти, пусти, глупая!
Но она придвинулась еще ближе и сказала с обворожительной улыбкой:
— Ничего ты со мной не сделаешь — не сможешь.
И, прижавшись пылающей щекой к моей щеке, прошептала страстно:
— Ты любишь меня, и я люблю тебя. Что нам до политики? Оставим ее политикам. А нас ждет любовь!
Она обняла меня и стала покрывать мое лицо поцелуями.
IX
Мы уютно устроились с ней рядышком на софе, в углу комнаты. Устало положив голову мне на плечо, она сказала с болью в голосе:
— Как бы мне хотелось пожить со своей семьей спокойно и безбедно.
Я удивленно на нее посмотрел:
— С твоей семьей?!
— А ты думаешь, что я без роду, без племени? Что у меня нет семьи? Родители-то у меня должны быть.
— Какая же у тебя семья?
— Моя семья — это… старик отец.
— Отец?!
— Да, он болен и нуждается в моей помощи.
Жалость пронзила мое сердце, я погладил Наваим по руке:
— А не могла бы ты зарабатывать на жизнь как-нибудь иначе?
По-прежнему держа голову у меня на плече, она ответила:
— Я начала самостоятельную жизнь честным трудом. Но постепенно меня сделали такой, какой ты меня видишь. Это все вы — мужчины! Вы портите нас, толкаете на путь греха! Это вы подводите нас к краю бездны.
— Но не все же мужчины таковы, — пробормотал я.
— Все вы одинаковы!.. — задумчиво сказала она. — Я не встречала ни одного, который хотел бы помочь, ничего не требуя взамен… Каждый домогался одного и того же!..
— Ты не права. Есть один человек, который искренне хочет тебе помочь.
Наваим подняла голову:
— Как же ты думаешь мне помочь?
— Подыщу тебе достойное занятие.
Она усмехнулась:
— Достойное занятие не даст мне и моей семье того, в чем мы нуждаемся.
— Зато вы будете жить как честные, порядочные люди.
Она пристально посмотрела на меня:
— Чем бы я ни занялась, мужчины все равно будут преследовать меня и постараются столкнуть на прежнюю дорожку.
— Ты можешь выйти замуж.
— А кто захочет на мне жениться? Вот ты, например, согласишься взять в жены такую, как я? Ну-ка ответь мне, да только откровенно!
— Не вижу в этом ничего невозможного, — ответил я не совсем уверенно.
— Мне нужен муж, который тратил бы на меня деньги, не скупясь. Я привыкла жить в довольстве, ни в чем себе не отказывая. И знаю только один способ обеспечить такую жизнь.
Помолчав немного, она продолжала:
— Допустим, мы поженимся. Но разве ты в состоянии дать мне жизнь, к какой я привыкла?
— Я всего лишь студент. Доходы мои весьма скромны, однако обещаю приложить все старания, чтобы…
Она прервала меня:
— Хватит об этом! Пусть судьба сама решает, как ей с нами поступить…
На лице ее появилось горькое, страдальческое выражение, и она тяжело вздохнула.
— Я смогу дать тебе все, что ты хочешь!.. — взволнованно сказал я. — Тебе достаточно только сказать… Я готов на все: на воровство, даже на убийство, лишь бы ты имела все, что тебе нужно.
Обвив мою шею руками, она стала осыпать меня горячими поцелуями:
— Мой дорогой… Я не допущу, чтобы из любви ко мне ты стал вором или убийцей. Никогда не толкну тебя на преступление ради удовлетворения своих прихотей. Нет… Нет… Если бы ты знал, как ты мне дорог! Прошу тебя — живи для меня, будь здоров и невредим. Мы будем по-прежнему любить друг друга, и да не разлучит нас злая судьба!
X
Она смотрела на меня с нежностью:
— Как чудесны часы, которые мы проводим вдвоем. Не надо ничего менять, пусть все остается как есть. Я люблю тебя, Фахим… Ты веришь, что я тебя люблю? Сейчас ты в этом убедишься! В доказательство своей любви я больше не буду брать с тебя платы за посещения. Ты будешь моим возлюбленным. Слышишь? Отныне ты мой возлюбленный.
Смущенный и растерянный, я переспросил:
— Возлюбленный?
— Да. Я дам тебе ключ от этой квартиры. Ты сможешь приходить, когда захочешь, и проводить со мной время, ни за что не платя. Правда, тебе придется приносить кое-какие подарки вроде кофе, сахара, мыла. Мне это совсем не нужно, но так положено. Ты также должен покупать продукты и передавать их мне открыто, чтобы видели люди и прежде всего владелица дома. И плату за квартиру вручать ей будешь ты, хотя деньги на это буду давать тебе я. Надо делать вид, что платишь ты, что ты — хозяин.
Она подбежала к шкафу, открыла его и достала деньги. Затем вернулась ко мне и сунула мне в руку несколько бумажек.
— Сейчас как раз начало месяца. Иди, расплатись с хозяйкой. Она живет на первом этаже. С сегодняшнего дня ты мой возлюбленный. Согласен?
Я стоял с деньгами в руке и в замешательстве смотрел на них.
— Все, что я попрошу от тебя взамен, это — помнить часы, отведенные для моих гостей.
Меня затрясло, как в лихорадке. Я гневно спросил:
— Для каких это гостей? Для англичан?!
— Естественно.
— Конечно, что может быть естественней!
Она через силу засмеялась.
— Ну, пожалуйста, согласись! — просительным тоном сказала она, пытаясь умерить мое возмущение. — Клянусь тебе нашей любовью — мы будем счастливы и ничто не омрачит нашу совместную жизнь!
Деньги жгли мою руку, и я швырнул их ей.
— Спасибо за милость! Но оставь при себе свои нежные чувства!
Я кинулся вон из комнаты и с силой хлопнул дверью. Выбежав на набережную, жадно вдохнул влажный морской воздух.
— За что мне подобное унижение? Долго ли я буду его терпеть? Ведь это же позор! Довольно! Пора положить конец этой отвратительной игре.
Я брел по набережной, тяжело вздыхая, охваченный невеселыми мыслями. Свежий морской ветерок обдувал мое разгоряченное лицо, успокаивая нервы. Постепенно мне удалось взять себя в руки, и, дав себе клятву не переступать больше порога ее дома, я направился в кафе к своим приятелям. Там я стал рассказывать последние анекдоты, громко хохотал, чем привел их в немалое изумление…
