Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи
Маркиш встал.
— Я приходил убедиться, действительно ли тебя выпустили, — сказал он Сезариу и, сухо простившись, вышел.
Сезариу пошел проводить его до дверей. «Как видишь, — говорила его улыбка, — все вышло лучше, чем ты думал».
— Энрикиш еще под арестом, — сказал Сезариу на прощанье. — Мы предпримем кое-что для его освобождения. Завтра или позже нам надо поговорить, тебе не кажется?
Он назначил встречу Маркишу в обеденный перерыв, но не пришел. Маркиш подождал его после работы и по лицу друга заметил, что есть какие-то новости.
— Здесь был Важ, — сказал Сезариу. — На днях он вернется и поговорит с тобой.
— Когда — на днях? — переспросил Маркиш. Его глаза впились в товарища, пытаясь уловить скрытый смысл этих слов.
— Он не сказал точно, — как показалось, смутившись, произнес Сезариу. — Когда вернется, я сразу сообщу.
На самом деле, узнав о деятельности Маркиша до забастовки и особенно о беседе с Энрикишем утром 18 мая, Важ заявил Сезариу, что сначала расскажет о Маркише в центре, а потом встретится с ним, Сезариу.
В субботу вечером Важ вернулся и пошел к Маркишу. Тот был явно доволен встречей с Важем и Сезариу и особенно тем, что товарищи застали его за учебой. «Видите, как я с пользой провожу время», — говорило его лицо.
Веж, устало дыша, сел и протянул плотнику листок бумаги.
Маркиш прочитал. Это была резолюция. Принимая во внимание недисциплинированность и саботаж во время подготовки забастовочного движения (говорилось только о беседе с Энрикишем), Маркиш осуждается, и выносится решение об отстранении его от районного и местного руководства.
Побледнев, Маркиш дрожащими руками отложил листок. Дважды он пытался заговорить, но замолкал, не найдя слов.
— Я хочу сказать о несправедливости этого решения и совершенной его недопустимости, — выдавил он сквозь мертвенно-бледные губы. Попытался добавить что-то, но только выдохнул: — Все.
Сезариу волновался, хотя и был согласен с решением, Но в этот момент он вспомнил, что Маркиш самый старый и известный товарищ в городе, его несколько раз арестовывали, он хорошо держался на допросах, именно Маркиш привлек его в партию. И разве не надо было сначала выслушать его?
Важ бесстрастно и спокойно произнес:
— Если хочешь написать в Центральный Комитет, можешь это сделать. А пока нетрудно будет подыскать тебе другую работу.
Можно было ожидать взрыва негодования, но плотник молчал. Он боялся говорить.
Важ и Сезариу встали.
— Товарищ, — сказал Важ, — твое будущее в партии — в твоих руках.
Ироническая улыбка пробежала по лицу Маркиша. Он в который раз шевелил губами и снова молча сжал их. Только прощаясь, сказал Важу:
— Можешь быть доволен, ты своего добился.
6
Важ переночевал у Сезариу и на рассвете поехал встретиться с Афонсу на ближайшей станции. Тому запрещалось появляться в городе, и Фиалью указал Важу поезд, на котором Афонсу должен приехать.
Важ прибыл на станцию заранее.
Утро выдалось теплое и туманное. На перроне не было ни души. Важ присел на скамейку. Вскоре, тяжело пыхтя, прибыл поезд. Из него вышли двое крестьян: она с корзиной, он — с двумя мешками. Раздался гудок, и поезд ушел.
Из вокзала вышел железнодорожник, посмотрел по сторонам и вернулся обратно.
Афонсу не было, хотя прошло уже несколько минут. Важ посмотрел на дорогу: на ней виднелась крестьянская пара и парень со свертком. Важ последний раз осмотрел перрон, поднялся и в подходившем парне со свертком узнал Афонсу.
— Разве Фиалью не говорил тебе приехать поездом?
— А я поездом и приехал, — с иронией ответил Афонсу. — Просто я вышел с той стороны вокзала.
Важ строго посмотрел на товарища, но ничего не сказал. Оба вышли на дорогу и стали удаляться от станции. Прошли с километр, когда их обогнал черный автомобиль.
— Только что он прошел в другую сторону, — встревожился Важ.
— Это другой автомобиль, — возразил Афонсу.
Они простились. Афонсу надо садиться в автобус, а Важ поедет на велосипеде в другую сторону.
— Приглядись, не следят ли за тобой, — посоветовал Важ.
— Не беспокойся.
Через несколько километров черный автомобиль обогнал Важа. Тогда Важ сошел с велосипеда и записал номер подозрительной машины.
Еще через час, совсем близко от дома, он встретил автомобиль в маленькой деревушке у обочины, но в машине никого не было.
Важ свернул на первом же перекрестке, поехал по тропинкам и сделал такой большой крюк, что, прибыв домой, пошел прямо в спальню и плюхнулся на кровать, не в силах сказать ни слова.
7
Сидя на кровати, Роза с беспокойством смотрела на него.
Несмотря на жаркий день, Важ жаловался на холод. Потом ему не понравился яркий свет и захотелось полумрака. Она видела, как он несколько раз закрывал глаза, но, когда думала, что он заснул, Важ с испугом открывал глаза, содрогаясь всем телом, спрашивал:
— А? Что?
Роза положила ладонь на лоб. Лоб был холодный и потный.
— Что с тобой?
В глазах Важа пропал испуг, и он спокойно посмотрел на нее.
— Странно. Как только я забываюсь, мне слышится страшный грохот.
— Спи. Ты слишком устал, все дело в этом.
Но прежде чем он заснул, кошмар еще несколько раз посетил Важа. И каждый раз он меланхолически улыбался: «Что за чуши лезет в голову…»
Проснулся он под вечер, покрытый испариной, бледный. За ужином речь зашла о его здоровье. Роза настаивала, чтобы он отдохнул хоть несколько дней.
— Не время, — возражал Важ. — Забастовка открыла новые возможности для работы, мы обязаны их использовать.
— А если ты сляжешь? Тогда ничего не сможешь сделать, а партия останется без тебя.
— Я знаю, многие считают: здоровье членов партии надо беречь для грядущих битв. Но если бы все так думали, мы никогда не пришли бы к этим грядущим боям. Чтобы прийти к большим завтрашним победам, надо победить сегодня.
— Никто не отрицает, что сегодня необходимо отдавать все силы, — прервала Роза. — Да, необходимы жертвы. Пожертвовать своей жизнью — высшая жертва. Вооруженное восстание — вот великий момент для этой жертвы.
— Ты ошибаешься. Это не высшая жертва. Отдать жизнь на баррикадах легче, чем в сегодняшних буднях.
Они замолчали.
— Отдать жизнь сразу легче, чем отдавать ее постепенно, — добавил Важ.
В глубине души Роза была согласна с ним и всегда с внутренней радостью наблюдала, как он набрасывается на работу в самых тяжелых условиях, но продолжала настаивать на коротком отдыхе.
«Да, он отдает жизнь постепенно, это необходимо, — думала Роза, — немногие другие имеют смелость так жить».
После разговора Важ поработал несколько часов за столом.
Позже, в постели, им не спалось, и в темноте они долго лежали с открытыми глазами. Вспоминая о черном автомобиле, Важ думал, что его могут арестовать и он много лет не увидит Розу, может, даже совсем ее не увидит, и они расстанутся, так и не преодолев барьера, воздвигнутого уговором не ворошить прошлое. Роза сейчас рядом, задумчивая, наверно, погруженная в те самые воспоминания, которые отдаляют ее от Важа.
— Роза… — шепчет Важ. Но он ни о чем не спрашивает ее, боится спросить.
8
Ночью Важ приехал в город.
Он шел к Сезариу переулками, держа велосипед за руль. Ночь была темная, и еще темней была дорога, по которой он обычно ходил. Важ остановился, стараясь сориентироваться.
Навстречу кто-то шел. Важ отступил на несколько шагов и прижался к стене. Навстречу приближались тихие шаги. Человек остановился, снова пошел, опять остановился, теперь совсем близко от Важа. Так он стоял несколько минут, показавшихся Важу вечностью.
Человек был неподвижен, но именно эта неподвижность доказывала, что он находится здесь с определенной целью. Затем он медленно удалился.
Важ вышел из укрытия и заспешил к Сезариу.
— Не замечал ли ты чего-либо подозрительного? — поинтересовался он, рассказав о ночном происшествии.
Ни Сезариу, ни Энрикиш, недавно выпущенный на свободу и ночевавший у товарища, ничего не замечали. Но этот случай показался и им странным.
— В такое время и в таком месте он был неспроста, — заметил Энрикиш.
Важа ожидали серьезные новости. Первая касалась Маркиша. В тюрьме Энрикиш встретился с двумя парнями, которые должны были помогать Маркишу в ночь с 17 на 18 мая. Они тогда пришли в полночь на встречу, но Маркиш заявил, что листовок у него нет. Там же, в тюрьме, Энрикиш встретился с членом комиссии единства, которого Маркиш, как и других членов комиссии, уговаривал сорвать забастовку. Этот товарищ, единственный из комиссии единства, принял участие в забастовке.
— Фантастика! — воскликнул Сезариу. — Я сам давал ему листовки! И за два дня до забастовки!
