Ксения Велембовская - Дама с биографией
Подкрепив высокопарное заявление восторженным рассказом о выдающихся предках своей художницы — знаменитых артистах из Александринки, живописцах, гениальных музыкантах, — но без ссылки на имена (прямо по Райкину: лауреатский, всемирно известный, забыл фамилию), Марк заболтался, зарапортовался, как гоголевский Хлестаков, и в потоке его самодовольного хвастовства проскочила одна маленькая деталь — папашка «княгини» был известным ленинградским ювелиром.
— Итак, мы объединили наши усилия и материальные возможности и создали в Питере свой продюсерский центр. Однако, доложу я тебе, пришлось побегать! Особенно Ирме, — признался фанфарон, неожиданно изменив самому себе, всегда и везде играющему только главную роль, и начал превозносить деловые качества супружницы: пробивную силу, энергию, редкостное деловое чутье, фантастическую трудоспособность, — но почему-то в прошедшем времени: пробила, реализовала, была.
— А почему «была»? — не удержалась Люся. — Ты и с ней уже успел развестись?
— О, нет! — рассмеялся Марк. — Просто Ирма умерла четыре года назад. Рак… но, умоляю, Лю, не будем об этом! Я не выношу медицинских подробностей. Давай сменим пластинку. Кстати, о чем ты хотела поговорить со мной?
— Пошли! — разозлившись, скомандовала она, перепрыгнула через канаву и зашагала по лесной тропинке к блестевшему за деревьями озеру… Ничего себе! Другие об умершей собаке не могут вспоминать без слез, а у нашего вдовца-огурца ни один мускул не дрогнул на лице. Хорош гусь!
Спонтанное решение посоветоваться с ним уже казалось невероятной глупостью, полным наивом. В самом деле, как можно было рассчитывать, что редкостный эгоцентрик, эгоист до мозга костей с возрастом превратится в человека, способного всерьез проникнуться чьими бы то ни было проблемами? Помощи от него будет как от козла молока!
И все-таки ей отчаянно хотелось выговориться, выпустить пар, облегчить душу. Кстати, не исключено, что, проговаривая все обстоятельства, удастся поймать то самое главное, ключевое слово, которое и подскажет единственно правильный выход.
За три недели прохлады и дождей измученная природа, кажется, отдохнула от любителей проводить выходные на ее лоне. Свежей ползучей кашкой затянулись черные раны от костров и мангалов на берегу. Вытоптанная, пожухлая трава зазеленела, задрапировав сочными стеблями горы мусора, оставшиеся от орд купальщиков, а родниковое озеро, летом обмелевшее, взбаламученное ребятней и лихими пьяными компаниями, разлилось широко и привольно, так что далекий противоположный берег с каймой золотого леса словно бы еще отодвинулся. Тихо набегала на песок чистая волна, без желтой летней пены и окурков.
Природе хватило всего нескольких недель, чтобы к ней вернулись покой, чистота, отдохновение, а сколько времени нужно человеческой душе, чтобы возродиться? Семи дней, пожалуй, маловато, даже если процесс идет на фоне итальянского Возрождения, усмехнулась Люся. Окликнула Марка: «Эй!» — и жестом указала на поваленную прошлогодним ураганом березу.
Поэт в душе, этого не отнимешь, он не сразу оторвал взгляд от открывшейся с поляны великолепной панорамы осеннего охряного леса и озера. С сентиментальным вздохом опустился рядом, на березовый ствол с ножевыми матерными надписями и обрубленными на костры ветвями. Придвинулся. Люся отодвинулась.
— Лю, я понимаю, у тебя есть все основания, чтобы злиться на меня…
На этот вполне прогнозируемый заход она никак не отреагировала — продолжала смотреть на чистую гладь озерной воды, дожидаясь извинений и оправданий, чтобы с брезгливой миной осадить его: прекрати! — и, продемонстрировав свое совершеннейшее равнодушие и слегка потешив женское самолюбие, перейти к обсуждению куда более актуальной темы.
Напрасно она готовилась гордо вскинуть голову. Грешник не собирался каяться. Во всяком случае, словесно. Лишь в шутку капризно надул губы, как нашкодивший и еще не прощенный ребенок.
— Я хотел попросить тебя, Лю, пожалуйста, будь толерантной. Каждый раз, заявившись к вам в гости, под твоим свирепым взором я ощущаю себя полным идиотом. Просто хочется бежать куда глаза глядят!.. Ха-ха-ха! — Вызывающе громкий в тишине басовитый смех, видимо, все-таки должен был замаскировать смущение.
Ох уж эти артисты! Вечно надо догадываться, что у них на уме. К счастью, за плечами у нее была хорошая школа, чтобы отличить потаенное от наигрыша, даже в случае с таким матерым притворщиком, как Марк.
— Пожалуйста, Лю, не лишай меня удовольствия общаться с нашей чудесной Лялечкой! — произнес он с мольбой. — Она очаровательная девочка. И, на мой взгляд, подающая огромные надежды актриса. Вся в меня. А какая красавица! Но, что удивительно, по-моему, она ни на меня, ни на тебя не похожа. Как ты считаешь?
— Уже откреститься решил?
— Ха-ха-ха! Что ты! Наоборот, ты даже не представляешь, как я счастлив, что у меня вдруг образовалась дочь! Пусть она на тебя и не похожа, тем не менее, знаешь, я тоже влюбился в нее с первого взгляда! — Бурно-темпераментный, как в молодости, он лишь на секунду перевел дух, чтобы затем хлопнуть себя по коленям и торжественно объявить, что намерен помочь Лялечке добиться истинного, а не мнимого успеха, сделав ее героиней своего будущего фильма.
— Это было бы здорово! — воодушевилась Люся, хотела добавить, что настоящая творческая работа именно сейчас необходима Ляле позарез, что для нее это будет спасением, возможностью отключиться от личных переживаний, и объяснить каких, но развыступавшегося Марка было уже не переговорить: склонность к логорее с возрастом прогрессировала.
— Трагедия Ляли как актрисы заключается в том, что она стала жертвой своей внешности! Все кому не лень нещадно эксплуатируют ее красоту, обаяние, молодость, не удосуживаясь заглянуть за красивый фасад. В сущности, она повторяет мою актерскую судьбу. Помнишь моего принца? Боже, как я ненавидел его! Еще в училище мне приклеили ярлык «красавчик», и ушло черт знает сколько времени, прежде чем, выражаясь фигурально, я сумел его отодрать!
Для большей убедительности он с пафосом рванул на груди куртку. Но не убедил. Уж кто-кто, а Люся-то отлично помнила, как он упивался своим бешеным успехом у сопливых девчонок, поджидавших голубоглазого принца после спектакля, и как пользовался своей незаурядной внешностью, чтобы скакать от одной куколки к другой.
— Найти хорошего сценариста, приличного режиссера, оператора, композитора для меня не проблема. Как тебе идея мюзикла на классический сюжет? С роскошными костюмами, декорациями, экзотической натурой? — В творческом порыве вскочив, он прошелся взад-вперед, взъерошил пятерней волосы и вдруг произнес упавшим голосом, совсем из другого спектакля: — В конце концов, Ляля — мой единственный ребенок.
Обхохочешься, честное слово!
— Сдается мне, при желании ты мог бы завести себе еще пару-тройку ребятишек, — не удержалась Люся от иронического замечания, но Марк расценил его как комплимент, засиял, будто начищенный самовар, начал кокетничать и отнекиваться:
— Нет-нет, я больше не жених!.. Как говорит один мой приятель, бабок не хочется, а девок боюсь… Ха-ха-ха!.. Девки нынче пошли — сплошь гедонистки. Не успеешь оглянуться, и ты уже гол как сокол. Нет, староват я для того, чтобы качать младенцев. Да меня и раньше не вдохновляло это занятие. Помнишь, как однажды я приводил в чувство Ляльку?.. Нет?.. Ну, как же! Ты отправилась в магазин и оставила меня ей на съедение. Не успела за тобой закрыться дверь, как она принялась орать диким, нечеловеческим голосом. Ничего не помогало — ни соски, ни бутылки, ни погремушки. Отчаявшись, я подхватил ее на руки…
И вот перед Люсей скакал уже не известный питерский продюсер, представительный мужчина со значительным лицом, а молодой, неопытный папаша, который, выхватив ребенка из коляски, пытается укачать вредное, орущее существо…
— «В бананово-лимонном Сингапу-ре, пу-ре! Пу-ре! Пу-ре!..» — распевал он в нос и преувеличенно грассируя. Добавил пантомиму с внезапно мокрыми пеленками и расхохотался: — И так я «пропурился» часа полтора! Лишь только я менял репертуар, крошка опять истошно требовала Вертинского… Что с тобой, Лю? Ты плачешь?
Она не плакала, но губы уже дрожали. Представила Ляльку маленькой, заморыша с вечно сопливым носом, и так жалко ее стало! Действительно, хоть плачь. Полжизни, даже больше, девчонка прожила практически в нищете. Колючая, как ежик, и страшно самолюбивая, она еще со школьных лет рвалась изо всех сил, чтобы доказать всем-всем-всем, и не в последнюю очередь бросившему ее отцу, если таковой вдруг объявится, что она вовсе не гадкий утенок, а неординарная личность, талант, звезда. Доказала — а теперь самый близкий, казалось бы, человек, муж, выставил ее на посмешище, опустил ниже некуда. Как такое пережить?
