Дэвид Митчелл - Сон №9

– План «Ж». Любой намек лучше, чем ничего.

– Мы идем в коридор. Даймон обувает сандалии.

– Ну, бывай.

– Бывай. Приятного медового месяца.

– Вот что мне в тебе нравится, Миякэ.

– Что именно?

Он залезает в свой «порш» и машет рукой.

– Связать ее! – завывала одна часть толпы.

– В духовку ее! – завывала другая.

– Зажарить ее с картошкой!

И словами не передать, как хотелось госпоже Хохлатке, чтобы из развалин выбежал Питекантроп b унес ее в безопасное место. Она бы и не пикнула, даже найдя у него в волосах блоху.

– Куриных крылышек! – вопили выстроившиеся в ряд малыши.– Жареной картошки!

Откуда ни возьмись появилась лестница, и госпожа Хохлатка с ужасом поняла, что толпа сейчас заберется на статую любимого главнокомандующего и отправит ее, госпожу Хохлатку, в духовку. Разве Козел-Сочинитель сможет без нее обойтись? Он же умрет с голоду. И тут госпожа Хохлатка вспомнила про книгу, что он ей дал.

– Постойте! – закудахтала она.– И вы получите на обед кое-что повкуснее, чем старая, жесткая курица!

Толпа замерла в ожидании.

Госпожа Хохлатка потрясла спасительной книгой:

– Рассказы!

Потрепанная проститутка прогоготала:

– Мой живот рассказами не набьешь!

Лестница придвинулась ближе. Госпожа Хохлатка задохнулась от волнения.

– Значит, вы слушали не те рассказы!

– Докажи! – завопил образина в измазанной золой мешковине.– Прочитай-ка нам один рассказ, посмотрим, смогут ли они нас насытить!

Госпожа Хохлатка открыла первую страницу, желая, чтобы почерк Козла-Сочинителя был покрупнее.

– «Однажды некий канатоходец отправился на водопады Сатурна, чтобы устроить самое великолепное представление на канате из всех, какие когда-либо устраивались или будут устраиваться. Наступил долгожданный вечер, и канатоходец приготовился бросить вызов смерти своим отважным выступлением. Ему должна была понадобиться каждая крупица его внимания. У него над головой вращалось множество лун. У него под ногами бесконечный водопад Сатурна падал, падал, падал в безбрежный океан, так далеко внизу, что шума воды не было слышно. Когда канатоходец дошел до середины этого величественного безмолвия, он, к своему изумлению, увидел девушку, которая неторопливо по канату шла к нему навстречу. Зачем описывать девушку его мечты? Вы и так знаете, какая она.

– Что ты здесь делаешь? – спросил канатоходец.

– Я пришла спросить, веришь ли ты в привидения?

– Канатоходец нахмурился.

– В привидения? А ты веришь в привидения?

– Девушка его мечты улыбнулась и ответила:

– Конечно, верю.

И спрыгнула с каната. Охваченный ужасом, канатоходец последовал за ней в ее медленном падении, но она растворилась в лунном свете задолго до того, как удариться о воду…»

Булыжник пролетел всего в паре сантиметров от госпожи Хохлатки.

– Я все еще голоден! – завопил образина в измазанной золой мешковине.

К туловищу любимого главнокомандующего прислонили лестницу. Толпа не на жизнь, а на смерть боролась за то, чтобы влезть наверх.

– Подождите, подождите, сейчас вы будете смеяться, только дайте мне прочитать вам вот это.– Госпожа Хохлатка захлопала крыльями, потеряла место, откуда собиралась читать, и открыла книгу на девятой странице.– Боже! Боже! Почему ты меня оставил?

Полуденное солнце сначала сделалось коричневым, потом посерело, побледнело и наконец побагровело.

Толпа замолкла – потом занервничала – и впала в истерику.

– Фантомы! – закричали все, как один.– Все в бомбоубежища!

Мужчины, женщины и дети исчезали, проскальзывая в щели, трещины и штольни, пока госпожа Хохлатка не осталась наедине с любимым главнокомандующим и телом чернокожего обитателя рыночной площади, чей череп оказался пробит брошенным в госпожу Хохлатку булыжником.

– Слава тебе, Господи,– выдохнула госпожа Хохлатка.

– Какой потрясающе энергичный народ! – заметил Бог, зависая рядом на своей доске для серфинга.– Мэм.

– Бог?

– Вы меня звали, не правда ли?

– Я вас звала?

– Это место уже не то, что раньше, мэм. Не подбросить ли вас куда-нибудь еще?

Госпожа Хохлатка с облегчением закудахтала:

– О, Бог! Вы прибыли как раз вовремя! Они здесь просто каннибалы, просто каннибалы! Если это не слишком дерзко с моей стороны, я была бы очень благодарна, если бы вы отнесли меня обратно к нашему почтенному дилижансу.

– Залезайте на борт, мэм.– Бог придвинул доску для серфинга вплотную к висячим усам любимого главнокомандующего.– И держитесь крепче!

Госпожа Хохлатка потуже затянула шаль и стала смотреть, как голодный город уносится вдаль. Почему люди не ценят того, что так прекрасно и приносит такую пользу? Почему они разрушают то, в чем больше всего нуждаются? Госпожа Хохлатка не понимала людей. Она их в самом деле не понимала.

Снова усевшись на ступеньку веранды, я закуриваю еще одну сигарету. Что-то эта пачка «Мальборо» тяжеловата. Заглядываю внутрь. Платиновая зажигалка Юдзу Даймона. Сбоку надпись на английском, и я беру словарь, чтобы выяснить, что она означает: «Генералу Макартуру по случаю семьдесят первого дня рождения, январь 1951, от Комитета по репатриации граждан Айти – горячо просим помочь нашим братьям, захваченным СССР». Так, значит, эта зажигалка и в самом деле настоящая реликвия! Она наверняка стоит… сколько? Много. Слишком много. Я иду через дом обратно и выглядываю за дверь, но Даймона уже нет. Гул спортивной машины – может, его, может, нет – сливается с обычным дневным шумом. Это больше, чем мизинец. Я смотрю на нее, и мне становится грустно. Интересно, много ли граждан Айти увидели родные берега?

Питекантроп выглянул из гамака под днищем. Почтенный дилижанс совершал свое тряское ночное путешествие. Белые полосы и огоньки отражателей вспыхивали в несущейся навстречу непроглядной тьме, как лосось в реке гиперпространства. Питекантроп любил убаюкивающее покачивание гамака, когда дилижанс заносило на поворотах, и встречный ветер, что трепал ему волосы. Пегий кролик, завороженный светом фар, вжался в дорогу и, ничуть не пострадав, проскочил между колесами, едва не столкнувшись нос к носу с Питекантропом.

«Круто! – подумал кролик, обнаружив, что остался цел и невредим.– Ангел смерти – просто урод! Надо поскорей рассказать своим!»

Баю-бай… Питекантроп зевнул и скользнул обратно в гамак, устраиваясь поудобней посреди сломанных птичьих костей, севших батареек, замасленных тряпок и корочек стилтона. Последнее, о чем он подумал, засыпая,– что не почтенный дилижанс движется по земле, а земля движется под его древними неподвижными колесами.

Гул пылесоса в будуаре госпожи Хохлатки, как раз у него над головой, не дал Питекантропу досмотреть утренние сны, ему поневоле пришлось стать ранней пташкой. Почтенный дилижанс стоял неподвижно. Еще не успев вылезти из-под него, Питекантроп понял, что они заехали в место пожарче, чем секстет саксофонов в Сахаре. Пожевав жареной саранчи, он вылез и оказался в бесплодной охряной пустыне, где не было ничего, кроме булыжников, валунов и выбеленных костей всяких чудищ. Солнце, как голое глазное яблоко, не моргая, смотрело с неба, подернутого розоватой дымкой сухого зноя. Ветер пустыни даже не пытался остудить мир, по которому странствовал. Дорога бежала вдаль прямо, как математическая константа, стремящаяся к точке схода. Когда Питекантроп напряг мощные бицепсы, забарабанил в грудь, широкую, как три пивных бочонка, и испустил громоподобный рык, пустыня откликнулась кворумом квохчущих вскриков. Дверь дилижанса отворилась, и госпожа Хохлатка, встав на пороге, вытряхнула из скатерти крошки от завтрака.

– Разве можно так безбожно орать!

Козел-Сочинитель слез по ступенькам и втянул в себя воздух пустыни.

– Доброе утро.

Питекантроп промычал приветствие и вопрос.

– По-моему,– ответил Козел-Сочинитель,– мы где-то на северных территориях, но Австралии или М-марса, я точно не знаю. У кого бы спросить…

Козлу-Сочинителю не суждено было закончить свою фразу, потому что, появившись из ниоткуда, вокруг почтенного дилижанса волшебным вихрем закружились птицы – ухающие, щебечущие, кричащие, оглушительно орущие птицы, многих из которых не видели с тех пор, как мифы перестали быть обычными сплетнями.

– Археоптерикс! – воскликнул Козел-Сочинитель.– Гусь Тьюликера! Кецалькоатль! Гагарки с мыса Злой Безнадеги! Ночной полдневный козодой! Послушайте! Послушайте этот напев! Отрывки! Я слышу отрывки!

Козел-Сочинитель закрыл глаза, и по его лицу разлился кайф. Питекантроп глазел во все глаза, вспоминая детство, проведенное в окаменелых лесах. Госпожа Хохлатка в поисках укрытия нырнула под почтенный дилижанс. Птицы исчезли, разлетевшись во все стороны, так же внезапно, как и появились.