Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему
…Игорь поселился на Кутузовском, прямо напротив Бородинской панорамы, где Сушко выхлопотал ему квартиру из госфонда. Квартира была просторной, на третьем этаже, окна ее выходили частью во двор, а кабинет и столовая смотрели прямо на проспект.
– Я тебя на время оставлю в покое, – покровительственно заявил Сушко после небольшой пирушки на двоих по случаю новоселья, – ты приходи в себя, адаптируйся. Все-таки почти три года прошло, многое изменилось. Погуляй, осмотрись…
– А что потом? Мне действовать надо. А чтобы действовать, я должен быть внутри системы.
Сушко сделал успокоительный жест:
– Ты, главное, не кипятись. Тут не Америка, у нас все кондово, без черных месс и прочей мутоты. Тут дело делается, может быть, самое главное сейчас в мире дело. На мне же партия висит, ты в курсе? Давеча решили в открытую выступить под лозунгом «Россия единая и делимая». Как тебе?
У Игоря не получилось сдержать иронию:
– Креативненько так.
– А? Что? – Сушко вытаращился на собеседника с явным непониманием. – Ты русским языком выражайся, а то я современные диалекты как-то не того… Не улавливаю.
– Зачем так явно? Ведь еще полковник Турбин сказал: «Народ не с нами, он против нас». Того же хотите?
– О-хо-хо, вот ты о чем. Все это не просто так делается, между прочим. Во-первых, американцам надо показать, что мы работаем и готовы к открытой борьбе. Во-вторых, – Сушко сделал по-пьяному шутливый жест а-ля Леонид Гайдай, – поди сюда, поближе, я те на ухо… Во-вторых, тебя же надо как-то… Как бы это правильно сказать-то? О! Внедрить!
Игорь отстранился от своего собеседника, посмотрел ему в глаза. Сушко взгляд выдержал:
– Тебе возле меня делать нечего, брат Дагон. Тебе там, где все это лубянское братство кучкуется, – вот где тебе надо быть! Знаешь, как они себя называют?
– Нет. Откуда мне знать?
– О! Это звучит гордо. «Хранители Державы», каково! Прямо неистребимое дворянство российское! Гвардия Его Величества. – Сушко вдруг побагровел и так хватил своим кулачищем по кухонному столу, что тот чуть не треснул. Несколько раз грязно и смачно выругался. – Кучка палачей, которая хочет подмять все под себя. Да как же непонятно! – Геннадий Артемович плеснул себе любимой водки. – Ведь весь мир против этого русского дохляка! Покойника! Как можно, точно собака на сене, сидеть на одной шестой части суши, толком ничего с этой частью не делать, управлять ею кое-как, собственный народ гнобить! Это же рабы! Рабы в стране живут! Стадо! Скоты! В земле черт знает чего только нет! И нефть, и газ, и золото! И ни себе, ни людям! Вот я украинец, – Сушко ткнул себя большим, похожим на домашнюю колбасу пальцем, – и сын украинца. А украинец – это, значит, кто? Это, значит, европеец! Мой батька, к примеру, у Шухевича служил, против красных воевал. Думаешь, за что? За Германию? Нет, не за Германию. А воевал он за европейскую культурную Украину. Ты думаешь, кому Россия своей культурой прежде всего обязана? Небось такого в школе не преподают, как же! А обязана она Украине, которую к себе насильно присоединила и людишек, которые поумней, из Украины расселила по русским городам. Вот тогда и увидело-услышало быдло русское, что такое европейская культура. И не спорь! Это факт! Пусть здесь все хоть слюной захлебнутся, а факт, и все тут! Главные попы – все сплошь были из Украины, писатели – из Украины, художники… Ладно, это мой любимый конек, как запрягу, не слезу, а ты, в общем, тут подожди немного. Сам понимаешь, что тебя подвести к ним нужно. Как – моя забота. И вот еще что, – Сушко сделался серьезным и трезвым, словно и не пил вовсе, – я не хотел вперед забегать, но, видать, придется. Есть пророчество одного вещего монаха. Звали его Авелем. Царям жизни предсказывал, войны, да все что угодно, и с точностью поразительной! Ни разу – заметь, ни разу! – не ошибся. Так вот, Авель этот самый предсказал, что наша возьмет. Это, конечно, штука зыбкая, но мы-то с тобой понимаем, что и под самой зыбкой зыбью всегда дно сыщется. Верю я ему.
– А вы сами-то читали? Или просто услышали от кого? – Игорь мысленно «закрылся», чтобы ни словом, ни жестом, ни мыслью не выдать себя.
– Я-то? – Сушко усмехнулся. – Я на трепача похож? Или на бабу базарную?
– Извините, Геннадий Артемович, я не хотел вас обидеть. Просто интересно было бы посмотреть, я ведь ни о чем подобном никогда не слышал.
– Всему свое время, – Сушко кивнул на пустой стакан, – плесни мне малость, на посошок…
…Зима девяносто пятого была снежной и не слишком уж холодной. Город стал пьяно-уютным, словно острые его углы сами собой сгладились, да и настроение у жителей, несмотря на нелегкую жизнь, было приподнятым – скоро Новый год. Игорь гулял по Москве, обедал и ужинал в ресторанах, а дома бывал редко. Ему нравился этот покрытый белым саваном город, пьяная предпраздничная бесшабашность его жителей, цепляющихся за остатки своих иллюзий и вдребезги разбитого прошлого. «Если бы сейчас был жив Босх – о! – сколько образов он нашел бы в одной только Москве, где что ни лицо, то гротеск из человеческих пороков. „Я посылаю вас как овец среди волков“, – слова Христа, смысл которых перевернулся, словно из Христа сделали игральную карту: верхняя половина Валета и его Альтер. Овцы цепляются за жизнь, а те, кто снует среди них в своих мрачных авто, щелкая острыми клыками, – разве это пастыри? Это бешеные волки, режущие овец без разбора, и больных, и здоровых. Слуги Люцифа, охотники за душами. Скоро на Кавказе у них будет чем поживиться: очередной транш Валютного фонда отправлен в эту маленькую страну, набитую оружием, теперь оно начнет стрелять, и не раз еще рассветное солнце встанет красным. И я ничего, ничего не могу сделать!»
Иногда, когда заканчивались деньги, он шел играть в казино, не злоупотребляя, впрочем, терпением администрации. Безобразий, подобных тому, что произошло в «Габриэле», больше не повторялось: он просто спокойно забирал свой выигрыш и уходил. Однажды в «Мехико» он «поднял» не так чтобы много – несколько тысяч долларов – и направился было к выходу, но внезапно путь ему преградил квадратный «секьюрити»:
– Простите, с вами хочет поговорить главный менеджер. Это ненадолго.
Игорь кивнул и проследовал за охранником в кабинет. Тот открыл перед ним дверь и пригласил войти, а сам остался в коридоре. Игорь вошел и спокойно огляделся: обычная комната, не очень большая, квадратов двадцать. Обстановка сплошь антиквариат, тяжелые портьеры на окнах разведены по сторонам, и в свете короткого зимнего дня черная затейливая мебель отливает размытым по лаку серебром. В кресле сидела женщина, но лица ее Игорь не видел: она повернулась к окну, и он разглядел лишь ее затылок, а руки она закинула за голову, разведя локти в стороны.
– Простите, вы хотели меня видеть?
– Хотела, – легкий восточный акцент, почти неуловимый. Голос низкий, видимо, много курит этот «главный менеджер», хотя табаком в кабинете не пахло и пепельницы на столе Игорь не заметил. – Давно хотела, да все повода не было.
– Вы полагаете, – Игорь стал подражать ее манере говорить, – когда человек выигрывает немного денег и на законных основаниях уносит их из вашего заведения – это повод с ним познакомиться?
– Вопрос не в том, что он эти деньги выиграл. Вопрос, как он это сделал. Игроки делятся на любителей и профессионалов. Вы – несомненный профессионал.
– Вы заблуждаетесь. Мне просто повезло, – Игорь вдруг почувствовал, что больше всего сейчас он хочет наконец увидеть лицо этой женщины. И дело тут даже не в любопытстве, а в ожидании того, что в этом лице обязательно должно быть нечто совершенно особенное и женщина эта совсем не простая. От нее словно идет волна холода, будто нет преграды в виде окна, и морозный воздух с улицы постепенно заполняет кабинет, вытесняя комфортное тепло от паровых батарей.
– Нет, это вы, простите за скудность речи, валяете дурака. Вы знаете, что любое ваше даже минимальное воздействие на мозг, в данном случае мозг крупье, может привести того, например, к остановке сердца через пару месяцев? Ведь вы заставляете его проигрывать вам, а для этого крупье приходится думать гораздо больше, чем в случае обыкновенной игры. Он профессионал высочайшей квалификации, и для него проиграть так же сложно, как простому человеку вдруг просчитать подряд несколько номеров на рулетке. Его мозг начинает работать в тысячу раз быстрее, с несвойственной человеку скоростью – это вызывает стресс, который потом убивает сердце. Об этом вы не думали?
– Если честно, то мне наплевать на мозги какого-то там крупье. Все они мошенники. Это помимо того, что вы, очевидно, бредите. Я в цирке не работаю и гипнозом не владею.
– Прекратите паясничать, – кресло повернулось, и Лемешев увидел, что хозяйка прокуренного голоса ему известна. Вернее, лицо ее, вне всякого сомнения, знакомо, но вспомнить, как зовут его обладательницу, он не успел, потому что она сама представилась:
