Последний дар - Гурна Абдулразак
Доведя их до гостиной, Аша вошла внутрь и посторонилась, пропуская вперед Мариам, а следом за ней Анну и Джамала. Гостиная была во всю ширину дома, по двум ее сторонам тянулись окна, они выходили на улицу и во двор. У одного из окон стояла худая высокая женщина в платье с цветочным узором — руки по швам, тело натянуто как струна и словно выражает упрек, лицо, всё в морщинах, напряжено. Джамал не ожидал, что Феруз окажется такой хрупкой, такой взволнованной. Он рисовал ее себе полной противоположностью матери, думал, она покрепче, помассивнее. И тут, словно невольно, Феруз улыбнулась, обнажив крупные зубы, но быстро, будто спохватившись, вновь сжала губы, стирая улыбку с лица. Однако почти сразу отмерла, подошла и взяла Мариам за руку. Очень нежно поднесла к губам и поцеловала. В ответ Мариам склонилась и поцеловала ей правую руку, а потом расцеловала в обе щеки. Джамалу доставляло невыносимое удовольствие наблюдать этот обмен знаками внимания и любви, словно на его глазах завершался какой-то незавершенный обряд.
— Мариам! — Теперь Феруз улыбалась от души. — Мариам, Мариам. Как хорошо, что ты к нам приехала! Но как же долго тебя не было!
— Я ужасно виновата, — сказала Мариам, и глаза ее заблестели. — А ты ничуть не изменилась.
— Не ври, не ври. Я старая, и кости торчат, — отмахнулась Феруз от подхалимажа. — А это, значит, дети. Такие взрослые, такие славные. Кто бы мог подумать. Ханна и Джамал, добро пожаловать! Проходите, садитесь, Аша принесет вам перекусить.
И лишь после всех этих приветствий они заметили мужчину, который тихо сидел возле одного из дальних окон во двор, скрытый тенью полузадернутой тяжелой шторы. Старый темнокожий мужчина с крупной бородавкой на щеке. Виджей. О бородавке Ма ни разу не обмолвилась. Когда они сели, он тоже оказался в их кругу, хоть и чуть наособицу в своем затененном уголке.
— Виджей тоже рад вашему приезду, — сказала Феруз, указывая на молчащего мужчину. — Если бы вы знали его получше, вы бы поняли, что он улыбается. Бедному Виджею понадобилась операция по замене тазобедренного сустава, а после нее случился инсульт. Он восстановился, но не полностью и сейчас живет на сильном обезболивающем. Он утратил подвижность и не может говорить, но всё слышит. Виджей знает, что вы здесь, и тоже вам рад. Вот, видите, он улыбается. Видите?
Джамал не видел, но всё равно улыбнулся в ответ. Аша принесла поднос с закусками и прохладительными напитками, и, пока они угощались, Феруз рассказывала о болезни Виджея и о том, каково ему приходится.
— Виджей не мыслит себя без работы, — сказала Феруз. — Ты ведь помнишь, Мариам? Сейчас ему семьдесят семь, и всю жизнь он трудился. Представляешь, каково теперь ему, бедному, сидеть сложа руки и переживать, как там без него идут дела в фирме! Теперь всем заправляет Динеш, и у него отлично получается. Фирма большая, очень успешная, но бедный Виджей всё равно переживает. Уж мне ли его не знать! Ничего, зато теперь у него есть возможность наконец восполнить пробелы в чтении. Сейчас он слушает аудиокнигу по истории Гуджарата. Мы ездили в Индию, еще до его болезни, и он был счастлив вновь увидеть родных. Там такие гулянья были, и он, как принц, раздавал подарки. Очень радовался тому, как изменилась его страна, и сейчас хочет узнать о Гуджарате побольше.
Но расскажи же мне, что ты делала все эти годы, пока пряталась от нас. — Феруз с улыбкой обвела всех троих дружелюбным взглядом, чтобы они ни в коем случае не подумали, будто в ее словах кроется упрек.
Мариам рассказала о Норидже, о болезни и смерти Ба и чуть погодя подступилась к вопросу, ради которого они приехали. Феруз кивнула и пообещала рассказать всё, что ей известно. При усыновлении им выдали метрику Мариам и сообщили, как девочку нашли и что с ней происходило дальше. С этими словами Феруз взяла со столика рядом с собой заранее подготовленный документ и протянула Мариам. Та мельком заглянула в него и положила на колени. Даже беглого взгляда хватило, чтобы убедиться: там только имя, без фамилии.
— Многое я рассказала тебе, когда ты впервые у нас появилась, в твои девять лет, — улыбнулась Феруз. — Возможно, о чем-то я тогда умолчала — посчитала, что ты маленькая и не поймешь, но позже всё равно собиралась всё рассказать. Что конкретно ты хочешь узнать?
— Мне бы хотелось выяснить, кто моя мать, если о ней вообще хоть что-то известно, — сказала Мариам, беря в руки метрику и поднося ее к глазам.
— По официальным данным, тебя нашли перед дверью больницы, а поиски матери ни к чему не привели, — сказала Феруз и посмотрела на Анну с Джамалом, то ли чтобы смягчить горечь фактов, то ли потому, что не могла сдержать улыбки при виде детей Мариам. — Сотрудница социальной службы, которая с нами работала, сообщила еще кое-что. Оказывается, полицейские в результате расследования так ни к чему и не пришли, потому что предполагаемая мать, судя по всему, исчезла. На обращение полиции откликнулась соседка. По ее словам, у одной семейной пары с ее улицы была дочь, незамужняя, которая забеременела. Они поляки, бежали в войну. Из-за коммунистов не могли вернуться, вынужденно задержались в Англии на несколько лет. Планировали переехать, только соседка не знала куда, в Австралию или Южную Африку. Но точно либо туда, либо туда. При ней они еще колебались, но, скорее всего, в итоге выбрали Австралию. Она видела, как они уезжают, но они так спешили, что ничего спросить она не успела. Это, конечно, не мое дело, сказала она, только дочка их была уже без живота, а никакого ребенка при ней не было. Люди тогда такие вещи мигом подмечали. Но что между этими событиями может быть связь, она сообразила лишь пару недель спустя, когда полиция обратилась к гражданам за информацией.
Полиция провела расследование, выяснила, где работала та молодая женщина, и опросила некоторых из ее сослуживцев. Те сказали, что она уже несколько месяцев как уехала, а куда — они не знают. Она встречалась с солдатом, не британцем, черномазым, со светлой кожей. Люди тогда не стеснялись так выражаться. Вот что нам рассказала сотрудница соцслужбы, и именно это, по ее словам, было изложено в деле. Черномазый, со светлой кожей — это могло означать что угодно, но мы не собирались разыскивать этих людей и имен спрашивать не стали. Надо было догадаться, что однажды тебе захочется всё узнать, но тогда мне и в голову не пришло. В любом случае это всего лишь домыслы, потому что та женщина исчезла, а полиция так и не сумела установить ее причастность.
Досказав эту невеликую историю, Феруз повернулась к Виджею, словно узнать, не хочет ли он что-то добавить, но на деле, решил Джамал, чтобы спрятаться от потрясенного, напряженного взгляда Ма.
— Почему вы меня взяли? — спросила Мариам. — Незаконного ребенка от неизвестно кого? Еще и темнокожего. Который не прижился в прошлых семьях. Не страшно было? Почему вы взяли меня?
Ответила Феруз не сразу. Джамал наблюдал за ней. Она снова покосилась на Виджея, словно собираясь с духом и выбирая, какой дать ответ, попроще или посложнее. И в итоге, кажется, выбрала тот, что попроще.
— Нам хотелось помочь, — сказала Феруз, и в голосе ее прозвучала едва уловимая мольба. — Это была его идея. Он сказал: нам в жизни повезло. Мы здоровы, счастливы, обеспечены, и раз уж мы не можем завести собственного малыша, нужно взять какого-нибудь обездоленного ребенка. Мы обратились в службу, и нам дали тебя. Мы решили, что будем заботиться о тебе, как о своей, пока ты не встанешь на ноги. Для меня ты была всё равно что родная.
Мариам встала и подошла к Феруз. Обняла, поцеловала, потом обняла и поцеловала Виджея. Ближе к вечеру они сели на поезд до Нориджа. На прощание Феруз расплакалась, обняла Мариам, и Анну с Джамалом тоже. Каждый пожал безжизненную руку Виджея, и Феруз уверяла, что он улыбается. В поезде дети не тревожили Мариам, терпеливо ожидая, пока она соберется с мыслями и захочет говорить.
— Получается, я полька, — проговорила она, удивляясь усложнившейся картине своей жизни.
