Ингер Эдельфельдт - Созерцая собак

Мы расстались и снова увиделись и очень скоро стали людьми, между которыми возникли «отношения».

Я почувствовал себя «мужчиной, у которого есть женщина». Но мое восприятие Эллы постоянно менялось: то она представлялась мне лучшим, что случилось со мной в этой жизни, то меня мучили сомнения и я разглядывал ее критическим взглядом, так что каждая пора, каждый оттенок в ее лице наполнял меня отвращением, и вся она со своей неизменной болтовней и смехом казалась ужасно назойливой.

Я не верю в «судьбу». Скорее просто по несчастливой случайности в один прекрасный день на исходе февраля я встретил в городе своего бывшего коллегу Маркуса М., к тому времени мы были знакомы с Эллой около двух недель.

Как я уже упоминал, мне всегда хотелось быть «хорошим человеком», что бы это ни означало.

И поскольку я заметил, что М. М. сам на себя не похож: от старого, доброго, смешливого парня и следа не осталось, я не ограничился лишь беглым приветствием, а остановился спросить, как идут дела.

И тут выяснилось, что он только что развелся с женой и ему негде жить.

Я был ошарашен. М. М. всегда представлялся мне образцом доброго семьянина, работящего и жизнерадостного.

А теперь дошло до того, что на нем была дырявая куртка и жил он у какого-то знакомого, с которым не очень-то ладил.

Хотя в нем было нечто подобострастное и потому отталкивающее, я немного прошелся с ним вдоль Свеавеген, потому что мне надо было купить золотой краски, чтобы нарисовать генеалогическое древо.

Помню, он сказал: «Да, знаю, ты ведь никогда не хотел работать учителем, тебе было ближе искусство», словно полагал, что мой преждевременный уход на пенсию достаточных оснований не имеет.

Я решил, что бедняга, наверное, немного завидует.

Перед тем как попрощаться, он протянул мне грязный клочок бумаги со своим телефоном и сказал, чтобы я позвонил ему, если услышу, что кто-то сдает квартиру.

Всего лишь несколько дней спустя, когда мы с Эллой прогуливались от картинной галереи «Лильевальхс» в сторону центра и я как раз пребывал в том состоянии духа, когда находил ее необыкновенно милой, красивой и умной, она вдруг повела разговор о своем бедственном финансовом положении — она и раньше об этом заговаривала. У нее было много долгов, аренда ее недавно отремонтированной однокомнатной квартиры обходилась совсем не дешево, пособия по безработице не хватало. Она одолжила денег у сестры, с которой была не в лучших отношениях.

Через день после нашего разговора мне и пришла в голову эта идея.

Обычно мне бывает очень сложно изменить своим привычкам. Но иногда вдруг на меня находит необъяснимое желание совершить какой-нибудь «радикальный» поступок, сделать что-то новое и мне несвойственное — возможно, лишь для того, чтобы переубедить критический голос, звучащий у меня внутри и подчас довольно упрямо указывающий на то, что я человек скучный, брюзгливый и вообще настоящий «зануда».

Так вот, когда у меня возникает идея фикс, я, как правило, воплощаю ее в жизнь или, по крайней мере, всецело ей отдаюсь.

В тот раз ночью мне показалось, будто на меня снизошло озарение: ведь Элла может сдать свою квартиру М. М. и некоторое время пожить у меня, таким образом мы оба заработаем «немного деньжат», в особенности если учесть, что она вложила несколько сотен в обстановку квартиры.

Речь шла о том, чтобы сдать ее приблизительно на полгода, потому что в сентябре — октябре в моем доме будут менять трубы и часть жильцов временно переселят в другое место.

По моим подсчетам, за полгода Элла могла бы накопить больше двенадцати тысяч крон, а я — больше восьми, если она будет платить половину моей квартплаты, которая для двоих была относительно невысокой.

Я попытался напомнить себе, что создан для одинокой жизни, но тогда моя идея представлялась мне необыкновенно привлекательной, я не мог от нее отказаться.

Пусть Элла иногда бывает чересчур экзальтированной, человек-то она, в общем, хороший, у нее есть свои интересы, дурные привычки отсутствуют, у каждого из нас будет своя комната. К тому же мы могли бы помочь моему несчастному сослуживцу, который оказался в такой переделке. Поэтому я «отмел все сомнения» и после бессонной ночи позвонил Элле, чтобы изложить свой план.

Сначала она колебалась, у нее было много вопросов и опасений, но они казались не слишком серьезными, и разрешить их особого труда не представляло.

Я позвонил М. М., и, несмотря на высокую арендную плату, он тотчас загорелся этой идеей. Уже на следующий день он явился к Элле посмотреть квартиру, причем пришел он в обществе неожиданно юной дамы, которая показалась мне несколько «развратной», хотя Элла была от нее в полном восторге.

Мне уже не было так отчаянно жаль его, когда я увидел его спутницу.

Как только мы уладили этот вопрос, я стал переживать по поводу того, что наше с Эллой совместное проживание может оказаться далеко не таким беспечным, не исключено даже, что это будет мучительно для нас обоих. Но к тому моменту все уже было решено окончательно и бесповоротно, к тому же инициатива принадлежала мне самому.

Я часто задумываюсь о том, что же за человек Элла и что такого она во мне нашла.

Она ведь была не просто влюблена в меня, она временами была настолько «страстной», что мне становилось неловко.

Возможно, вы понимаете, что я имею в виду? Или я так сильно отличаюсь от остальных мужчин, если хочу, чтобы женщина в постели сохраняла немного достоинства, а не набрасывалась на мужчину, как дикий зверь?

Я, конечно, понимаю, что у нее долгое время «никого не было», прежде чем она повстречала меня. Эта мысль меня тоже немало беспокоила, потому что каждому мужчине хочется выбрать женщину, которая нравится другим, и иногда я вновь думал, что она «немного не в себе», что на ней стоит печать социального изгоя и — что совсем уж невыносимо — такая печать стоит и на мне.

Сейчас, после того случая с окном, мне сложно вновь почувствовать себя «нормальным членом общества», и мне конечно же до сих пор причиняет боль мысль о том, что в обществе меня сбросили со счетов, «забраковали», и, так или иначе, по мне это было всегда заметно.

Ведь я обычно уделял особенное внимание надлежащему поведению в обществе — как в отношении других людей, так и самого себя, я старался заслужить уважение, быть «полноценным». Неужели теперь у меня больше нет этих амбиций? И что же появилось взамен?

Никак не могу закончить, просто оторваться не могу от тетради. Когда я встаю и думаю: «Там, снаружи, меня ждет жизнь», меня начинает трясти, словно в лихорадке. Надеюсь, лекарства и вправду постепенно приведут меня в «гармоничное состояние».

Вы не раз просили меня подробнее рассказать о семье, я ведь только и сказал, что мой брат весит сто пятьдесят килограммов и никогда не выходит из дома, а мать, несмотря на свой преклонный возраст, «ухаживает» за ним.

Помню вашу реакцию, когда я сказал, что они — то есть мать и Торгни — «только обрадуются», если услышат, что я вытворял (слава Богу, они об этом никогда не узнают!).

Вы спросили, почему я так думаю, и в действительности я не смог найти этому подобающего логического объяснения.

Итак, почему же они обрадуются?

Не знаю. Все это у меня на уровне ощущений, точно так же у меня есть чувство, будто они оба считают мои проблемы с ушами «психическими симптомами» и веселятся на эту тему, потому что в таком случае я «ничем не лучше» Торгни, который болен агорафобией, хотя на самом деле он просто-напросто стыдится показываться на улице из-за своего непомерно жирного тела.

В голове не укладывается, как он ухитрился так чудовищно растолстеть. Сам я всегда держу себя в форме, даже если пребываю в подавленном расположении духа и совершенно не хочу предпринимать лишние телодвижения, я ведь знаю, что настроение повышается, если с физическим состоянием все в порядке.

Он и правда очень много ест, любит закусить перед сном, но, может быть, у него проблемы с обменом веществ? Он всегда был неуклюжим и не склонным к каким-либо действиям, но иногда я спрашиваю себя, не я ли довел его до такой жизни, поскольку в детстве слишком часто его «задирал»?

С другой стороны, ему сорок три года, и он, безусловно, сам отвечает за себя и свой характер на сегодняшний день.

Конечно, иногда я был «злым ребенком», но ведь старшие братья всегда верховодят над младшими, и винить их за деградацию последних в более взрослом возрасте просто бессмысленно.

Но я так и не ответил на вопрос, почему они обрадуются.

Может быть, они оба видят что-то смешное в том, чтобы бороться с самим собой, в стремлении измениться, в желании идти дальше, развиваться и расширять горизонты?

«Поделом ему, — скажут они. — А то ишь губу раскатал, думает, он лучше нас».

Хотя сейчас я уже сомневаюсь. Возможно, я их недооцениваю. Если человек чему-то и учится с годами, так это тому, что обычно все получается не так, как он предполагал, не надо строить догадки.