Лариса Васильева - Бессонница в аду
Она махнула рукой, останавливая машину, и сказала ему:
— Счастья тебе, Алешка… — машина остановилась, Алеша придержал ее за руку:
— Ты знаешь, как меня зовут?
— Услышала сейчас.
Ей так хотелось расспросить его о том, как он жил эти годы, как там отец, как ее сестра, племянница и все ее друзья, знакомые, но она позволила только один вопрос:
— А ты, случаем, не женат?
— А, вот ты чего боишься… — радостно вскричал он. — Нет, это место свободно, ты вполне можешь его занять…
Что-то разговор сворачивает не туда, куда надо, пора бежать…
— До свиданья, — Вика села в машину.
— Стой, ты куда?! Подожди…
Она уехала, Алексей озадаченно смотрел вслед машине. К нему подошел друг:
— Что это за девочка? Познакомь…
— Я сам ее не знаю… Слушай, понял, кого она мне напомнила — мою мать…
— Тогда у тебя была потрясающе красивая мать. Да, клевая мамочка, такую бы мамочку найти для моих будущих детей…
Ну вот, и в этом Хан был прав: ее сын выстоял без нее, живет и учится, не пропал. Она вытерла слезы и машинально взглянула на газету, которую все еще держала в руках. «Комсомолка», субботняя «толстушка», как давно она не покупала ее… Перевернула страницу, и ей в глаза бросилось слово «ХАН»: «Туристическая фирма «ХАН» настойчиво приглашает на встречу тех, кто раньше воспользовался ее услугами», указано место и дата встречи — каждая суббота…
Виктория ринулась в читальный зал, пролистала подшивку газеты. Оказалось, эта фирма уже третий месяц собирает своих туристов, объявления печатались в каждом субботнем выпуске. Она осталась в Москве до субботы. Удержалась, не пошла на следующий день еще раз взглянуть на Алешку, нельзя дразнить судьбу. Сидела в гостинице, делала наброски.
Конечно, Хан запретил бы ей так поступать, возможно, это ловушка, но как не пойти?! Ей так хотелось увидеть Павла, возможно, единственного человека, с которым она могла бы без опаски поговорить о прошлом. Только он мог рассказать ей о том, как умер Хан, как он прожил последние дни, только с ним можно было просто повспоминать ее любимого, ее безумного гения…
Но это к тому же был тот человек, который мог опознать ее. С другой стороны, если за все эти годы она ни разу не обмолвилась о Центре, зачем спецслужбам убирать ее?
Вика сразу увидела Пашу, он почти не изменился, залысины только стали выше. Сидел на скамье с газеткой в руках, но не читал, а поглядывал по сторонам. Если Павел приходит сюда не один месяц, то он тут уже, наверно, выучил каждый кустик. Павел взглянул в ее сторону, и она приостановилась, но он равнодушно отвернулся. Тогда Вика села на скамью немного в стороне от него и незаметно огляделась. Вокруг не было ни единого подозрительного человека, здесь вообще было мало людей. Редкие прохожие спешили мимо, не глядя по сторонам, скамейки на бульваре в пределах видимости были пусты. Павел поднялся, оглядел пустынную аллею, бросил газету в урну и не спеша пошел прочь. Не узнал? И не удивительно, тогда, после ванны, она была похожа на скелет, обтянутый кожей.
Вика так же неторопливо, прогулочным шагом, пошла следом за ним. Он заметил, что девушка встала, оглянулся на нее раз, другой, а поворачивая за угол, приостановился, внимательно посмотрел еще раз и скрылся. Вика дошла до поворота, поколебалась и шагнула вперед. Павел стоял за углом в двух шагах. Он сразу махнул ей рукой и скрылся в подворотне. Переулок был пуст, и Виктория пошла за ним. В подворотне он молча взял ее за руку:
— Неужели это ты?
— Это я, Паша.
И тогда, в этом чужом проходном дворе, Павел обнял и прижал ее к себе. Вика разрыдалась. Когда он отстранился, его глаза тоже были мокрыми.
— Наконец-то ты появилась! Какая красавица! А я, представляешь, словно забыл, что ты изменилась, все ждал ту, которой ты была раньше… А когда ты пошла следом за мной, — как обухом по голове: ничего себе, это же Мария! Никогда бы не узнал, если бы не ждал тебя.
— Марии больше нет. Ну, Паша, рассказывай обо всем, о Хане…
— Давай сядем, вон скамья. Хан умер через два месяца после твоего отъезда.
— Зря я уехала так рано…
— Нет, не зря, ему все время кололи морфий, а в последнее время он уже никого не узнавал.
— Бедный мой…А я-то все надеялась, что он приедет ко мне! Я сначала по телевизору в новостях его увидела, фотографию Хана показали. Я же ни имени, ни фамилии не знала, теперь хотя бы знаю, как его звали… На фотографии он был намного моложе. Потом подумала, а вдруг я обозналась… Даже когда объявление твое прочла, все равно надеялась — думала, а вдруг он, как и я, сбежал, скрывается, вдруг все-таки выздоровел. Так ждала его… Даже сейчас ехала к тебе и думала, а вдруг это он… Там, в Центре, лучшие медики работали, и никто не смог ему помочь…
— Операцию ему предлагали, и не раз, но он отказывался.
Они помолчали, у Вики было такое чувство, словно она опять, в который раз прощалась с Ханом.
— Как ты оттуда выбрался?
— Да еще год поработал, о твоем отъезде так никто и не узнал, всем сообщили, что ты умерла, как и предыдущие испытуемые. Ребята, те, кто знал о тебе, все слово сдержали. После его смерти я стал вести тему, тянул целый год, боялся, что всех поубивают, уберут, если закрою, но потом все же сообщил в Москву о бесперспективности этого научного направления. О том, что без Хана невозможно доработать, и вот тему закрыли. Убирать всех подряд не стали, смысла в этом уже не было — информация ведь быстро устаревает, секретные сведения становятся достоянием гласности. Потому кое-кого просто отпустили, но некоторым все-таки устроили «несчастные случаи». Я случайно узнал о них, но, как видишь, сам выбрался оттуда живой, отпустили. Год прошел, тогда только стал искать тебя. Да, — вспомнил Павел, — Хан успел еще Шуре дать препарат, и через месяц ее не стало. Узнал, что это она корзиночку тебе подавала, не простил ей предательства.
— А девчонки, кто выжил?
— Да все живы, многие так там и остались, не захотели уезжать. Центр получил новое руководство, а ему тоже обслуга нужна. Вроде бы, теперь это открытое учреждение…
— А как Леонид Сергеевич?
— Помер, конечно. От такого «лечения» никто не выздоравливал, Валентин тоже, но он дольше протянул, молодой же был, организм сильный, дольше Хана прожил. Им сказали о твоей смерти и выпустили из изолятора, больше препарат не давали.
— А почему ты оттуда ушел? Ну и правил бы дальше. Хан ведь не скрывал от тебя свои разработки… Я же — удачный эксперимент, ты бы наверняка смог его повторить, ведь все время присутствовал, когда Хан меня оживлял, собирал из кусочков… Мог бы сказать, что это ты добился такого результата, омолодил бы всех стариков и старух…
— Не захотел я делать кому-то такие подарки — вторую жизнь давать, не верю, что ее получат самые достойные. На мой взгляд, только ты и заслуживала этого…
— Ты меня просто огорошил… — Вика в изумлении смотрела на Павла. — Почему это я достойна? Да там одна Рита чего стоила — такие яркие девушки редко встречаются: и внешность, и ум, обаяние, чувство юмора… Вот уж, природа не поскупилась, да? Жаль ее… До сих пор себя ругаю, что не поговорила с ней. Ее бы вовремя оттуда вывезти — она бы осталась жить, забыла бы Хана.
— Рита была хороша…
— А ты оттуда уехал со своей женой, у тебя же там была девушка? Наверно, и дети уже есть?
— Она осталась там, мы расстались сразу после смерти Хана. Жили просто рядом, но друг друга не понимали, потом она влюбилась в одного охранника и ушла к нему. Она-то давно знала, что я люблю другую.
— Да? Так ты женат на другой?
— Нет. А ты живешь одна?
— Ты еще спрашиваешь, конечно, одна. Со своей дочкой…
— Что, так и любишь его?
— Люблю. Паша, а почему ты Хана не вылечил в той ванне? Я все время об этом мечтала…
— Была такая мысль, но там все было построено на том, чтобы мозг оставался невредимым, а у него как раз вся проблема с головой. Там надо было многое менять. Если бы шеф прожил дольше, я бы, конечно, все равно попробовал… Только не думаю, что у меня сразу бы получилось, он не везде руководствовался расчетами, полагался на свою интуицию… Он тоже понимал, что я не смогу, сказал мне как-то: «Жаль, я тебя не подготовил…»
Павел посмотрел на нее.
— Никак не привыкну к твоему новому лицу, пока не смотрю на тебя — все вроде в порядке, а как взгляну — другой человек…
— Я понимаю, сама от зеркала полгода шарахалась. И сны такие жуткие снились, будто кожа с меня слезает, волосы выпадают. Смотрю на себя в зеркало, а вижу какого-то монстра, как в фильме ужасов, без кожи…
— Так и было в ванне.
— Бр-р! Это самое жуткое воспоминание! А после нее как было ужасно — взрослый человек, а беспомощная, как младенец. Бедный Хан, как он со мной нянчился тогда.
— Я бы тоже нянчился…
После такого признания Вике почему-то было неловко оставаться с Павлом, и она вскоре ушла. Но они увиделись на следующий день, провели его вместе и договорились перезваниваться. Потом Вика улетела к себе. Павел стал частенько названивать ей, через пару месяцев приехал, потом еще один раз, другой. Центр наложил на них обоих свой отпечаток, оба были посвященными в его тайну, и потому им было легко вдвоем. Вике нравилось, не таясь, вспоминать о Хане, о той странной жизни, а Павла теперь неудержимо влекло к ней. Притягивала ее двойственность — сквозь внешность Виктории вдруг проглядывала Мария, это завораживало его.
