Грэм Грин - Человеческий фактор

– Да? Доктор Персивал у телефона. Кто это?

– Дэйнтри.

– Добрый вечер, дорогой друг. Есть новости? Где вы?

– Я в Беркхэмстеде. Я видел Кэсла.

– Ясно. И каково ваше впечатление?

Гнев развеял слова, которые он собирался произнести, и разорвал их в клочья, как рвут письмо, решив его не посылать.

– Мое впечатление, что вы убили не того человека.

– Не убили, – мягко возразил доктор Персивал, – а ошиблись в дозировке. Это средство не было ведь перед тем проверено на человеке. Но почему вы думаете, что Кэсл?..

– Потому что он уверен, что Дэвис не виноват.

– Он так и сказал?

– Да.

– И что же он думает делать?

– Ждет.

– Ждет чего?

– Что будет дальше. Жена ушла от него, взяв с собой ребенка. Он говорит, что они поссорились.

– Аэропортам уже послано предупреждение, – сказал доктор Персивал, – и морским портам, конечно, тоже. Если он решит бежать, у нас будет доказательство prima facie… [здесь: прямое (лат.)] но все равно понадобятся неоспоримые улики.

– В случае с Дэвисом неоспоримые улики вам не потребовались.

– На этот раз шеф на этом настаивает. Что вы сейчас делаете?

– Еду домой.

– Вы спрашивали его про записку Мюллера?

– Нет.

– Почему?

– Не было необходимости.

– Отличная работа, Дэйнтри. Но почему, вы думаете, он был с вами так откровенен?

Дэйнтри, не отвечая, положил трубку на рычаг и вышел из будки. Тот, другой, посетитель спросил:

– Прав я был, а? Вы – инспектор Бюро налоговых сборов.

– Да.

– Вот видите, мистер Баркер. Снова я попал в точку.

А полковник Дэйнтри медленно пошел к выходу и направился к своей машине. Он запустил мотор и некоторое время сидел в ней, глядя, как капли дождя стекают по ветровому стеклу. Затем выехал со двора и повернул в направлении Бохмура, Лондона и своей квартиры на Сент-Джеймс-стрит, где его ждал вчерашний камамбер. Ехал он медленно. Ноябрьская морось перешла в настоящий дождь, а потом появилась и крупа. Он подумал: «Что ж, я поступил так, как, сказали бы они, требовал мой долг», и, хотя он ехал домой, где его ждал стол, за который он сядет писать свое прошение об отставке, Дэйнтри не спешил. Мысленно он уже считал себя в отставке. Он говорил себе, что теперь он свободный человек и нет у него больше ни перед кем ни долга, ни обязанностей, но никогда еще ему не было так одиноко, как сейчас.

Раздался звонок. Кэсл давно его ждал и, однако же, медлил подойти к двери: ему казалось теперь, что он был до нелепого оптимистичен. К этому времени младший Холлидей уже наверняка все выболтал, «тойота» была одной из тысячи «тойот», спецслужба, по всей вероятности, ждала, пока он останется один, и он знал, что был до нелепого неосторожен с Дэйнтри. Раздался второй звонок, потом третий – Кэслу ничего не оставалось, как открыть. Он направился к двери, сжимая в кармане револьвер, но теперь толку от него, как от заячьей лапы. Не мог он огнем проложить себе путь с острова. Буллер глухо рычал, оказывая ему мнимую поддержку, но Кэсл знал, что, когда дверь откроется, Буллер тотчас станет ластиться к вошедшему. Сквозь цветное стекло, залитое дождем, он не мог разобрать, кто стоит на крыльце. Но и открыв дверь, не разглядел пришельца – лишь увидел нахохлившуюся фигуру.

– Отвратительный вечер, – произнес в темноте голос, который Кэсл тут же узнал.

– Мистер Холлидей… вот уж никак не ожидал вас увидеть.

А сам подумал: «Он пришел просить меня помочь сыну, но что я могу сделать?»

– Хороший пес, хороший, – явно нервничая, говорил едва различимый в темноте мистер Холлидей Буллеру.

– Входите же. Он вполне безобидный, – заверил его Кэсл.

– Я вижу, что он отличный пес.

Мистер Холлидей осторожно вошел, держась стены, и Буллер, мотая обрубком хвоста, обслюнявил его.

– Как видите, мистер Холлидей, он дружен со всем миром. Снимайте пальто. Входите же, выпьем виски.

– Я не из пьющих, но не скажу «нет».

– Я огорчился, услышав по радио про вашего сына. Вы, должно быть, очень встревожены.

Мистер Холлидей прошел вслед за Кэслом в гостиную. Он сказал:

– Такого следовало ждать, сэр, может, хоть это послужит ему уроком. Полиция вывезла уйму всего из его магазина. Инспектор показал мне одну-две вещицы – право же, омерзительно. Но я сказал инспектору: сам-то мой сын едва ли это читает.

– Надеюсь, вас полиция не потревожила?

– О нет. Я ведь уже говорил вам, сэр: они, по-моему, действительно меня жалеют. Они знают, что я держу совсем другого рода магазин.

– А вы сумели передать сыну мое письмо?

– Ах нет, сэр, я счел разумнее не делать этого. В данных обстоятельствах. Но не беспокойтесь. Я передал ваше послание куда следовало.

Он взял книгу, которую Кэсл пытался читать, и посмотрел на заглавие.

– Как это, черт возьми, понимать?

– Видите ли, сэр, вы, по-моему, всегда находились во власти некоторого недоразумения. Мой сын никогда не занимался ничем похожим на ваши занятия. Но они считали, лучше будет – на случай неприятностей, – чтобы вы именно так думали… – Он пригнулся к газовому камину и стал греть руки; когда он поднял глаза, в них плясали хитрые огоньки. – Так что вот, сэр, при том, как складываются дела, надо нам забирать вас отсюда – и быстро.

Сознание, сколь мало ему доверяли даже те, у кого было больше всего оснований ему доверять, до глубины души потрясло Кэсла.

– Извините, что я спрашиваю вас, сэр, но где сейчас ваша жена и ваш мальчик? Мне приказано…

– Утром, когда я услышал про вашего сына, я отослал их отсюда. К моей матери. Она считает, что мы поссорились.

– Ах, значит, одна трудность с пути устранена.

Достаточно согрев руки, мистер Холлидей-старший обошел комнату, оглядел полки с книгами. И сказал:

– Я дам вам за них меньше любого другого книготорговца. Двадцать пять фунтов задатку – это все, что дозволено вывозить из страны. Банкноты при мне. Ваши книги мне подойдут. Вся эта «Мировая классика» и «Для всех и каждого». Их не переиздают, хоть и следовало бы, а если переиздают, то цены!..

– Мне казалось, – заметил Кэсл, – что нам следует спешить.

– За последние пятьдесят лет, – сказал мистер Холлидей, – я научился делать все не торопясь. Стоит устроить спешку – и наверняка наделаешь ошибок. Если у вас есть полчаса, внушайте себе, что у вас их три. Вы что-то сказали, сэр, насчет виски?

– Если в нашем распоряжении есть время… – Кэсл налил виски в два стакана.

– Время у нас есть. Я полагаю, у вас приготовлен чемодан со всем необходимым?

– Да.

– А как вы намерены быть с собакой?

– Очевидно, оставлю пса здесь. Я об этом не думал… Может быть, вы могли бы отвезти его к ветеринару.

– Неразумно, сэр. Если начнут его искать, протянется ниточка между вами и мной, а этого делать не стоит. Так или иначе, надо, чтобы пес часа два-три посидел тихо. Он лает, когда остается один?

– Не знаю. Он не привык быть один.

– Я думаю сейчас о соседях – они могут пожаловаться. Кто-то из них может позвонить в полицию, а нам ни к чему, чтобы полицейские обнаружили, что в доме пусто.

– Так или иначе, они достаточно скоро это обнаружат.

– Это уже не будет иметь значения, когда вы благополучно переберетесь за границу. Жаль, что ваша жена не взяла с собой пса.

– Она не могла. У мамы есть кошка. А Буллер мгновенно кидается на кошек.

– Да, боксеры обычно дурно себя ведут, когда дело касается кошек. У меня самого есть кот. – Мистер Холлидей потрепал Буллера за уши, и Буллер завилял хвостом. – Так оно и выходит, как я сказал. Когда спешишь, непременно о чем-то забываешь. К примеру, о собаке. У вас есть погреб?

– Не звуконепроницаемый. Если вы думали запереть его там.

– Я заметил, сэр, что в правом кармане у вас, похоже, лежит оружие… или я ошибаюсь?

– Я подумал, если придет полиция… В нем всего одна пуля.

– Советчиком было отчаяние, сэр?

– Я еще не решил, воспользуюсь ли я им.

– Я бы предпочел, чтобы вы отдали его мне, сэр. Если нас остановят, у меня хоть есть разрешение на ношение оружия: магазины ведь нынче грабят. Как его зовут, сэр? Я имею в виду пса.

– Буллер.

– Иди сюда, Буллер, иди сюда. Вот умница. – Буллер положил морду на колено мистера Холлидея. – Умница, Буллер. Умница. Ты же не хочешь, верно, устроить неприятность такому хорошему хозяину. – Буллер помахал обрубком хвоста. – Они, похоже, понимают, когда их любят, – заметил мистер Холлидей. Он почесал Буллеру за ушами, и Буллер всем видом показал, что благодарен за это. – А теперь, сэр, если не возражаете, дайте-ка мне револьвер… Ах, ты, значит, убиваешь кошек… Ах, паршивец…

– Выстрел услышат, – сказал Кэсл. – А мы прогуляемся в погреб. Один выстрел – никто и внимания не обратит. Подумают, это выхлопные газы.

– Он с вами не пойдет.

– Посмотрим. Пошли. Буллер, мальчик мой. Пошли гулять, гулять, Буллер.

– Вот видите. Не идет.

– Пора нам двигаться, сэр. Придется вам спуститься со мной. Я-то хотел вас от этого избавить.