Фэнни Флэгг - Стоя под радугой
Мисс Анна Хэтчер, учитель драмы с красивым голосом и нежными карими глазами… Мисс Анна Хэтчер, разбившая ему сердце, когда в начале его предпоследнего класса обручилась с Хью Спэрроу, учителем по гражданскому праву у старшеклассников. Спэрроу был престарелым вдовцом с двумя детьми. Бобби в том году подрабатывал в кинотеатре билетером, они пару раз приходили в кино, и он провожал их до места. Глядя, как этот пузатый, лысеющий мужик идет перед ней по проходу, Бобби морщился, и его едва не стошнило от отвращения, когда негодяй обнял ее пониже спины, будто она уже его собственность. Ох как Бобби его ненавидел. Ему было ясно, что Спэрроу не понимает, насколько она чудесная. Что ей нет равных. Он просто не мог любить ее так, как Бобби. Спэрроу нужна была мать для его детей. Бобби представлял, как приходит к ней в дом, признается в любви и просит ее руки. Представлял, как вызывает учителя по гражданским правам на дуэль и убивает. Но ни того ни другого он не сделал. Вместо этого в день восемнадцатилетия он записался в армию. Лишь бы оказаться подальше в день их свадьбы. Он думал о ней всю войну. А теперь, когда оказался дома, безумная, сжигающая любовь напоминала о себе лишь тупой болью в желудке, когда он ее видел или слышал ее имя.
Вернувшись, он чувствовал себя примерно так же, как раньше, по субботам, когда они с Монро вываливались из кинотеатра, обалдевшие после четырех часов кино и мультиков. В сравнении с миром грез производства «Техниколор» реальность за стенами кинотеатра казалась серой и выцветшей. Никакой тебе красивой музыки за кадром, а люди скучные и безликие.
Ощущение было, будто из мира исчезло все волшебство. Он скучал и не находил себе места.
Но как-то вечером Монро и его жена, Пегги, вытащили Бобби в кафе для автомобилистов «Полярный медведь». К их машине подкатила на роликах Ванда Рикеттс в короткой юбочке с бахромой и приняла заказ, и внезапно в глазах Бобби вспыхнул прежний огонек.
– Кто это? – спросил он, когда она отъехала.
Пегги рассказала, что Рикеттсы несколько лет назад переехали в город, и добавила:
– Я слышала, она довольно неразборчива.
– Правда? – Любопытство Бобби только возросло.
Как выяснилось, Ванда прослыла роковой женщиной в старшей школе Элмвуд-Спрингса. Татуировка «ВАНДА» уже красовалась на руках нескольких мальчиков, среди которых был паренек Докриллов, собиравшийся стать священником.
За ней ухлестывали трое-четверо ребят в городе, но они не шли в сравнение с Бобби, теперь симпатичным молодым человеком. Вскоре Бобби и мисс Ванда Рикеттс стали темой жарких сплетен, и прежняя радость жизни постепенно стала к нему возвращаться – вместе с воображением. Как всегда, он начал идеализировать Ванду и видеть то, чего не было. Два месяца он был ослеплен идеей, что она как две капли похожа на Мэрилин Монро, что было далеко от правды – дальше не бывает. На крашеных светлых волосах и принадлежности этой особы к женскому полу сходство и заканчивалось. Когда он впервые привел ее в дом обедать, она, приклеив жвачку на край тарелки, доложила:
– Мы всей семьей большие фанаты рислинга. Мы с мамой считаем Шикарного Джорджа просто вкусняшкой – так бы и съели. Мама говорит, он может ставить свои ботинки к ней под кровать в любое время дня и ночи.
– Вот как? – вежливо откликнулась Дороти не моргнув глазом, Док и Мама Смит уткнулись в свои тарелки, но Бобби, не замечая внезапного затишья за обеденным столом, продолжал пялиться на нее собачьими глазами. Понятное дело, Ванда не произвела на Дороти приятного впечатления, однако сыну она ни словечком не обмолвилась.
Однажды Бобби заскочил в кафе «Троллейбус» и тараторил без перерыва о том, какая Ванда раскрасавица, а потом спросил Джимми, как ему нравится идея, чтобы они поженились. Раньше Джимми ничего не говорил, но тут, раз его спросили, ответил:
– Честно говоря, я думаю, это будет большая, непоправимая ошибка. Родители тебя отговаривать не станут, но я лично не желаю, чтобы ты превращал свою жизнь в кошмар только потому, что какая-то официанточка из придорожной забегаловки тебе задурила голову и ты перестал соображать. Если девчонка залетит, все, ты с ней на всю жизнь повязан. Подумай, что ты творишь, дружище, пока не поздно.
Тут за хот-догом пришел парикмахер Эд. Прежде чем уйти на кухню, Джимми быстро проговорил:
– Поверь, эта деваха не для тебя. Ты достоин лучшего.
У Бобби было ощущение, что ему в лицо плеснули холодной воды. Но Джимми, конечно, был прав. Постепенно розовая пелена таяла, он начал подмечать и недостатки Ванды, и что она все меньше походит на Мэрилин Монро. Он пригляделся повнимательнее к ее семейству. Мать – морщинистая версия Ванды с такими же высветленными волосами и нарисованными карандашом бровями, в свои пятьдесят носит короткие шорты и завязанный на шее топ, который впору только девочке-подростку. Отец с грязными ногтями все пытался показать Бобби свою коллекцию журнала «Старше шестнадцати». Да и остальные Рокеттсы… ужас. И все, чары потеряли силу. Перспектива до конца дней проводить праздники с Рокеттсами решила дело.
Мама Смит высказала Дороти свое мнение об этом семействе:
– Вульгарны, милая, банально вульгарны.
Бобби сообщил матери, что порвал с Вандой, и она не стала спрашивать почему. Сказала только:
– Дорогой, уверена, ты знаешь, что тебе лучше.
Когда он спросил мнение Монро по этому поводу, тот ответил:
– Рад слышать. Мы с Пегги не хотели тебе говорить, но эта девица тупа как фонарный столб.
Спустя несколько месяцев Ванда, явно не слишком огорченная разрывом с Бобби, сбежала из дома с двадцатипятилетним менеджером из закусочной «Полярный медведь».
А еще через две недели Мак, встретив Бобби в парикмахерской, сказал:
– Похоже, ты чудом уцелел, а?
Город-то маленький.
Тот Хутен снова наносит удар
В пятницу, после того как Мак встретил Бобби, он рылся в подсобке в поисках удлинителя длиной в пятнадцать футов для Старика Хендерсона, когда зазвонил телефон.
– Я отвечу, ладно? – сказал Мак и взял трубку: – Магазин инструментов.
Это была Норма:
– Мак.
– Привет, дорогая. Можно я тебе перезвоню? У меня покупатель.
– Я подожду.
– Ну жди.
Он положил трубку на стол и вернулся к старику, который стоял в проходе и вытягивал один за другим удлинители, пытаясь прочесть надпись на упаковке.
– Вам обязательно пятнадцатифутовый? – спросил Мак.
– Да, – сказал старик, – хотя можно и двадцати… На двадцать у вас есть?
– А для чего?
– Хочу телевизор на веранду перенести, чтобы смотреть игру.
– А на веранде розетки нет?
– Если б была, поперся бы я за удлинителем, а?
Мак рылся в упаковках, наконец выудил одну:
– Вот на двадцать пять.
Мистер Хендерсон посмотрел с подозрением:
– На сколько потянут лишние десять футов?
– Не беспокойтесь, я возьму с вас как за пятнадцатифутовый. Мне казалось, они есть, но, видать, распродали.
– Что ж, длиннее не короче.
– Как думаете, у Сент-Луиса в этом году есть шанс? – спросил Мак.
– Разве что все остальные вдруг перемрут.
Мак достал бумажный пакет.
– Не нужен мне пакет, – отказался мистер Хендерсон.
– Ладно, тогда хорошего вам дня.
Старик хлопнул дверью, колокольчик на двери оглушил Мака. Он начал вешать удлинители на крючки, пытаясь подсчитать, сколько может быть лет мистеру Хендерсону. Он ведь дружил еще с бабушкой Мака, а было это, значит, чуть ли не восемьдесят лет назад… И тут Мак вспомнил про Норму и побежал к телефону:
– Дорогая, ты еще ждешь?
– Да. Жду.
– Прости. Ну, что случилось?
Норма явно старалась взять себя в руки. После беременной, сильно раздавшейся паузы родила:
– Я сделала прическу.
Мак сел на табурет за конторкой. Сегодня у нее была назначена укладка у Тот Хутен. Он знал, чем это грозит.
– Ни слова, Мак, я не хочу ни слова слышать о моей прическе. Если придешь и что-нибудь скажешь, лучше не приходи.
– Не скажу. Что она натворила на сей раз?
– Я и так донельзя расстроена, без твоих подколок.
– Норма! Я ничего не говорил. Я тебя даже не видел.
– Пообещай. Дай слово, что ничего не скажешь, а то я просто уйду ночевать в мотель «Ховард Джонсон», и этим все кончится.
– Хорошо, Норма, только успокойся.
– Я не шучу.
– Я ни слова не скажу.
– Я оставлю тебе обед на столе. И если собираешься отпускать шуточки, то не выйду из спальни.
– Норма, я ничего не скажу, довольна? Но хотя бы намекни. Что она сделала?
– Мы… э-э… попробовали кое-что новенькое.
