Фэнни Флэгг - Стоя под радугой
Дорогая мама,
Ты представить себе не можешь, сколько открыток, писем и тому подобного приходит мне по почте с тех пор, как ты объявила мой адрес по радио. Поблагодари, пожалуйста, всех – от меня и других ребят. Многие из них не получают писем и страшно радуются, читая мои, помогая мне есть все эти печенья, карамельки и пирожные, проделавшие долгий путь в Корею. В моей роте большинство ребят из больших городов. Наверное, меня сюда послали для того, чтобы я сильнее полюбил родной город. Так что передай папе, что я его люблю, и хлопни посильней дверью вместо меня, чтобы твои слушатели почувствовали, что я с ними.
С любовью,
твой сын,
рядовой 1-го класса Бобби Смит
Я тоже хочу поблагодарить вас за то, что пишете ему и шлете посылки. Знаете, не люблю впадать в сентиментальность, но все же скажу: мы все знаем, что он был трудным ребенком, помню, как орала на него – сиди спокойно, прекрати носиться, не хлопай дверью… Но сегодня я отдала бы миллион долларов, чтобы услышать, как он хлопнет дверью, или увидеть торт с полосой от его пальца по кремовому краю. Ох, если бы мы умели останавливать время… Кстати, о времени. Мои старые настенные часы говорят, что пора расходиться. Жду завтрашнего дня, когда мы снова встретимся. Вы для нас столько значите – каждый из вас. С вами были Соседка Дороти и Мама Смит. Хорошего вам дня.
К огромному разочарованию Дороти, в тот день, когда Бобби исполнилось восемнадцать, Монро отвез его в Поплар-Блаф, где ее сын записался в армию, бросив школу. Для всех это было сюрпризом, но что поделаешь. Вечером перед его отъездом Джимми вошел в комнату Бобби и протянул часы:
– Хочу, чтобы ты носил их, пока не вернешься, – ради меня.
Бобби был тронут и надел подарок.
– Спасибо, Джимми, буду хранить как зеницу ока.
– Утром мы не увидимся, так что удачи тебе там, дружище.
– Он же не на войну, – говорил Док жене. Но когда на следующий день в 10.45 увидел, как от аптеки отъезжает автобус с его сыном, испугался, что больше его не увидит.
Отпустив миссис Уотли таблетки для щитовидной железы, Док на пару минут вышел с черного хода во двор и прислонился к стене. Сияло солнце, и было слышно, как на футбольной площадке репетирует школьный оркестр – словно на дворе обычный осенний день.
Зимняя сказка, март 1953
Очутившись в Корее, Бобби чувствовал себя будто запертым в инсталляции, которую под Рождество выставляли в большой витрине универмага «Морган бразерз». Только в этой зимней сказке ожили уродливые, коричневые, скрежещущие танки, люди с автоматами и медсестры, что таскали на носилках раненых, мертвых или умирающих солдат. Белый снег окрасили кровавые пятна, там и сям валялись оторванные руки и ноги, в двадцати футах от него были сложены трупы. Взрыв превратил дерево в кучу перемолотых веток. Если он выберется отсюда живым, то вряд ли еще когда-нибудь захочет видеть снег.
Но с каждым часом шансы выбраться таяли. Рота попала в окружение.
Ночью это случилось. Они услышали танки корейцев с юга, и с севера подходили еще. В живых осталось всего четырнадцать человек. Связь они потеряли несколько дней назад и жались друг к другу в наспех вырытом вчера окопе. Неделю назад на смену должна была прийти другая рота, но их оттеснили далеко за линию фронта и теперь, наверное, не могут найти. В жестоком бою они потеряли большую часть своих мешков с неприкосновенным запасом и не имели представления, где американцы.
Все было холодным и белым. Видимость не дальше фута. Когда не шел снег, опускался белый туман. Такая странная, обернутая в вату, сюрреалистическая война. Трещали автоматные очереди – мягко, приглушенно, и все же было понятно, что они несут смерть. Нелепым казалось испытывать смертельный страх посреди такого ласкового, белого мира. Так странно – покрываться потом в снежную пургу. Временами вдали слышались голоса – кого звали, их или друг друга, неизвестно. Большинство солдат, включая Бобби, выросли в кинотеатрах, под фильмы о Второй мировой, и резкие, пронзительные звуки восточного языка, походившего на японский, разбудили в их сердцах страх двенадцатилетних подростков. Но здесь не кино. А их сержанта зовут не Джон Уэйн. Это двадцатидвухлетний парень из Эйкрона, штат Огайо, год назад женившийся. Скоро у них все кончилось: продукты, боеприпасы – буквально все. Они не могли подать сигнал своим, не обнаружив себя для вражеской артиллерии. Они оказались в ловушке. Шевельнешься – смерть, не шевельнешься – тоже смерть.
Потом, около часа дня, Бобби вдруг сказал парню рядом:
– А, к черту. Пойду найду их.
Отдал ружье, перелез через край канавы и исчез. Он знал: высунешь голову – отстрелят, потому полз. Продвигаясь по-пластунски в снегу, он вдруг вспомнил слова Джимми, сказанные ему много лет назад в кафе «Троллейбус», перед конкурсом жвачных пузырей: «Не гляди ни вправо, ни влево. Сконцентрируйся. Не допускай внутреннего волнения, смотри прямо перед собой». Он повторял их про себя, вспоминая тот день, и пузырь, который надул, и аплодисменты… «Не волнуйся. Сконцентрируйся. Спокойствие и уверенность».
Пока он полз вперед дюйм за дюймом – ради своей жизни и висящей на волоске жизни ребят, – в тысячах миль от него в Элмвуд-Спрингсе его выпускной класс был озабочен другими нелегкими вопросами: кому отдать голос в конкурсе «Кто есть кто», какого цвета камушек заказать в кольцо и кого пригласить на бал. Его лучший друг Монро пил вишневую колу в аптеке со своей девушкой Пегги и расспрашивал Дока, нет ли вестей от Бобби.
Через двадцать восемь часов он прополз в шести футах от мертвеца и в двадцати футах от пулеметного гнезда, где спали трое солдат из Северной Кореи. Но не увидел их. Взобравшись на холм, он встал во весь рост и побежал. Он бежал, падал и снова бежал, пока кто-то не услышал, как он орет во весь голос: «Хай-йо, Сильвер, прочь!»[22] Американцы нервничали и были готовы стрелять во все, что движется, но поняли, что это не кореец, и отыскали его. Он плохо соображал и не понимал, почему кричал, но это его спасло.
К тому моменту, как он смог довести американцев до своей роты, шестеро замерзли до смерти, но остальных удалось спасти. Он отказался от медали и никогда не рассказывал о том, что сделал. Как он объяснил мэру: «Ничего смелого в моем поступке не было. Я просто очень боялся остаться там и умереть».
Чудом уцелевший
После армии Бобби был счастлив оказаться дома, но вернулся он совершенно другим человеком. Он был тихим, задумчивым и, похоже, потерял прежний вкус к жизни. Хотя родители ничего не говорили, они беспокоились. Он не выказывал никакого желания встречаться с девушками, видеться со старыми друзьями. Пока его не было, Монро женился на Пегги и работал у отца на складе шин. Несколько раз они ездили на рыбалку и на боулинг, но в основном Бобби сидел дома или ходил в кафе поболтать с Джимми.
Через несколько месяцев Дороти по-настоящему заволновалась. А вдруг он так и не станет прежним, вдруг так и не найдет себе девушку. Она думала, что если он влюбится, то это поможет. Она не знала, что ее сын и так безнадежно влюблен – со школы и до сих пор. У Бобби всегда было неуемное воображение. Может, оттого, что фильмов пересмотрел в детстве. Рыцари в сияющих доспехах, дамы в печали, «и жили они счастливо до конца своих дней»… Идиллические картины постоянно маячили у него перед глазами. Девочки всегда увлекали его, но в тот год нагрянула такая захватывающая и болезненная любовь, что едва не прикончила его. Она пожирала его, как огонь. Она была его первой мыслью, когда он просыпался, и последней, когда он засыпал. И это не было простым увлечением. Это было настоящее чувство, страсть, почти болезнь. Когда она улыбалась ему или заговаривала, он жил этим неделю. Он был долговязый, неуклюжий, прыщавый пацан, а она – взрослая женщина двадцати восьми лет. Он не мог никому рассказать о своих чувствах, даже Монро, и страдал молча. Ее малейшее движение могло вознести его до небес или повергнуть в глубины ада, и порой это случалось в один день.
Мисс Анна Хэтчер, учитель драмы с красивым голосом и нежными карими глазами… Мисс Анна Хэтчер, разбившая ему сердце, когда в начале его предпоследнего класса обручилась с Хью Спэрроу, учителем по гражданскому праву у старшеклассников. Спэрроу был престарелым вдовцом с двумя детьми. Бобби в том году подрабатывал в кинотеатре билетером, они пару раз приходили в кино, и он провожал их до места. Глядя, как этот пузатый, лысеющий мужик идет перед ней по проходу, Бобби морщился, и его едва не стошнило от отвращения, когда негодяй обнял ее пониже спины, будто она уже его собственность. Ох как Бобби его ненавидел. Ему было ясно, что Спэрроу не понимает, насколько она чудесная. Что ей нет равных. Он просто не мог любить ее так, как Бобби. Спэрроу нужна была мать для его детей. Бобби представлял, как приходит к ней в дом, признается в любви и просит ее руки. Представлял, как вызывает учителя по гражданским правам на дуэль и убивает. Но ни того ни другого он не сделал. Вместо этого в день восемнадцатилетия он записался в армию. Лишь бы оказаться подальше в день их свадьбы. Он думал о ней всю войну. А теперь, когда оказался дома, безумная, сжигающая любовь напоминала о себе лишь тупой болью в желудке, когда он ее видел или слышал ее имя.
