Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)
Медведев глянул на часы: до звонка на кладбище уйма времени. Как разговаривать? О чем? Оправдываться? Расспрашивать о вчерашнем?
— У нас сейчас семинар по европейской литературе и философии переходного периода, — брякнул Медведев. — Я случайно заскочил. За тезисами. Закончится часа через два. Я тебе перезвоню…
— Ну-ну… — сказала Настя.
За окном хохотала Анатолия — Джордж показывал гимнастический трюк с использованием бутылки. Медведев задвинул раму.
— У вас все в порядке? — Медведев изображал торопливость, порыв к трибуне, нацеленность на доклад.
— У нас? — со значением переспросила Настя. — У нас-то все в порядке… Ладно, пока…
Медведев положил трубку, постоял у окна, хотел было плюнуть на диспут и сесть писать в дневник, но спустился на террасу.
— Каждый гражданин своей страны должен быть националистом! — возвещал Джордж. — Но национализм бывает агрессивный и конструктивный. Вот Ларс! — он показал на Ларса. — Он любит свою Швецию и хочет сделать ее лучше. Он никому не навязывает свою модель шведского социализма. Так, Ларс? Или Анатолия. — Джордж, как конферансье, плавно взмахнул рукой, представляя публике сестру-хозяйку. — Вы любите Грецию, Анатолия?
Анатолия, словно ее и впрямь вызвали на сцену, смущенно заулыбалась:
— Да, я люблю Грецию, люблю прекрасный Родос. — Она спрыгнула с парапета и оправила сзади брюки. — Но мне надо идти работать. Спасибо! — Она сделала компании ручкой и скрылась в дверях флигеля.
— Я не политик, — признался Ларс и посмотрел на Медведева. — Но мне интересно, что вы сейчас возводите в России? Социализм, капитализм? У вашего правительства есть чертежи?
— У нас нет правительства, — тихо признался Медведев. Он подумал, что пора бы позвонить Оксане, если она сама не звонит. Как она себя чувствует после вчерашнего?
— Но у вас есть президент, — напомнил Ларс. — Странный господин, но он — ваш президент! Вы его избирали. Народ его понимает?
— Ларс, это долгий разговор, — мягко сказал Медведев. — Надо очень много водки и времени… — Он задумчиво почесал переносицу. — Я бывал в Швеции, это хорошая, уютная страна. Шведы — отличные парни. Шведский хоккей — класс! «Вольво», у меня была «вольво», — это класс! Пёр Лагерквист, Тувви Янсон — я издавал их — это класс!
— У нас не так все просто и хорошо. — Ларс налил себе водки и выпил. — Есть проблемы…
— А у кого их нет? Нет проблем только на кладбище… — Медведев подумал, что его проблемы сейчас именно там — найдутся Настины следы на снегу или нет…
Джордж обескуражено посмотрел на быстро пустеющую бутылку и подозрительно глянул на Ларса, закинувшего ножку на ножку. «Кто, в конце концов, опохмеляется? — прочитал Медведев на его румяном лице. — Или у шведов так принято — без тоста, в одиночку?»
— В Швеции много проблем, — озабоченно продолжал Ларс. — Например, экология. Очень много плохой рыбы — химия.
Медведев посидел, дослушивая рассуждения Ларса о ядовитой рыбе в Балтийском море, и поднялся: «Как себя чувствуете, Джордж?» — «Отлично! Никогда не чувствовал себя лучше! Готов к новым интересным делам!» — «Я мог бы и не спрашивать, вы отлично выглядите! Всем спасибо за компанию. До свидания!» — Медведев подхватил свое кресло и поклонился.
…Оксана радостно вопила из трубки: «Ты не представляешь, что сейчас было! Приходил Розалис, стоял в коридоре на коленях — я его дальше не пустила. Я ему высказала все, что о нем думаю…» Что думала Оксана о Розалисе, Медведев хорошо знал. Но Оксане хотелось передать разговор в лицах. Медведев выслушал его, мотая головой и тихо посмеиваясь. «Так и сказала: «Пошел на хрен со своими цветами»?» — «Так и сказала! А что ты думаешь, я с ним церемониться буду? Пнула эти паршивые цветы и закрыла дверь. Через пять минут выглянула — ни его, ни цветов. Забрал — наверное, жалко стало. Букет с ребенка ростом, представляешь? А ты чем занимался? Что-то голос грустный. Жене позвонил?» — «Нет. Попозже позвоню». — «Имей в виду, если она тебе не поверит, я билет в Афинах сдам и с тобой полечу. Я серьезно. Я виновата, я все и исправлю! Не хватало, чтобы у тебя из-за меня были проблемы. Я этого не допущу».
Они договорились созвониться чуть позднее, быть может, сходят прогуляться.
…Кладбищенский телефон ответил сразу, оказалось, что Борис Михайлович вышел на участок. Медведев не удержался — набрал номер сотового и услышал спокойный, приятный баритон: «Слушаю вас… А, это вы! Я как раз подхожу к захоронению. — Медведев слышал, как ритмично дышит идущий по снегу человек, слышал, как он шмыгает носом. — Алёпины, правильно? Так… Подхожу, смотрю… Да, похоже, вчера кто-то был. Женские следы, гвоздички стоят, скамейка от снега расчищена. Похоже, что вчера. Все? «Спасибо» не булькает. Пока».
Медведев положил трубку. Яркие солнечные лучи и ветерок безжалостно добивали клубы расплывшегося по комнате табачного дыма. Он осторожно взял с тумбочки образок Святой Блаженной Ксении Петербургской и чмокнул его.
…К телефону подошел сын.
— Привет, Родион. Позови быстренько маму.
— Сейчас…
— Настя?
— Слушаю тебя…
— Настя, я тебя люблю!
Молчание.
— Ты слышишь? Я тебя люблю, Настя.
— Ты за этим и звонишь?
— Да.
— А сестра где же?
— Я приеду и все объясню. Я люблю тебя!
— Можешь и сейчас объяснить… Сестра какая-то объявилась, — фыркнула Настя. — Что за сестра-то?
— Оказалась не сестра, просто из фамилии Медведичовских. Мы звонили ее маме в Чехию. Я люблю тебя…
— Это я уже слышала. А зачем ты ее в номер привел?
— Родовое древо смотрели… Сначала все сходилось, а потом разошлось. Я думал, я тебя потерял…
— Почему ты так подумал?
— Когда Родион сказал, что ты пошла на кладбище. Ты же не предупредила, что пойдешь… Я заревновал, закручинился, думал, у тебя любовник завелся…
— А сейчас так не думаешь?
— Нет. Я позвонил на кладбище Боре, он сходил, посмотрел следы.
— Идиот… Сам неизвестно с кем время проводит, а меня проверяет. Самый настоящий идиот…
— А чего ты вдруг подхватилась?
— А что, я не имею права к сестре на кладбище съездить? С тобой должна согласовывать?
— Не предупредила, я и заволновался…. Чего ты пошла-то?
— Сон приснился, я и пошла. Потом в Никольскую зашла, службу отстояла. За тебя, дурачка, молилась, чтобы вернулся живой-здоровый… А он с какими-то самозваными сестрами время проводит…
— Я люблю тебя, Настя… Приеду, все расскажу…
Глава 10
…декабря, понедельник, остров Родос.
Сегодня ездили на микроавтобусе в древний городок Линдос. Он стоит на берегу бухты, в которой в 43-году апостол Павел высадился с проповедью христианства.
Спирос, возглавлявший нашу поездку, сел на правах хозяина рядом с водителем, закурил и стал слушать греческую музыку из приемника. Лайла взяла с собой норвежскую подружку Марию с мужскими повадками, но добрыми карими глазами. Поначалу Мария была в черных очках и производила неприятное впечатление — узкое треугольное лицо, узкие губы, железное рукопожатие холодных пальцев, разведчица, да и только. Оказалось, велосипедистка, спортсменка и работник библиотеки норвежского консульства. Я сказал норвежской велосипедистке, что высоко ценю Гамсуна, в частности роман «Голод», а недавно ходили с женой на пьесу Ибсена «Призраки». Оксана села рядом со мной. Болтали о разном.
По дороге женщины заохали и попросили остановиться около красивого монастыря, лежащего в низинке от дороги. Белая колоколенка церкви утопала в зелени. Подъехали к воротам. Утреннее солнышко, тепло, гравийные дорожки, золотистые сосны, стриженые кусты, тишина, никого не видно.
Оксана юркнула в церквушку. Зашел и я. Резной деревянный иконостас шоколадного цвета. Прохладный полумрак. Оксана по-русски разговаривала со священником. Я поставил свечи и подошел к ним. Разговорились.
Отец Виктор — бывший русский моряк. По молодости влюбился в гречанку, сбежал в Афинах с корабля. Свадьба не состоялась — родители невесты были против, ушел в монастырь, дослужился до настоятеля церкви. Оксана попросила его продать ладан и елей, сказала, что живет в Чехии. Он послал хромоногого служку за ладаном. Мы вышли на улицу. Лайла и Мария нетерпеливо прохаживались у микроавтобуса с зачехленными фотоаппаратами — православная церковь не их конфессия. Спирос стоял рядом с водителем и зевал, не прикрывая рта. Джордж топтался рядом. Ларс с нами не поехал — он уже был в Линдосе.
Батюшка был широкоплеч, румян, космат, бородат, и опрятная черная ряса с серебряным крестом сидела на нем кителем. Он сказал, что плавал механиком в Черноморском пароходстве. Я сказал, что заканчивал Ленинградский институт водного транспорта. Батюшка посмотрел на меня с интересом:
