Видади Бабанлы - Когда молчит совесть
Не говоря ни слова, Вугар отстранил Нарын и быстрыми шагами направился в кабинет к профессору.
Гюнашли сидел в кабинете один. На тяжелом широком столе — колбы, змееобразные трубки, сосуды с жидкостью. Видно, профессор ставил опыт и сейчас напряженно следил за полученной реакцией. Услышав скрип отворившейся двери, он поднял голову, из-под очков в роговой оправе взглянул на неожиданного посетителя. Узнав своего любимого аспиранта, он приветливо улыбнулся:
— А, это ты! Заходи! — Не кладя пера, он протянул Вугару руку и кивком указал на стул. — Как отдыхалось?
Профессор казался совершенно спокойным, и это удивило Вугара. Он продолжал стоять.
— Спасибо, профессор, отдохнул хорошо.
— Вот и прекрасно! — Гюнашли снова склонился над столом, перелил из одной колбы в другую какую-то жидкость, взболтнул, долил что-то и снова начал взбалтывать. Поставив колбу на стол и продолжая неотрывно следить за реакцией, что-то записал на листке и только после этого распрямился и посмотрел на Вугара.
— По твоему виду не заметно, что хорошо отдохнул… Сколько дней пробыл в доме отдыха?
Так внимательно наблюдал за приборами, а вот ведь успел разглядеть, как он выглядит!
— Десять дней!
— Десять дней? Почему так мало?
Вугар ничего не понимал. «Посылает телеграмму, вызывает в институт и удивляется, что я вернулся раньше времени… Может, ничего не произошло и Нарын пошутила?»
Прерывистый, словно издалека, голос Гюнашли нарушил его размышления.
— Так, так… Какие еще новости?
Вугар понял, что профессор не хочет сейчас заводить серьезного разговора и отделывается ничего не значащими вопросами, чтобы не нарушить рабочего состояния. Затаив дыхание Вугар ждал.
Гюнашли долго работал молча, как будто Вугара и не было в кабинете. Наконец, откинувшись на спинку кресла, он ласковыми, усталыми глазами взглянул на него, словно увидел впервые. Минута — и усталость, как утренняя дремота, исчезла из взгляда.
— Так, значит, ты приехал! — Гюнашли снял очки и указательным пальцем протер уголки глаз. Взгляд менялся, становясь твердым, ясным и внимательным. Казалось, профессор возвращается откуда-то.
«Сейчас начнется главное…» — подумал Вугар и не ошибся.
— Ты, очевидно, уже в курсе дела… Проектный отдел… несколько запутался в твоей работе.
— Да, профессор, мне сказали. Но я не могу понять, в чем дело.
Встревоженный голос Вугара заставил профессора окончательно очнуться.
— Если говорить по правде, ничего серьезного! Наши враги изо всех сил стараются раздуть затруднения проектировщиков. Малейший недочет хотят использовать в свою пользу. Этого надо было ожидать.
— Какой недочет, профессор? К чему придираются проектировщики?
— В объяснении на имя директора пишут, что не согласны с некоторыми твоими выводами, что с технологической точки зрения вопрос, мол, обоснован недостаточно. Выход получается в малом количестве, отсюда незначительность экономической пользы продукции.
Вугар побелел. Он хорошо понимал, что это означает: проектный отдел возражает против испытания изобретения в заводских масштабах. То есть хотят доказать, что его работа как государственная проблема значения не имеет. У него дрожали колени, и, не ожидая дополнительного приглашения, Вугар опустился на стул.
— Что с тобой? Почему так побледнел?
Вугар молчал. Глядя на него, Гюнашли расхохотался.
— Не годится, молодой человек! Быстро складываете оружие… Это только начало! Основная борьба впереди. Открыть, изобрести — лишь первая и самая легкая часть работы. Как говорят музыканты, увертюра. Главное — умело и стойко защитить свою идею. А ты уже готов согнуть шею и сдаться! Да мало ли кому чинил препятствия проектный отдел? И они не безгрешны, могут ошибиться. Случилось такое. Но мы-то ведь тоже кое-что соображаем! Нас тоже знают, с нами считаются. В нужный момент выскажем свои соображения, представим доказательства. А споры, возникающие в процессе работы, никогда никому не мешают. Споры — великий двигатель!
Вугар продолжал смотреть растерянно и смущенно. Профессор заговорил еще мягче:
— Не падай духом! В научном мире это обычное явление. Отправляйся домой, возьми стакан крепкого чая, поставь рядом с собой и спокойно просмотри еще раз итоги испытаний и опытов. Ты отдохнул, на свежую голову все станет яснее. Если закралась ошибка, сразу обнаружишь!
Гюнашли помолчал и добавил уже официально:
— Вопрос будет рассматриваться в понедельник на расширенном заседании ученого совета. Дожидались твоего возвращения. Главное сейчас хладнокровие. Вполне возможно, что документ, представленный в проектный отдел, содержит ряд упущений. Проверь и результаты сообщи мне. Итак, хладнокровие и еще раз хладнокровие! Понятно?
Выйдя из кабинета, Вугар почувствовал облегчение. Тревога улеглась, сердце билось спокойно и ровно. Только щеки горели, стыдно было за свое поведение. Какое малодушие! Разве не мог он допустить ошибки? Жара, усталость, бессонные ночи в лаборатории — все это не могло не сказаться на работе. Обыкновенная техническая ошибка…
Забрав в лаборатории всю документацию, он отправился домой, намереваясь немедленно приняться за работу. Уже на улице вспомнил, что часть необходимых бумаг Исмет перевез на новую квартиру. Самоуправство брата взбесило Вугара, и он поспешно вернулся в институт. Гнев подгонял его, он быстро взбежал по лестнице. «Достанется тебе сейчас! — мысленно угрожал он Исмету. — Ну, берегись! Встал на моей дороге, как кусок в горле…»
В коридоре он столкнулся с Исметом и, не поздоровавшись, спросил:
— Куда отнес вещи?
— На новую квартиру! — надменно оглядев его, ответил Исмет.
— Зачем?
— А ты что, недоволен?
— Опекун нашелся! С каких пор стал таким заботливым?
— Всегда таким был! — вспылил Исмет.
А Вугар уже заговорил спокойно, не умел долго злиться. Шел сюда и думал, что не оставит от Исмета мокрого места…
— Что ты наделал, Исмет? Разве так можно? Увидел я маму Джаннат, испугался: лица на ней нет! Что она плохого нам сделала? Родная мать так не заботится о своих детях. Вот уже сколько лет, как нанятая, обстирывает нас, кормит. Хороша плата за ее любовь!
— А что мы такого сделали? — пренебрежительно спросил Исмет. — Сколько раз предлагали ей деньги за комнату, всегда отказывалась, брала только на еду. А мы чем виноваты?
— А тем виноваты, что обидели ее! Мало шрамов на ее сердце? Есть ли у нас право нанести еще одну рану? Бросить старуху — все равно что похоронить заживо. Мы сейчас у нее единственная опора, надежда! От чистой души называла она нас сыновьями…
— Мало как она назовет! Что ж, я впрямь стану ее сыном и до конца жизни останусь с ней? К чему мне такая обуза? И тебе тоже. Рано или поздно мы все равно уйдем от нее, какая разница — сегодня или завтра?
Вугар с упреком посмотрел на него:
— Интересно рассуждаешь! А я думаю иначе.
— Нельзя ли узнать, как именно? — Насмешливая улыбка скривила губы Исмета. — Уж не собираешься ли пойти к ней в сыновья?
— Угадал, собираюсь, — гордо ответил Вугар. — Не знаю, смогу ли хоть в малой степени заменить погибших детей, но сделаю все, чтобы ей не пришлось краснеть за меня!
— А ты, оказывается, рыцарь! — расхохотался Исмет. — Вот уж не ожидал!
— Не смейся! — спокойно ответил Вугар. — Это простая человечность, элементарная благодарность. И тебе советую: сейчас же идем к ней. Попросишь прощения за свою опрометчивость, и не сомневаюсь, что она от всего сердца простит тебя. И жизнь ее продлится по меньшей мере на десять лет.
— О нет! — Исмет решительно замахал руками. — Я не дурак, чтобы отказываться от хорошей, удобной квартиры и пренебречь заботами благороднейшей Мархамат-ханум! Вернуться в курятник без света и воздуха?!
Вугар хотел возразить, но что-то тяжелое ударилось о его грудь и со звоном упало на пол. Исмет швырнул ключ.
— Можешь отправляться и забрать свое барахло! Очень сожалею, что был твоим носильщиком! — крикнул он.
Не сказав ни слова, Вугар нагнулся и поднял ключ.
Глава двенадцатая
Исмет как на крыльях вылетел из института. Надо немедленно рассказать обо всем Мархамат-ханум! Отказ Вугара перебраться на новую квартиру обрадовал Исмета. Наконец-то Мархамат-ханум переменит к нему свое отношение. А мириться с Вугаром он не станет. Настал момент — он сведет счеты с молочным братом!
Он хорошо знал, что у Вугара слова не расходятся с делом, ложь, двуличие чужды ему. Если Вугар говорит, что Алагёз ему не нужна, значит, это правда. И хотя Исмет выслушивал его уверения с кривой физиономией, делая вид, что не верит, он был совершенно спокоен. Его раздражало и оскорбляло другое: Мархамат-ханум, становясь с каждым днем настойчивее в своей борьбе за Вугара, на Исмета не обращала никакого внимания. Исмет негодовал, бесился и без всяких к тому оснований переносил злобу и ненависть на Вугара. «Чем он лучше меня? — Злился Исмет. — Почему Мархамат и Алагёз не желают замечать меня?»
